Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon"

Отлично, завтра все будут думать, что я, наконец, дала Терехину! Начнутся дебильные шуточки, сплетни…

А, впрочем, не все ли равно? Ну, дала и дала. В конце концов, давно пора. Почему бы и не сегодня, тем более, что сам Сергей Эльдарович благословил?

Прокручивая в голове это его спокойное «Иди к своему мальчику», меня снова обжигает болью вперемешку со злостью.

И пойду! Ещё как пойду! А он пусть валит к своей гнусавой телке и подцепит какую-нибудь гонорею.

Злорадно усмехнувшись, стягиваю кроссовки и забираюсь в гостеприимно – распахнутую Ильёй палатку. После свежести и сырости горной ночи, тёплый, пряный запах марихуаны в дуэте с терпким мужским парфюмом кажется несколько навязчивым и вызывает головокружение. Мне требуется пара минут, чтобы снять куртку и привыкнуть к специфическому аромату.

-Ты под кайфом? – спрашиваю у Ильи прежде, чем забраться к нему в спальник.

Не то, чтобы я имела что-то против. Точнее, конечно же, я против наркотиков. Даже лёгких. Плотно сидящей на игле Яша Можайский – наглядный пример того, чем заканчивается баловство с травкой. Но мы с Ильей не в тех отношениях, чтобы я читала ему нотации. Просто хочу знать, насколько он не в себе, и не лучше ли мне держаться от него подальше.

-Немного. Это проблема? – тихо отзывается он, мгновенно напрягшись.

-Нет, если немного.

-Тебе не о чем беспокоиться. Я не злоупотребляю. Просто… дурацкий день вышел, - он усмехается невесело, а у меня от его иронии внутри что-то сжимается.

Я не хотела его обижать. Не хотела, чтобы он узнал о моих метания, и почувствовал себя униженным.

-Прости, ты, наверное, думаешь, что я какая-то ненормальная, - произношу глухо, только сейчас осознавая, что поступаю ничуть не лучше Долгова: тоже не думаю о чувствах другого человека в погоне за своими целями. Становится противно. Чувствую себя какой-то сукой, особенно, когда Илья, мягко улыбнувшись, философски замечает:

-У каждого из нас свои за*бы.

-Ты прав, но кажется, у меня их несколько больше, чем у других, - не могу не сыронизировать. Терёхин хмыкает.

-Надеюсь, ты не собираешься из-за них всю ночь топтаться в углу палатки? – подкалывает он, вызывая у меня невольную улыбку.

Атмосфера слегка разряжается, но мне все равно не по себе.

Правильно ли я поступаю, сближаясь с человеком, когда у меня чувства к другому?

Все во мне кричит: «нет, это ошибка». Но смогу ли я удержаться от гораздо большей ошибки, если останусь один на один со своими чувствами?

Вряд ли. Поэтому отбрасываю последние сомнения, и сняв толстовку, забираюсь к Илье в спальник. Несколько минут мы копошимся, устраиваясь поудобнее, пока не оказываемся лицом к лицу.

Помедлив, словно не в силах налюбоваться мной, Илья, наконец, выключает фонарик. Окутавшая нас, кромешная тьма обостряет ощущения. По щеке ласково проходиться тёплый ветерок дыхания, вызывая у меня какое-то ноющее чувство. С одной стороны, волнительно и любопытно, а с другой – невыносимо горько.

Не думать, не думать, не думать! – повторяю про себя, как мантру, когда Илья нежно скользит кончиками холодных пальцев по моей щеке.

-О чем думаешь? – спрашивает шепотом.

-Ни о чём. А ты? –отзываюсь также едва слышно. Несколько долгих минут он молчит, а потом делает странное признание:

-О том, что все проходит.

Он снова замолкает, но я чувствую, что будет продолжение. Замираю в ожидании, Илья не спеша скользит тыльной стороной ладони ниже, касается большим пальцем моих губ, обводит контур.

У меня перехватывает дыхание. Сглатываю тяжело и не дышу. Мне страшно и в тоже время хочется попробовать, проверить: вдруг вся эта моя любовь – не более, чем следствие первого, испытанного с мужчиной оргазма. Знаю, звучит, как бред, но ведь и такое бывает. Честно, я была бы рада оказаться в рядах девчонок, путающих горячий секс с глубокими чувствами. Но чутье подсказывает, так легко я не отделаюсь.

Сердце отчаянно колотится не в силах решиться на что-то. К счастью, Илья не торопит: касается деликатно, изучающе, невесомо.

-Знаешь… Не уверен, стоит ли рассказывать. Я никому никогда не говорил про это, но хочу, чтобы ты кое-что поняла, - нарушает он нашу уютную тишину. А я уже знаю: то, что он сейчас скажет, многое изменит.

Нужно ли мне это? Вряд ли. Но Илья продолжает:

-Два года назад я пережил огромную утрату. Умерла моя девушка. Она не из нашего круга, и не хотела, чтобы я афишировал наши отношения, поэтому никто не в курсе. Но я любил её, сколько себя помнил. Как увидел лет в шесть – так и пропал, - он усмехается своим воспоминаниям, а у меня слезы подступают к глазам, потому что догадываюсь, к чему он ведёт, и чувствую себя ещё больше сукой. – Мы с ней прошли классический путь от ненависти до любви. В четырнадцать начали встречаться. Следующие два года были самыми лучшими в моей жизни. Катя вдохновляла меня, поддерживала во всем, она была всем тем, чего мне, порой, не хватало: моей уверенностью, смелостью, волей… Именно благодаря ей я стал писать стихи и музыку, зарабатывать на этом. Когда её не стало, я просто потерялся. Сначала замкнулся в себе, неделями не выходил из дома, а потом, будто сорвался: пил безбожно, укуривался в хлам, трахался с кем попало – в общем, творил всякую херню… Родители даже хотели меня в рехаб уложить, но я и сам начал понимать, что моя жизнь катиться под откос. Кое - как взял себя в руки, но все равно все вокруг казалось бессмысленным и пустым. За два года я не написал ни одной строчки, и, наверное, снова бы сорвался, но тут появилась ты…

-Ильюш… - попыталась я прервать его, ибо это было слишком для меня. Я не хотела такой близости, не хотела ответственности и громких признаний, но он не позволил сбить себя с курса.

-Подожди, Насть. Я не дурак, все понимаю. Знаю, о чем ты думаешь. Знаю, что у тебя сейчас все сложно, и тебе очень плохо, как бы ты не старалась делать вид, что жизнь прекрасна.

-С чего ты взял?

-Перестань, - мягко просит он, словно неразумного ребенка. - Не нужно. Не передо мной. Я все вижу. Вижу, как ты претворяешься, как давишь из себя улыбки, интерес, хотя тебе ни черта не интересно…

- Прости. Мне казалось, у меня хорошо получается, - не видя больше смысла отнекиваться, признаюсь с горьким смешком, и чувствую какое-то нереальное облегчение от того, что хотя бы перед одним человеком можно снять маску.

-Хорошо, если не приглядываться.

-А ты, значит, пригляделся? – сглотнув слезы, спрашиваю тихо, вкладывая в этот вопрос гораздо больше смысла. И Илья улавливает его.

-Пригляделся, - помедлив, соглашается он, мне же от его завуалированного «люблю» становится так плохо и больно, что не могу сдержать слез.

Я будто, смотрю в зеркало и вижу собственное отражение. Вот только оно еще ждет, робко надеется, мечтает, и мне невыносима мысль причинить ему такую же боль, какую причинили мне, поэтому, всхлипнув, заключаю Сенино лицо в ладони и, коснувшись солеными губами его губ, выдыхаю:

-Зря пригляделся. Со мной будет сложно.

-Главное, что «будет», а остальное… Остальное я помогу забыть, - обещает он и медленно проводит языком по моим губам, слизывая с них соль.

И мне так хочется верить ему. Верить, что он поможет мне забыть, и что всё действительно проходит. Ведь, если даже такая чистая, пронесенная сквозь горе и страдания любовь прошла, то, наверное, и моя – грязная, неправильная пройдет. Ведь пройдет же?

Господи, ну, конечно, пройдет! Как же иначе?!

Вопрос только в том, нужно ли для этого время или другой человек? Впрочем, даже если бы мне сказали наверняка, я бы все равно пришла к Илье, ибо сейчас мне жизненно необходима капелька тепла и участия. Хочу почувствовать, что хотя бы кому-то в этом мире не все равно.

Знаю, это не те чувства, чтобы бросаться в чьи-то объятия, но… те самые у меня не к тому человеку. И что прикажите?

Риторический, конечно, вопрос, от которого я просто отмахиваюсь. Приоткрываю рот и кончиком языка осторожно касаюсь Сениного. Он замирает на долю секунды, а после тянется, чтобы углубить поцелуй, но я не позволяю.