Метель (СИ) - "Asti Brams"

Мне не ответили. И эта странная тишина напрягла еще больше.

— Женя, постой здесь, — неожиданно выдавила мама и решительно зашла в квартиру, оттиснув меня внутрь.

Так же решительно она захлопнула дверь, и застыла лишь на несколько мгновений, напряженным взглядом оценивая обстановку квартиры. И судя по выражению лица увиденное ей явно не понравилось…

Неожиданно женщина скинула свою сумку прямо на пол, уверенно взяла меня за локоть и потянула в ближайшую комнату.

— ЭЙ… ты что делаешь? — начала я сопротивляться, но была настолько слаба, что могла лишь возмущенно лепетать.

Первым делом она распахнула шторы. Затем, не обращая внимания на мое недовольство, ухватила за плечи и куда-то целенаправленно потолкала.

— Хватит! Пусти меня!.. Ты что себе позво…

Слова оборвались. Потому что взгляд, полный хмурого возмущения, застыл на отражении. Моем отражении. И от увиденного внутренности передернуло болезненным током… Нездоровый цвет кожи, волосы спутанные, грязные, глаза мертвые, с темными кругами от неспокойных ночей, осунувшаяся фигура и бесцветные, сухие губы.

Господи, что это?.. Что от меня осталось? Какое-то беспомощное, безликое существо!

Жуткое осознание обжигающим всплеском разошлось в груди из-за того, во что я превратилась… Это был шок. Особенно, когда я увидела застывшие слезы в чужих глазах.

— Аня… — голос мамы сорвался, но в следующую секунду приобрел стальные ноты:

— Что произошло? Что он сделал?!

Сердце заколотилось под гнетом накативших эмоций, и грудь заходила от частого дыхания. Пряча взгляд, я вывернулась из ее рук и неловко отступила на несколько шагов.

Нет… Я не была готова. Не сейчас!..

— Ничего не произошло, — ответила, напряженно изучая ворс своего ковра. —

Просто… я заболела. Это пройдет… Я справлюсь.

Я, наконец, нашла в себе смелость, чтобы взглянуть на нее, но встретившись с ледяным недоверием, пропустила в груди вспышку раздражения. Почему мне так стыдно и неудобно перед ней? Какая разница вообще?.. Почему эта женщина решила, что имеет право вмешиваться?! Это только мое дело!

— Хорошо, — уступчиво отозвалась она, пытаясь подойти ближе. — Давай мы присядем и спокойно поговорим…

— Перестань, — перебила я, осадив ее осуждающим взглядом. Я же не ребенок и не душевнобольная! — Со мной все в порядке.

— Нет, — неожиданно отрезала она. — Ничего не в порядке, Аня! Я знаю, что с тобой происходит. Я тоже проходила через это!

Мой упрямый взгляд устремился в сторону.

— Я не хочу об этом говорить. — отчеканила неотступно и холодно.

— Тебе просто жизненно необходимо об этом говорить, — возразила она непреклонным тоном. — Потому что ты не справляешься. А пока только заживо хоронишь себя!

Эти слова со звоном застряли в моих ушах, и я наградила ее хлестким, враждебным взглядом.

— Не надо… не лезь, — предупредила вкрадчиво, сложив руки на груди, будто пытаясь всячески отгородиться. — Я сама в состоянии позаботиться о себе… Всю жизнь заботилась и сейчас как-нибудь обойдусь без советов!

Осадив маму негодующим взглядом, я попыталась обойти ее, но она неожиданно шагнула мне в такт, тем самым перегородив путь. На моем лице пронеслось предостерегающее выражение, прежде чем я сделала еще попытку, но женщина даже не думала отступать. А в следующий момент и вовсе поймала меня в руки и порывисто прижала к себе.

В первые секунды, меня пробрал жгучий протест от этих чуждых объятий. Я начала изворачиваться, отталкивать ее, ругаться. Но она просто намертво вцепилась, не планируя отпускать!

В конце концов, нервы не выдержали… Плотину прорвало, и я провалилась в свою горечь с головой. Сдалась и начала обессилено рыдать, уткнувшись лбом в тонкое плечо. На что объятия мамы стали еще сильнее и увереннее. Мы так и осели на пол. Я — захлебываясь слезами, а она терпеливо успокаивая меня неспешными поглаживаниями.

— Шшш… — такое ласковое и теплое разносилось над моей макушкой. — Шшш… Я рядом. Ты больше не должна проходить все это одиночку.

Я не знаю, в какой момент ощутила перемены внутри себя. Что-то такое, что начало глушить мою боль. И с этим пришло четкое осознание: я не хочу, чтобы она отпускала меня! НЕ ХОЧУ. Мне тепло, мне хорошо в ее руках. Как, когда-то в детстве… когда она обнимала меня. Когда защищала от целого мира.

После эмоциональной бури, пришло облегчающее опустошение. Я уже не плакала.

Приняла внутреннее и внешнее как данность. Раскрылась и доверилась такому далекому и в то же время близкому человеку, что сидел рядом со мной до последнего всхлипа.

Мама оставила меня только для того, чтобы набрать ванну. Я слышала, что она сказала мужу. Что останется здесь со мной. И как ни странно, внутри даже мысли не возникло, чтобы возразить. Наоборот, затаилась горячая благодарность и обнадеживающее чувство. Теперь я очень боялась остаться одна. Я уже доверилась, и мне было просто жизненно необходимо ее присутствие!

Она сама отвела меня в ванную. Сама раздела и в тишине нарушаемой лишь всплесками воды, принялась намыливать мое измученное тело. Закатив рукава своей шелковой рубашки, мама потихоньку смывала с меня соль, грязь и негатив прошлых дней. Да с таким сосредоточенным видом, будто выполняла очень важную миссию. А я тем временем напряженно смотрела в одну точку, цепляясь за несвязные мысли, что каруселью проносились в моей голове. Думала обо всем и ни о чем.

В какой-то момент, в очередной раз, зацепившись за что-то в своей голове, я не спеша переместила взгляд на маму. Она не сразу перехватила мое напряженное внимание, но не стала отвлекаться от дела.

— Ты знаешь, кто мой отец? — спросила я хрипло и задумчиво.

Женские руки замерли, а серые глаза придирчиво просканировали выражение моего лица.

— Конечно, знаю, — кажется, в ее голосе проскользнул укор, и только тогда я поняла, насколько двусмысленно прозвучал мой вопрос.

Но слова назад не вернешь, а вот искра любопытства уже невольно загорелась внутри.

— А он… знает обо мне?..

На мгновение ее сосредоточенный взгляд устремился в пространство.

— Он не дожил до твоего рождения, — неохотно отозвалась мама, а у меня свинцовое замешательство пронеслось в груди.

— Что случилось?..

Вместо ответа, она вдруг стряхнула воду с рук и уверенно отстранилась от ванной.

Стянув полотенце, женщина терпеливо дождалась пока я встану и позволю себя укутать. Старательно вытирая мое тело, она продолжала упрямо сохранять молчание, а потому я не выдержала первой.

— Как его звали?

Неодобрительный взгляд задержался на моем лице, прежде чем из груди мамы вырвался нервный вздох.

— Миша, — отозвалась она коротко. — Романов Михаил.

Мне показалось, ее глаза накрыло теплой поволокой, и внутри невольно пронеслась мысль о том, что в своем сердце она хранила лишь теплые воспоминания об этом человеке.

— ТЫ… его любила? — спросила с таким же ненавязчивым интересом.

Это простодушие было не нарочно. Просто в моей голове всю жизнь хранился лишь размытый образ, к которому было сложно проникнуться душой. Сопоставить себя с человеком, которого никогда не видела даже на фото.

— Очень, — отозвалась мама, едва улыбнувшись. — Он был моим первым мужчиной.

Первым во всем. Но… я никогда не имела права на эту любовь.

В моих глазах пронеслось хмурое замешательство.

— Почему? — осторожно спросила.

— Потому что его работа с самого начала ставила крест на наших отношениях. На нашем будущем, — сообщила она со вздохом. — Он был телохранителем у очень влиятельного человека. И… из-за своей слепой влюбленности и молодости, я попросту недооценивала риск его работы.

Я думала, что она и сейчас замолчит. Но так как из ванной мы не спешили выходить, я терпеливо ждала продолжения ее откровения.

— В тот день я собиралась сказать ему о том, что беременна, — призналась она, отстраненно перебирая махровую ткань моего полотенца. — Боялась очень, думала разозлится. Но оказалось зря… Как позже выяснилось, он собирался сделать мне предложение. Его коллеги передали кольцо… Все, что у меня осталось от него.