Метель (СИ) - "Asti Brams"

Отец громко откашливается и опрокидывает в себя новый бокал.

— Да и это даже не суть, к чертям бы все собачьим… С чего ты вообще взял, что у вас что-то могло получиться? — спрашивает, уже не сдерживая эмоций. — Рано или поздно любая страсть заканчивается и вот тогдаааа… ты в полной мере ощутил бы, мой дорогой мальчик, всю прелесть своей любви, которой уже не прикрыть бездонную пропасть между вами!

Я не знаю, почему до сих пор стою и слушаю его. До чего хочу докопаться?! Что услышать между строк?..

— Только понял бы ты это слишком поздно! Понял, насколько она далека от тебя.

Потому что ни в чем у вас нет пересечений, кроме той самой страсти. Ни в воспитании, ни в интересах, ни в состоятельности… Ни в чем! Она даже не нашей религии! Ты об этом вообще задумывался хоть раз?! Насколько ей чужд наш менталитет?

На несколько мгновений в воздухе замирает звенящая тишина.

— Нашей религии… — повторяю эхом, пристально глядя на отца, что в тот же миг осекся. — До сих пор ты закрывал глаза на то, что я не отношусь к нашей религии. А здесь, выходит, уже давно все решил за меня.

Он кривит губы и небрежно отмахнувшись, качает головой.

— Твоя мать слишком долго растила тебя по своему укладу. Тут уже ничего не сделаешь…

— А может это ты слишком поздно пришел в мою жизнь?! — обрываю я его и начинаю приближаться, а сердце так и щемит от старых ран. — Она — достойнейшая душа, и ты должен благодарить ее, за то, что родила и растила меня, пока тебе было плевать! Или ты решил, что я забыл? Думаешь — такое вообще возможно забыть?! Затереть пол куска своей жизни и делать вид, что ничего не было! Но я все равно старался… Старался, как мог! Хотел быть достойным сыном своего отца, который одумался, взял опеку и поднял меня на ноги.

Наши взгляды, полные бетонной тяжести, замерли в непрерывном контакте.

— Я многое тебе простил. Ты даже не представляешь сколько! Только одного не прощу никогда, — голос срывается, а глаза начинает жечь как от близкого пламени. —

Ты спокойно дал ей умереть. Палец о палец не ударил, чтобы помочь, когда она выла от боли! Когда столько времени мучилась, не в силах найти помощи. Хотя у тебя были ТАКИЕ возможности!

Он смотрел на меня в хмурой растерянности. Да. Самое время для откровений.

Чтобы больше ничего не осталось. Одни руины.

— И ты столько лет держал это в себе?.. — неожиданно спрашивает, заглядывая мне в глаза. — Но ты ведь ничего не знаешь, Самрат! Неужели решил, что зная ее беду, я не попытался помочь?!

Я не воспринял его слова. Сейчас можно сказать все, что угодно! Но за одно мгновение не выбить из души бетонную стену многолетней обиды.

— Послушай меня, — упрямо пытается он добиться моего внимания. — Разве ты не помнишь, когда я тебя забрал? Не помнишь, почему все время ты разговаривал с ней по телефону?! Потому что не дома она была, а лечилась в лучшей клинике страны! Да только врачи уже ничем не могли помочь… У нее был безнадежный случай, сынок! Так что… ты напрасно хранил этот камень в своей душе.

Некоторое время внутри происходила такая борьба, что я не мог никак отреагировать на все, что услышал. Ведь это должно было принести мне облегчение! Но оказалось — этого недостаточно…

— Я рад, что ошибался, — выдавливаю, наконец, но слова звучат лукаво. — Только скажи мне кое-что… Если бы мама не позвонила тебе тогда, появился бы ты вообще в моей жизни?

Это был вопрос без открытых претензий и заданный абсолютно мирным тоном. Но отец задумался. На доли секунды, прежде чем уверенно ответил:

— Да. Это случилось бы. Еще до ее звонка я думал об этом.

Не сводя с него глаз, я кивнул, подтверждая собственные догадки.

— А если бы Айжан родила тебе сына, — бью следом неожиданным вопросом. — Ты бы задумался об этом?

Я улавливаю как он делает вдох вот-вот собираясь ответить, но… с его губ так и не срывается ни слова. Нет, я верил, что отец действительно задумывался обо мне.

Спустя четырнадцать лет и три дочери. Но мне было чертовски жаль, что в этом я не ошибся. И этот камень ему никогда не вытаранить из моей души.

— На этом и закончим, — говорю хрипло, даже обессилено и оправив, куртку, иду на выход.

— Ты совершаешь большую ошибку! — бросает он мне вслед. — Ставишь себя выше всего, это недопустимо!..

Но я даже не оборачиваюсь, и в следующую секунду решительно захлопываю между нами последнюю дверь.

АНЯ

Резкий грохот раздался в квартире и грубо выдрал мое сознание из густого дрема.

Даже сердце подскочило в груди от неожиданного пробуждения. Я распахнула глаза и устремила сонный взгляд в сторону коридора. В комнате царила полутьма из-за плотных штор, что наглухо перекрывали дневной свет, поэтому сложно было определить время суток. Впрочем, счет дням я тоже потеряла…

Очень скоро грохот повторился снова. А точнее настойчивый стук в дверь. И как только я это поняла, вместо того, чтобы как-то адекватно отреагировать, лишь недовольно прикрыла глаза и отвернулась.

— Никого нет дома… — прохрипела сама себе и закрыла голову подушкой, когда в дверь снова начали долбить.

И я могла бы так еще долго игнорировать нежданных гостей, если бы в какой-то момент до меня не донесся голос.

— Аня, открой! Мы знаем, что ты здесь!

Я даже убрала подушку, пытаясь раскачать вялые мыслительные процессы и понять — не показалось ли мне?..

— Я все равно зайду, даже если мне придется выломать эту чертову дверь! — раздалось грозное предупреждение и мое лицо впервые за последние дни отразило хоть какие-то эмоции.

Ну, ничего себе!..

Я действительно опешила, узнав в обладателе этого поставленного сопрано — маму! Но это удивление слишком быстро потерялось под толстым слоем апатии и пофигизма. Так что я снова нащупала подушку и упрямо зажмурилась, пытаясь обратно погрузиться в свое забвение. Скорее… Пока боль не начала меня жрать! Пока воспоминания не разлились ядом в воспаленном сознании, чтобы медленно травить меня!

Я не знаю, сколько дней уже прошло. Сколько времени я так лежала, выпадая из жизни, и бесконечно теряясь где-то между сном и явью. Я не ела. Не мылась.

Вставала только, чтобы справить нужду и не умереть от жажды. В остальном — мое тело ни в чем не нуждалось…

Я понимала, что это ненормально. Это был медленный путь к тому, что должно было меня пугать. Но пока была не в силах справиться со своей губительной болезнью. Да и не хотела…

— В общем, так, — снова услышала я строгий голос и недовольно поморщилась. — Я считаю до трех. И если ты не откроешь, вызываю МЧС!

Господи, да что на нее нашло?! Разве не ясно, что я не хочу никого видеть? Внутри даже начало просыпаться что-то от этой наглости. Разгонять кровь и расшевеливать мои нервные окончания.

— РАЗ! — прозвучало как выстрел и гнев жгучей вспышкой разнесся в груди.

Да, бл^ть! Ну что за детский сад?!

— ДВА! — последовало многообещающее и я не выдержала.

Остервенело, отбросила скомканное одеяло и встала с кровати. Резкое головокружение застало меня врасплох и дезориентировало, но я упрямо заставляла себя переставлять ноги в направлении коридора. Сама напросилась!

Сейчас я готова была на все, лишь бы меня оставили в покое! Даже на грубость…

Добравшись до двери, я прокрутила защелку и распахнула ее, не заботясь о том, что одета в одну помятую ночнушку. Но вместо того, чтобы воплотить в реальность свои грандиозные планы, в первую же секунду растерянно застыла, столкнувшись со взглядом серых глаз.

— Господи, Боже мой… — выдохнула мама и то, что отразилось на ее лице мне не понравилось.

Даже мороз по коже прошел, когда она закрыла рот рукой, не в силах оторвать от меня взгляда. В следующую секунду я заметила Евгения, что стоял немного дальше и, наконец, прикрылась руками, стыдливо опустив голову. Его взгляд был более сдержанным, но на эмоции ничуть не легче и это окончательно сбило весь мой боевой запал.

— Что вы здесь делаете? — спросила осипшим голосом, чувствуя себя крайне неуютно.