Отпускай (СИ) - Сурмина Ольга

— Вот как. — Нейт продолжал ухмыляться. — Да, непростая судьба. Это в ходе неё ты научилась так превосходно заговаривать зубы? Можно сказать, профессионально. Если бы ты, в попытке пристроить себя и свое дитя метила чуточку ниже, легко бы провела среднестатистического обывателя. Просто со мной тебе не повезло, бывает. Если честно… я просто счастлив услышать новость о твоей беременности. Теперь я немного менее ужасный человек, теперь у меня есть предлог, чтобы разорвать наши отношения. А что? Ты беременна от другого мужчины. Между нами все, закономерно, кончено.

— Что? — Губы дрожали. Глаза заволакивала пелена. — Нейт, это твой ребенок. Ты выставишь меня с ребенком на улицу? Скажи, это все из-за той хромой дуры, да? У тебя так сильно стоит на бабу-недочеловека, что ты готов выкинуть беременную от тебя женщину?

— Не смей её так называть. — Прошипел Штайнер. — Её зовут Эмма. Для тебя — мисс Фастер, пока что. Еще можешь называть её «лучшая женщина на всей земле», это тоже будет приемлемо. — Губы вновь растягивались в ухмылке. — А теперь расскажи-ка мне, Бел. Как ты умудрилась от меня залететь, если я уже четыре года как вазектамирован, м? Силой мысли, может? Или сперматозоиды впитались в тебя через кожу тестикул?

Она не нашлась, что сказать. Перед глазами в миг все помутнело, стул скрипнул. Что это значит? Он… стерильный?! Кин не могла в это поверить, по спине полз холод, руки продолжали влажнеть. Почему, раз так, он не сказал об этом? Откуда просьбы быть осторожнее, ведь случайности настолько не случайны?

— Ты блефуешь. — Голос дрожал.

— Да ну? — Штайнер раскатисто рассмеялся. — Когда Эмме исполнилось восемнадцать, и мы стали жить вместе, я решил, что это — лучший выход. Ей ни к чему ненужная гормональная терапия. Зачем мне было ставить тебя в известность о таких мелочах? Это не выгодно. Вдруг однажды ты скажешь, что беременна? Еще и с таким ошарашенным, невинным видом, словно вправду от меня? — Он прикрыл глаза. — Неужели ты правда думала, что если я не хочу детей, я не позабочусь о том, чтобы их не было? Рассчитывать на кого-то кроме себя… неблагодарное дело. Повзрослеешь — поймешь. — Мужчина выдохнул и стиснул зубы. — Между нами все кончено, и я прошу тебя уехать, чем скорее, тем лучше. Ты говорила, тебе понравились какие-то квартиры? Отлично, я сниму тебе ту, которую ты хотела снять Эмме. А пока что… номер в отеле на пару дней. Я плачу достаточную зарплату, тебе хватит на аренду. Как хороший работодатель я оплачу тебе декрет, если ты, при отсутствии проблем со здоровьем обязуешься работать хотя бы до четырех месяцев беременности, и не увольняться в течении трех лет после декрета. Переведу тебя в архив, там много сидячей работы. Легкие деньги, считай, но руки там нужны. — Нейт пожал плечами. — Мы не будем пересекаться. Это пойдет на пользу нам обоим.

— Хитрый ублюдок. — Прорычала Бел. — Ты мной попользовался, и теперь вышвырнешь? Замечательно. Шесть недель я терпела эту улитку, вокруг которой ты бегал, чтобы, в итоге, услышать «все кончено». Шесть недель унижений. И ради чего? Ради того, чтобы услышать «я стерильный»? Вот же гнида. И что теперь намереваешься делать?! Приползешь с тарелкой супа к своей «лучшей женщине»?! Расскажешь ей, что все это было «временное помешательство»? — Девушка вытерла рукавом халата мокрые глаза и продолжила. — Ни минуты не хочу больше находиться здесь. Но посмотреть, как ты снова к ней начнешь подкатывать… я бы посмотрела. — Она оскалилась. — Твоя Эмма спит и во сне видит, как от тебя слинять. Кому нахрен сдался «принц», который приводит в дом другую и ведет себя, словно так и надо?

— Заткнись. — Вдруг оборвал Штайнер, и на лицо упала темная тень. — Заткнись, и собирай вещи.

— Или что? — Белита схватила со стола салфетку, сжала её в руках, затем кинула в мужчину. — Применишь силу к беременной женщине? Герой, мать твою!! Не нравится слушать правду, да? Был бы рядом с твоей Эммой еще хоть один мужик, ты бы ей не сдался. После того, что ты отжег, ты — не конкурент никому. Она будет с тобой только если у неё отсохнут ноги!!! — Кин переходила на крик. — Можешь считать, что это карма. Я тоже так буду считать. Забыть бы этот дом как страшный сон. — Девушка вскочила со стула, и быстро пошла прочь из кухни.

Ливень остервенело стучал в оконное стекло. Чуть вздрагивали на подоконнике цветы герани от ударов капель, чуть закрывались, потому что не хватало света от тяжелых темно-серых туч.

Нейт безумно таращился на пол кухни. Это он-то не конкурент? Да, он поступил так, как поступать нельзя, но разве это перечеркивает все то, что было между ними в прошлом? Разве перечеркивает совместные вечера под теплым пледом, прогулки на спине, завтраки, обеды, ужины из-под его руки? Перечеркивает детскую дружбу?

…любовь?

Любовь можно перечеркнуть?

Наверно, ей было больно, когда он бросил с пустого места после стольких лет. Она так сильно рыдала на кухне, что упала в обморок, и долго не приходила в себя. С трудом выдавливала из себя буквы и слова, вечно запиралась в комнате, отказывалась от еды.

Ударила его туфлями. Отчего-то от этого воспоминания Штайнер поежился и опустил глаза. Тогда он сказал, что все, что ей было нужно — это спать с ним. Что она пускала на него слюни и лезла к нему, зачем-то он это выпалил. Теперь хотелось подойти, и аккуратно обнять. Предложить поужинать вместе под пледом, как когда-то давно. Взять за руку.

Выключить свет.

Чтобы почувствовала себя такой, какой он её видел. Самой привлекательной, замечательной. Самой красивой и желанной. Сейчас Нейт не позволял себе думать о том, как она вновь захотела бы его поцеловать. Хотя бы… поцеловать. Не позволял, потому что тешить себя надеждами — больно.

Не позволял, однако, очень хотелось.

Несказанные фразы жгли язык. Все внутри напрягалось до озноба, нужно сказать ей, что все кончено. Что они вновь одни в этом доме, что никто никогда больше не потревожит их совместное одиночество. Что все теперь иначе. Иначе, потому что она больше не сестра. Она — та, о ком он мечтает, лежа в постели с другой женщиной. Та, что сидит за толстой кирпичной стеной, сквозь которую не пробиться.

Потому что он сам туда её посадил. За стену. Но он обязательно докричится, обязательно заставит себя услышать. Крепко обнимет и скажет, что его маленькая Эмма выросла в самую необыкновенную женщину на свете. Нежную, милую. Удивительную и забавную. Скажет, что совсем не против жениться, если она будет его невестой. В пушистом белом платье и с роскошной фатой. Может, со временем, даже не против завести детей. Одного, или двух, и будет в тайне надеяться, что они будут похожи на маму. Такие же улыбчивые, светлые, с такими же глазами. Сейчас Нейт думал, что после нескольких лет брака мог бы потянуть заботу о ребенке. Почему нет?

Он, тяжело дыша, вышел в коридор. Им предстоит долгий разговор. Возможно, настолько долгий, что растянется на несколько месяцев, но Штайнер обязательно докричится. В конце концов, ей придется его принять. Кто еще о ней позаботится? Печальная куколка, которая даже ходит с трудом. Поднимается по лестнице с переменным успехом. Куколка из сахара. Самый желанный в последние ночи десерт.

Мужчина медленно перевел взгляд на стойку для обуви, и тут же от нее шарахнулся.

Туфель не было.

Холодный ливень за окном набирал силу.

Аномия

Асфальтовые облака все ниже опускались на город. Словно между небом и землей оставался крошечный зазор, в котором существовали люди. В этот зазор могли вместиться далеко не все здания, и те, которые не вмещались, безжалостно отрезали тучи от чужих глаз. Сегодня в зазоре стеной лилась холодная вода, её струи сбивали истерические порывы ветра, которые ощущались на коже, словно жидкие иглы. Холод.

Иногда небо освещали пугающие белые вспышки, которые сменялись оглушительным грохотом. Редкие прохожие, прикрывшись газетами, разбегались по случайным магазинам.

Она едва переставляла ноги. Вещи в пакетах моментально намокали, и становились гораздо тяжелее, чем было до этого. Носки туфель загребали лужи, и Фастер, сжав зубы, терпела боль в лодыжках. Не было времени искать кеды, которые «брат» помыл и куда-то дел. Вряд ли Нейт был бы рад, увидев её с пакетами наперевес. Вряд ли позволил бы выйти дальше чем за дверь.