Как упаковать любовь (СИ) - Редная Ирина

Глава 57. Анна

Лёша сразу почувствовал, что что-то не так. Я даже не успела до конца пролистать сообщения, как он уже смотрел на меня с тревогой — пристально, в упор. В его лице что-то изменилось, будто внутри него сработал тревожный звонок.

— Всё хорошо? — спросил он, подойдя ближе. — Что-то случилось?

Я машинально качнула головой и отмахнулась, как будто это могло прогнать клубок, что разрастался где-то между грудной клеткой и горлом. Но каждое новое «пик» телефона отзывалось внутри, как удар в солнечное сплетение. Я чувствовала, как всё то спокойствие, вся лёгкость и радость последних дней начинают осыпаться внутри.

— Нормально всё. — услышала я собственный голос и едва узнала его. Слишком легкомысленно, слишком бодро, словно я играла в кого-то другого. — Просто, пока были на даче, связь плохая была. Вот и навалились все уведомления разом. Ничего страшного.

Лёша не стал задавать лишних вопросов, но взгляд его говорил, что он мне не верит. Или верит — но только на поверхности. Потому что я видела, как он напряжён. Как в уголках его глаз появилась маленькая морщинка, как тень беспокойства.

И я поняла — он чувствует, что я снова строю стену. А мне невероятно не хотелось больше недомолвок и преград между нами.

Леша крепче сжал руль и чуть сбросил скорость, будто чувствовал — нужно дать мне немного воздуха. В салоне стояла плотная, вязкая тишина. Только шум покрышек по асфальту и тихое, ровное дыхание Полины на заднем сиденье. Она спала, уронив голову на плечо, сжимая в руках своего потрёпанного зайца. А у меня в руках пульсировал телефон — горячий, как будто от него шёл ток.

Оповещения сыпались одно за другим. Резкие, звенящие вибрации отдавались где-то в солнечном сплетении. Я смотрела на экран и будто каменела. Знакомая дрожь начинала внутри, та, что когда-то приходила от беспомощности. От стыда. От страха.

«Стерва».

«Пожалеешь, тварь».

Глава 58. Анна

— Алло? — сказала я, стараясь звучать спокойно. Как будто у меня не было чувства, что голову сжимает стальной обруч и руки не дрожат.

— Ага, жива, значит! — в трубке раздался взрывной, хрипловатый голос Дмитрия. — У тебя, блядь, телефон вообще для чего?! Я тебе все выходные звонил, писал!

Я поморщилась и чуть отстранила телефон от уха, потому что он буквально орал.

Леша тут же посмотрел на меня — на пару секунд оторвался от дороги, напряжённый, сдержанный. Я сделала ему знак, что всё под контролем и убавила громкость динамика. Конечно это была ложь. Ничего не было под контролем.

— Дмитрий, я отдыхала с ребёнком за городом, — начала я тихо. — Что ты хотел?

— Отдыхала она. Ты чё, совсем охренела?! Ты куда-то увезла ребенка без моего разрешения?! — перебил он. — Я хотел увидеть Полю! Я — её ОТЕЦ! Я тебе должен ещё напоминать, что у меня есть право общаться с дочкой?!

Каждое его слово было как пощечина. Не физический, конечно, но всё ещё болезненно и унизительно.

Где-то внутри у меня всё сжалось — я знала этот тон, этот накал, эти манипуляции. Эта манера говорить не пришла внезапно. Она был результатом многих лет, в которые я привыкала к тому, что вот так со мной могут говорить.

— Ты мог бы просто заранее сказать, когда хотел её увидеть, — старалась я удержать ровный голос. — Я бы ответила, если бы могла. Но у нас была плохая связь, и я правда…

— БЛЯДЬ, не выдумывай! Как только тебе что-то нужно — ты всегда «можешь»! А как мне с дочерью повидаться — ты сразу вся занята! Где ты шлялась, Аня, а? Перед каким-нибудь ухажером ноги раздвигала, пока дочку к телевизору посадила? Надеялась на лучшую жизнь?

Я замерла.

И, пожалуй, именно в этот момент что-то щёлкнуло. Гнев? Отвращение? Или, может, просто предел.

— Дмитрий, — медленно сказала я, чувствуя, как с каждой секундой голос становится всё тверже. — Я не позволю тебе так говорить со мной. Если ты хочешь обсуждать встречи с дочерью — давай по-человечески. Если ещё раз позволишь себе хамить или оскорблять меня, я передам это в органы опеки и своему юристу. Ты меня услышал?

На другом конце повисла тишина. Глухая, агрессивная.

А потом — смех. Противный, скользкий.

— Ты угрожаешь мне, Анечка? Ты? — его голос теперь был ниже, холоднее. — Ты забыла, кто из нас запросто может лишиться опеки как не благонадежный? Ты уверена, что хочешь напомнить соцслужбам про свою коморку и жизнь в коммуналке?

Я резко отключила звонок и сделала глубокий вдох, так словно тонула. Сердце билось где-то в горле.

— Аня, — Леша тихо произнёс моё имя, — Ты в порядке?

Я посмотрела на него, не в силах пока выдавить ни слова. Только молча кивнула, сжав пальцы в кулак.

И с каждым ударом сердца внутри всё громче звучала мысль:

Больше он не будет говорить со мной так. Никогда.

Лёша резко съехал на обочину, включил аварийку и остановился с такой точностью, будто знал заранее — мне не хватит и пары лишних секунд. Машина даже не успела полностью замереть, как я отстегнула ремень, распахнула дверь и меня вырвало.

Тело дрожало, руки вцепились в край двери, а волосы прилипли к щеке.

Лёша не стал задавать вопросов. Он просто молча вышел из машины, обошёл её и достал с заднего сидения бутылку воды и пачку салфеток.

Я сидела с закрытыми глазами, дыхание сбивалось, в голове звенело. А потом откинулась спиной на сидение, обняв себя за плечи.

— Прости, — выдохнула я, еле слышно. — Я…

— Не извиняйся, — перебил Леша так же тихо. — Всё нормально. Просто посиди. Я рядом.

Я кивнула, не поднимая взгляда. Меня разрывало изнутри от стыда — перед ним, перед собой, перед этой картиной, в которой я выглядела слабой, беспомощной, на грани. Мне казалось, что я словно треснула по швам и теперь разваливаюсь прямо у него на глазах.

Но от нервов и этой проклятой пустоты внутри не было даже сил ни собраться и успокоить дыхание, ни тем более привести себя в порядок.

Я пошарила по бардачку и наконец нащупала упаковку влажных салфеток. Вытерла лицо — быстро, неловко.

Затем снова наклонилась к двери, вылила в ладонь немного воды из бутылки и ополоснула лицо. Холодная струйка потекла по шее, взбодрив. Хвала водостойкой туши, которую я почти всегда использовала — хотя бы на панду не была похожа.

— Лучше? — тихо спросил Лёша.

Я кивнула ещё раз.

Машины мчались мимо по трассе, оставляя за собой шлейф шума и вибраций, а я смотрела в окно на лес, что шел полосой вдоль обочины. Тонкие берёзы, густые ели, слегка качающиеся от ветра — в этой зелени было что-то спокойное, даже утешающее.

— Я… немного слышал ваш разговор, — тихо, осторожно произнёс Лёша.

Я слабо улыбнулась. Вряд ли можно было не услышать. Голос Дмитрия разносился по салону так, будто он сидел прямо здесь, рядом.

— Могу я спросить кое-что? — добавил он.

Я только махнула рукой, мол, спрашивай. Сил всё равно было немного — и прятаться за стеной молчания сейчас казалось ещё более утомительным.

— Вы с ним… при разводе не устанавливали график встреч с дочкой?

Я хмыкнула, но это был не смех. Скорее — короткий сдавленный всхлип, завуалированный под иронию.

— А мы ещё не разведены, — прошептала я, стараясь не сорваться.

— В смысле?.. — Лёша нахмурился, чуть повернув голову.

— Я подавала документы. Но он был против. А раз у нас ребёнок — всё теперь только через суд. И он… — я глубоко вдохнула, — Он просто затягивает это как может. То «не может прийти», то «не тот пакет документов», то «болен»… У него каждый раз какая-то новая причина. Иногда мне кажется, он кого-то подключил — я не знаю. Может, доплачивает кому-то, может просто знает, как давить.