Измена. Простить, отпустить, отомстить? (СИ) - Шевцова Каролина

- Нет, можем нанять для этого специального человека. Продавца корсетов, к примеру. Кстати, сколько стоил этот шедевр?

- Не дороже денег.

- Моих денег, как я понимаю. Так сколько?

- Мне сделали скидку, - она отвернулась и посмотрела куда-то поверх меня, - так что комплект вышел мне всего в тридцать пять тысяч.

- Сколько?!

- Ты попрекаешь меня деньгами? – Женя воинственно выдвинула подбородок вперед.

- Нет, пока я просто охреневаю, как можно спустить такую сумму на такую херню. Ответ: легко. Особенно, если деньги зарабатывала не ты!

- То есть теперь я мало зарабатываю?

- Теперь? А что, когда-то ты зарабатывала много? Наверное, это было так давно, что я успел подзабыть.

- Попрекать женщину деньгами, это грязно, - Женя всхлипнула и прижала ладони к пылающим щекам. Она тяжело дышала, но из-за корсета ее грудь даже не двигалась с места, замерла в одной точке как прибитая. Несколько секунд Евгения приходила в себя, или просто искала нужные слова, потому что вскоре глаза ее вспыхнули и зажглись мстительным блеском: - Я не буду наносить на волосы эту сыворотку! Лысей себе дальше!

Ооо. Как Болезненно (нет). Когда Женечка только училась отвечать беззубым обидчикам во дворе, мы с Настей защищали черный пояс по семейным скандалам и оттачивали собственные зубы до состояния акульих. Так что девочка, ты ничего не знаешь, о «грязной игре».

Я хищно улыбнулся, брови против воли изогнулись вверх, делая мое лицо пугающим. Я часто пользовался такой маской на планерке, когда нужно было разнести оборзевших санитарок и вот, надел для Жени. У нас с ней премьера, так сказать.

- Это очень обидно слышать, ведь мы с тобой команда. Настя вот всегда мне помогла.

Шах и мат, девочка. Учись, пока живой.

В комнате стало так тихо, что я мог слышать, как тараканы бегают под полом. Как расплачиваются внизу на кассе в Пятерочке за хлеб, а за три квартала от дома чей-то ребенок уронил мяч. А потом Женя прошипела:

- Не смей сравнивать меня с этой женщиной. Она старая, некрасивая, хабалистая…

- И она моя жена.

Что ж, с вкусной едой и женщиной вышла осечка, а вот беседа… беседа становилась интересной.

Я видел, как лицо Жени постепенно покрывается алыми пятнами. Сначала розовели небольшие участки кожи, но понемногу она вся стала походить на маленький, захиревший без солнца и поливки помидорчик. Такая она нравилась мне даже больше.

- Она твоя жена! А я тогда кто? Кто я тебе?! – Изо всех сил прокричала Женечка.

Меня забавляла эта истерика. Я уже чувствовал, как адреналин разгоняет кровь по венам, как зудят в предвкушении работы нервы, как тело наливается силой, а думать становится быстро и легко. Сейчас будет очень хорошая ссора, после которой меня ждет не менее шикарное примирение.

Так я думал до тех пор, пока не услышал за спиной пугающий голос.

- И правда, Аркадий. Кем тебе приходится эта очаровательная девушка, просвети старика…

Почувствовав неприятный холодок на коже и то, как затылок, шея и даже уши начинают краснеть, я обернулся – на пороге комнаты высилась долговязая фигура Савранского старшего.

Давид Ааронович в нашей семье величина постоянная, незыблемая. Как-то давно, лет пятнадцать назад мне привезли из Америки популярную книжонку в мягком переплете. Один журналист написал совершенно глупый, но продаваемый бестселлер про своего отца. Тот сквернословил, орал и всякий раз выдавал перлы, которые держали в напряжение и самого журналиста и его старших братьев.

Как сейчас помню, книга называлась «Пиздец!» - сказал отец.

Так вот, моему было не обязательно ругаться, чтобы все ходили у него по струнке. Достаточно одного слова, что уж, можно вообще не открывать рот, а просто изогнуть бровь вот так как сейчас и у меня, десятилетнего ребенка, начинало чесаться между лопаток.

Вот. Так. Как. Сейчас.

- Евгения, - по папиному голосу было не понять, в каком он настроении, и это превращало всю нашу жизнь в вечный ребус, - извините, что пришел к Вам дом вот так, без приглашения. Все-таки Вы здесь хозяйка.

Ничего незначащая фраза, но взгляд, которым отец пригвоздил Женечку к стене – о, от такого не скоро оправишься.

- Да что вы, - залепетала Женя, а потом опустила глаза вниз и покраснела: - Господи, я в таком виде! Дайте мне десять минут, Давид Ааронович, я должна переодеться, хорошо?

Отец только цокнул языком и вышел из нашей спальни. Я молча последовал за ним, ловя смутное ощущение дежавю. Все те же, все там же. Куда-то делась моя модная подсветка, а вместо нее освещение стало желтушно-болезненным, подсвечивая беспорядок на кухне. Стол, диван, отец и я. Не хватает дневника с двойкой и ремня в его руке. Хотя, судя по напряженной тишине в комнате, пороть меня все-таки будут.

Господи, какой бред, мне почти сорок, а я как маленький боюсь своего отца!

Усилием воли расправляю плечи и сажусь прямо напротив своего самого большого критика и самого недосягаемого образца для подражания. Ну что он мне сделает, в самом деле? Я его сын и имею право жить своей жизнью.

- Ты меня очень разочаровал, мой мальчик, - по голосу опять не разгадать, что на самом деле чувствует папа, будто он не человек, а механический робот.

- Дети часто разочаровывают своих родителей.

- Некоторые слишком часто, - бросил он вскользь и обратился к вошедшей Жене, - Евгения, вижу, вы готовили какой-то напиток? Угостите старика своим шедевром?

- Конечно! – расплылась в улыбке та.

И в следующую секунду я с ужасом наблюдаю, как моя женщина наливает буро-зеленое месиво в стакан отца. А ведь когда-то я имел наглость выговаривать Насте за то, что она накрыла для родственников скудный стол, или что жаркое в горшочках было жестковато. А теперь сижу и надеюсь, чтобы от этого смузи у Давида Аароновича не открылась диарея или не скакануло давление на нервной почве. Низко же я пал.

- Ммм, - отец облизал коричневые, будто измазанные глиной, губы, - свекольный. Люблю свеклу. Аркашина жена варит из запеченной свеклы изумительный борщ, не пробовали? – Бедная Женя только качнула головой. – Нет? Ну, как-нибудь попробуете, это фирменное Настино блюдо.

- Обязательно.

А вот Евгения еще пока не умела отключать эмоции как мой родитель. И голос ее выдавал слишком многое, гораздо больше, чем она бы сама хотела показать: непонимание, обиду, страх.

И как бы я не злился на Женю, как бы мы ни ругались, сейчас отец поступал низко. Савранские не разводятся, но любить то они могут?

- Думаю, Жене и мне неприятны эти сравнения с Настей. В следующий раз, когда ты придешь, заранее обговорив с нами время, мы сможем принять тебя, как полагается. С борщом, если уж ты так хочешь, и будет он не хуже, чем ты ел раньше. Сейчас же мы просто не ждали гостей.

С каждой фразой я чувствовал, как силы наполняют меня. С каждым словом голос мой звучал звонче и громче, а сам я выглядел увереннее. Или так мне просто казалось.

- Не уверен, что следующий раз будет, - отрезал отец.

- Отчего же?

- Не будет Жени, не будет этого дома, не будет вас. В смысле вас как пары и потому я вряд ли смогу зайти к вам на ужин. Даже заранее все обговорив. Посему, - он отсалютовал мне бокалом со смузи, - наслаждаюсь обществом твоей чудесной дамы, пока есть возможность.

Прозвучало это зловеще. Будто в следующую секунду отец достанет винтовку и приложит дуло к хорошенькой светлой головке в кудряшках.

И он бы мог. Точнее уверен, он мог бы достать контакты человека, который достал бы ту самую винтовку…

И потому я накрыл холодную девичью ладошку своей рукой, сжал дрожащие пальцы, надеясь, что это хоть немного успокоит Женю.

- Пап, когда мы с Настей женились, я, как и ты, был уверен, что это навсегда. Как у тебя с мамой, и у дедушки и у… Ну вот не вышло. Никто этого не ждал, но я могу обещать, что наш с Настей развод пройдет тихо, и не заденет никого из вас. Репутационные потери…

- В жопу репутационные потери, - перебил меня отец, и, отодвинув стакан с коктейлем, обратился к Жене, слишком резко сократив дистанцию с «Вы» на «ты»: - Готовишь ты конечно ужасно, но, надеюсь, на когнитивных способностях это не сказалось, и у тебя хватит мозгов, чтобы уйти. Я хочу поговорить с сыном с глазу на глаз.