Надежный попутчик - Лайза Фокс

Когда бортпроводницы подкатили тележку к нашему ряду, я отдала им пакет со стаканом. То же самое сделала и девушка у окна. А моя соседка с паклей на голове, вцепилась в стакан с остатками чая намертво.

– Я как допью, сама к вам приду и отдам мусор.

– Это небезопасно. Необходимо отдать чай сейчас.

– Я ещё не напилась!

– Я принесу вам чай, когда пройдём зону турбулентности, – настаивала стюардесса.

Но соседка не сдавалась. Она подняла стаканчик, словно хотела продемонстрировать, что в нём ещё много жидкости. Я протянула руку на случай, если соседка захочет отдать чай. Но не дотронулась до стакана.

В это время самолёт тряхануло так, что люди вскрикнули и послышались стуки ударов. Как при замедленной съёмке, рука тётки с паклей на голове, сжалась в кулак прямо над моей ногой.

Я дёрнулась в сторону, но ремень безопасности держал крепко. Чай вылился наружу. Соседка дёрнула руку на себя, но только ухудшила ситуацию, придав жидкости ускорение. Сладкая коричневая жижа приземлилась на мои бёдра.

Стюардесса выхватила смятый стаканчик из рук соседки и покатила тележку дальше. А я осталась облитая сладким чаем рядом с соседкой. Чай не был горячим, но на светлых джинсах остались пятна.

К тому же он был сладким. В туалет пойти не было никакой возможности, а влажные салфетки закончились в сумочке вчера. Я подняла взгляд на соседку, но раскаянья не увидела.

Вместо того чтобы принести извинения и предложить салфетки, женщина накинулась на меня с обвинениями.

– Куда ты лезешь, когда не просят! Оставила меня без чая! Наглая такая!

– Что вы себе позволяете? Вы меня облили! Джинсы испортили. Постаралась отбить нападение я.

– Ну и невелика потеря! У таких богатеньких и избалованных по 100 штук джинсов и юбок. Другие возьмёшь!

– Женщина, вы ведёте себя по-хамски. Это вы устраиваете проблемы, а решать их приходится другим людям. Хоть бы извинились для разнообразия.

– Перед кем это? Перед тобой, что ли? Вот ещё! Обойдёшься! Тем более что это ты мне чай должна, а не я тебе!

– Да, вы его сами разлили.

– Я-а-а-а? Это ты меня ещё обвинять будешь, да я тебя!

Тётка с паклей на голове замахнулась на меня кулаком, а я вжалась в спинку кресла. Соседка выглядела, как безумная. У меня ёкнуло в груди и на ладонях выступил липкий пот.

Я испугалась. Мне никогда не приходилось драться. И что делать в такой ситуации, я не знала. Тем более, со взрослой женщиной.

А она наклонилась ко мне ближе через подлокотник. Казалось, что ударит уже сейчас.

– Руки убрала!

Эти слова Романа, больше похожие на рычание зверя, прорвались сквозь гул и дребезжание припадочно трясущегося самолёта. Мы с тёткой вздрогнули вместе. И обе убрали руки.

– Села ровно, пасть закрыла!

Соседка мигом перетекла обратно на своё сиденье и вжалась в спинку сиденья. И зашипела, – чего из себя козу строила? Сразу бы сказала, что с охраной летишь.

– Пасть закрыла, я сказал! Поняла?

Соседка, стараясь стать меньше и незаметнее, сцепила перед собой руки. Локти прижала к бокам и кивнула.

– Вот и хорошо. Пасть открывать только для молитвы. И то, после команды. Поняла?

Соседка снова кивнула.

– Голосом! – приказал Роман.

– Поняла, – пискнула возмутительница спокойствия. Теперь она сжалась в комок и словно усохла под своим огромным свитером.

– И давай, без выкрутасов. – Роман дал ей время осознать сказанное. – Я тут рядом.

Соседка застыла, словно бетонный столб. Мне даже казалось теперь, что трясёт весь самолёт, но только не её. На ней, как на центрально опоре лайнер держится.

Пока Гранин всё это говорил, я, скосив глаза, за ним наблюдала. Не потому, что хотела его видеть в ярости. Просто я не верила, что это он! В аэропорту Рома был спокойным и сдержанным.

Он не орал, даже когда я разбила его телефон. Был зол, но не угрожал, когда я свалилась под колёса его машины. Он был вполне интеллигентным и порядочным. Доброжелательным даже в самый трудный момент.

А сейчас? Это точно был не он! Он не мог быть таким грубым и жёстким. Не мог так разговаривать с женщиной. Даже если она была нахалкой! Он разговаривал с ней, как быдло из подворотни.

Мне стало зябко. Он же меня защитил, значит я должна быть ему благодарной. Но я смотрела на него, как на бандюгана. И боялась. Может быть, даже больше, чем тётка, сидящая рядом.

Я нашла в себе силы повернуться к Роману, растянуть губы в вежливой улыбке.

– Спасибо вам.

– Летите спокойно.

Ответив, он снова отвернулся и прикрыл глаза. Я и так поняла, что разговор окончен, и навязываться не собиралась. Но теперь и вовсе не сомневалась.

Самолёт, словно притихший во время нашей ссоры, снова натужно загудел. Начал трястись так сильно, что сложно было сгруппироваться, чтобы не биться о подлокотники руками.

Внимание теперь переключилось исключительно на то, как бы долететь без ссадин и ушибов. Стюардессы, куда-то девшие тележки, сидели пристёгнутые. Они опустили головы и накрыли руки руками.

Посмотрев на Романа, я встретилась с его напряжённым взглядом. Он кивнул в сторону бортпроводниц. Я не поняла и отрицательно покачала головой. Он качнулся вперёд, прикрыв упрямый ёжик волос предплечьями.

Намёк был понят, и я последовала его примеру. Удивительно, но в этом положении и правда было легче. И едва я приспособилась к новой позе, как в динамиках зашуршало.

– Уважаемые пассажиры, с вами говорит командир корабля. Из-за изменения погоды и отсутствия технической возможности осуществить посадку в аэропорту Новосибирска, в наш полётный маршрут будут внесены изменения.

Ты справишься

Меня укачало. Бесконечная тряска с опущенной головой вызвала страх. Нет, ужас. А уже он начал хватать своими цепкими лапками за сердце и вызывать онемение и тошноту.

Трясло так сильно, что в какой-то момент у людей начали выскакивать из карманов вещи. У Романа по проходу вылетел многострадальный телефон. Он пролетел в сторону кабины пилота, мигнул и погас окончательно.

И до этого падения Роман чудом заставил аппарат работать. А теперь и вовсе надежд на спасение смартфона не было. Где-то сзади слышался грохот, и я надеялась, что до нас не долетят незакреплённые предметы.

Тряска буквально вышибала дух. Если воздушные кочки были мелкими и подъёмы быстро чередовались со спусками, вдохнуть было сложно. Надо было ждать колебаний большой амплитуды.

Но и тут было не всё так просто, как хотелось бы. Потому что в моменты провалов в яму набрать воздух в лёгкие было сложно из-за страха. Хотелось кричать во всё горло, а значит – выдыхать.

А когда самолёт вновь устремлялся вверх, грудную клетку сдавливало так, что сил бороться с увеличением давления, не было. У меня начала кружиться голова, но от чего больше, от страха или от тряски, я сказать не могла.

Сильнее опустила голову, прижала сверху руками. Когда началась болтанка, которая не давала удержать руки на голове, Я поблагодарила судьбу за ремень безопасности.

В салоне стоял вой и грохот. Казалось, что самолёт вот-вот развалится на куски. За окошком иллюминатора было сплошное тёмное марево, прерываемое вспышками огней на крыле. Мир снаружи и изнутри погрузился в темноту.

Мне казалось, что я черепаха, из панциря которой вытрясают душу. Сзади кто-то плакал, стонал, скулил. Я прислушалась к соседям. Они летели молча, словно набрав в рот воды. Даже тётка с паклей на голове.

Сколько мы продирались сквозь зону турбулентности я не знаю. Время перестало иметь значение. Только стук локтей о колени подтверждал, что я всё ещё жива и даже могу чувствовать боль.

Но постепенно тряска стала меньше. Воздушные ямы сначала стали кочками, а потом и вовсе исчезли, словно никогда не вставали на нашем пути. Командир экипажа сказал по громкой связи, что всё самое тряское позади.

Люди начали выпрямляться, обмениваться шутками, растирать затёкшие конечности и ушибы. Настроение резко стало не просто хорошим, а даже отличным. А потом первый пилот сообщил подробности.