Растворяюсь в тебе (ЛП) - Джессинжер Джей Ти

— Да. Это очень плохо. Но еще хуже то, что убийцей был родной отец девочки.

— О Боже. Как ужасно. Что случилось?

Его голос понижается, но в нем появляется ненависть.

— Киёко была изнасилована. Забеременела. Но она хотела стать матерью и знала, что ребенок не виноват в обстоятельствах. Поэтому решила родить его и никогда не говорить ему о том, как он был зачат. Прошло два года, и насильник Киёко вышел из тюрьмы.

Я ахнула.

— Два года? И это все?

— Это больше, чем получают большинство насильников. В Канаде нет минимального срока за преступления, связанные с сексуальным насилием. И вот этот больной каким-то образом узнал, что Киёко родила его ребенка. И решил, что этот ребенок принадлежит ему. Он выследил домашний адрес Киёко.

Коул долго молчит. Я не решаюсь заговорить. Чувствую, как ему тяжело.

Наконец он говорит грубым голосом: — Он снова напал на нее. Изнасиловал ее и избил почти до смерти. Потом он забрал дочь. — Коул делает прерывистый вдох. — Я не буду рассказывать тебе, что он с ней сделал, но ее маленькое тело нашли завернутым в полиэтиленовый пакет и засунутым в мусорный бак в мужском туалете в Стэнли-парке.

Я в таком ужасе, что не могу дышать. Лежу неподвижно с колотящимся сердцем и открытым ртом, в глазах стоят слезы.

Под моей ладонью сердце Коула бьется так же сильно, как и мое.

— Когда я узнал, что случилось, я прилетел к ней. То, в каком она была состоянии... никто не должен пройти через то, через что прошла Киёко. Она так и не оправилась. Физически она выздоровела, но душевно ей было сложнее. Мы стали очень близки. Я переехал туда и оставался с ней, пока она снова не смогла функционировать. За это время я влюбился в нее. И решил, что человек, который причинил ей боль и забрал у нее ребенка, больше никогда не сможет причинить боль никому.

Я прямо плачу. Не могу остановиться. Слезы текут по моим щекам. Я не пытаюсь их вытереть, потому что знаю, что их будет еще больше.

— Я нашел его. И убил. Я позаботился о том, чтобы это заняло много времени. А когда все закончилось, и я рассказал об этом Киёко, она не сказала ни слова. Она просто поцеловала мои ушибленные руки и обняла меня. Мы больше никогда не говорили об этом. Но в ту ночь я поклялся, что сделаю все возможное, чтобы ни одна женщина не прошла через то, через что прошла она. Я поклялся, что использую свои деньги и власть во имя чего-то большего, чем мои собственные эгоистичные потребности. Я буду использовать их, чтобы помочь беспомощным. Таким женщинам, как Киёко и ее дочь, которых не смогла спасти система.

Я всхлипываю и разражаюсь новыми слезами.

Коул крепко обнимает меня и молча держит, пока я плачу у него на плече.

Через некоторое время, когда я уже успокоилась, он кончиками пальцев вытирает мои слезы и нежно целует меня.

— Мне очень жаль.

— Не надо! Мне жаль тебя! Коул, то, что вы с ней пережили вместе... я даже представить себе не могу.

Когда он снова заговаривает, его голос звучит устало.

— То, как мы начали, то, что я сделал... это не было основой для хороших отношений. Я не был ее рыцарем в сияющих доспехах. Я был постоянным напоминанием о том, что она потеряла. Я вернулся в Лос-Анджелес, чтобы работать в фирме, но мы виделись так часто, как только могли. Выходные, праздники, что угодно. Но время от времени я замечал, что Киёко смотрит на меня так, будто ей противен мой вид. Как будто ее тошнит от меня. Она отрицала это, но я знал, что она видит, когда смотрит на мое лицо. Я был связующим звеном с уродством в ее прошлом. Я не приносил ей пользы, а только причинял ей еще большую боль. Поэтому покончил с этим.

Я вспоминаю, как он сидел один в той кабинке в тот вечер, когда мы встретились в баре отеля в Беверли-Хиллз. Я вспоминаю его мрачное выражение лица, атмосферу страдания и ненавижу себя за то, что была так беспечна, когда садилась за стол.

«Ты похож на самое большое сожаление многих женщин», — сказала я ему.

Как он мог простить меня?

Я начинаю извиняться, но он мягко отталкивает меня.

— Тебе никогда не нужно просить прощения за что-либо, Шэй. Я знаю, где твое сердце. Я знаю, что все хорошо. Ты единственный человек в мире, которому я мог бы рассказать эту историю и который не осудил бы меня за то, что я сделал. Так что спасибо тебе за то, что ты была моим безопасным пространством. С того самого дня, как мы встретились, ты проявляешь ко мне больше снисходительности, чем я заслуживаю.

У меня болит сердце. Оно болит так сильно, что кажется, будто оно сейчас разорвется и убьет меня.

— Где сейчас Киёко?

— Все еще в Ванкувере.

— А Аксель здесь.

— Он окончил академию и некоторое время работал в ФБР, но он не из тех, кому нравится выполнять чужие приказы. Поэтому он позвонил мне, и мы решили работать вместе. Мы создали свою собственную группировку, занимающуюся ночными перевозками. С моими деньгами, его подготовкой и связями мы можем многого добиться.

— Ты сказал, что он твой персональный шоппер.

Коул усмехается.

— И, если бы он это знал, он бы меня убил.

Я пытаюсь собрать все воедино, но упускаю детали.

— Итак, эти ночные перевозки. Как ты находишь людей, которым нужно исчезнуть?

— В основном из женских приютов. У меня есть знакомые, которые докладывают мне. Я не могу помочь всем, кто подвергся насилию, но женщины с детьми в приоритете. Они получают новую личность и новое место жительства.

— Значит, ты заботишься об их обидчиках. Так же, как ты поступил с Диланом.

— О большинстве из них. Иногда женщины не хотят, чтобы их обидчик умер. Если она предпочитает, то позволяю ей посмотреть, как я избиваю его до полусмерти, а затем заставляю перевести все свои деньги и недвижимость на счета, которые мы уже открыли на ее имя. Обычно это происходит только в том случае, если он богат.

— Но что, если он отомстит? Что, если он решит не отпускать ее и найдет потом?

Его голос становится мрачным.

— Я убеждаюсь, что он понимает, что это невозможно.

Я думаю обо всем, что Коул мне рассказал, пытаясь представить, через что ему пришлось пройти и какой была его жизнь.

Но не могу себе этого представить.

Одиночество. Сердечная боль. Опасность...

Особенно опасность.

Встревоженная, я сижу и смотрю на него.

— Тебя поймают.

— Нет.

— Да, поймают, — настаиваю я, начиная паниковать. — Если ты будешь делать это регулярно, то никак не сможешь избежать этого!

— Начальник полиции — близкий друг семьи.

Я тупо смотрю на него, пока не понимаю, о чем он говорит.

— То есть он знает?

Коул кивает.

— Его пятнадцатилетняя дочь была убита своим парнем. Он любил с ней грубо обращаться. Шлепал ее. Однажды ночью он зашел слишком далеко и свернул ей шею. Но поскольку он был несовершеннолетним, без судимостей, и у него был очень хороший адвокат, он не стал отбывать срок. Получил условный срок и общественные работы. И неважно, кем был ее отец, парень все равно вышел на свободу.

Я смотрю на него с ужасом.

Глядя мне в глаза, Коул бормочет: — В этом мире нет справедливости для добрых людей. Только зло получает то, что хочет.

— Это невероятно удручающе.

— Именно поэтому была создана религия. Без загробной жизни, на которую можно надеяться, большинство из нас сдались бы и перерезали себе вены.

Я вздыхаю.

— Мне нужен еще один бокал вина.

Коул изучает меня, его лицо мрачно.

— Теперь ты понимаешь, почему я сказал, что я не завожу отношений? Почему я не подпускаю людей близко?

Когда я киваю, он говорит: — Если мы сделаем это, Шэй, если мы посвятим себя друг другу, ты должна мне кое-что пообещать.

— Что?

— Если ты когда-нибудь начнешь меня ненавидеть, то уйдешь. Потому что я уже знаю, что не смогу уйти от тебя. Я уже знаю, что недостаточно силен. Эта наша связь... это все, чего я когда-либо хотел, и все, чего, как я знаю, я не заслуживаю. Поэтому я буду держаться за нее так, будто от этого зависит моя жизнь. Я буду держаться, даже если нужно будет отпустить. Тебе придется стать тем, кто положит этому конец, если до этого дойдет. Пообещай мне, что сделаешь это.