Надежный попутчик - Лайза Фокс

Я бежала во тьму. Считала про себя шаги. После сотого, рассмотрела в стороне серое панельное здание, похожее на хрущёвку. На втором этаже горел свет в одном единственном окошке.

Я засмотрелась на него, не снижая скорости. Зацепилась ногой и с размаху упала в рыхлый холодный снег. За спиной раздался грохот.

На краю мира

Упавший позади меня мужчина от души выматерился. Даже не поворачивая головы, я точно могла сказать, что это не Гранин. И не только потому, что у него был другой голос, но и из-за визгливых, истеричных ноток лежащего в снегу.

Что говорил Гранин после «беги»? «Прячься и сохраняй тепло». Растирая ушибленные руки, я села на корточки, огляделась по сторонам. Вокруг было темно. Только цепочка огней взлётной полосы горела за тёмной тушей самолёта.

Мне было ужасно страшно. Страх сковывал меня по рукам и ногам, но в голове, вместе с бешеной пульсацией бились слова Гранина «Прячься и сохраняй тепло». Поэтому я зацепилась взглядом за здание со светящимся окном и побежала.

Не оборачивалась и не думала. Механически переставляла ноги в сторону серого здания. Мне казалось, что я была одна такая. Но, добежав до старой панельки, была далеко не единственная, кто собирался попасть внутрь.

Люди толпились на входе. Отталкивали друг друга, стараясь попасть внутрь раньше других. Я хотела подождать, пока войдут остальные, но вспомнила слова Гранина и постаралась влиться в общий поток.

Это удавалось с трудом. Люди напирали со всех сторон и едва не задавили ребёнка, которого мать вела за руку. Девочка пискнула и заплакала, но люди не переставали рваться вперёд.

Те, кто были сзади, не видели малышку. А стоявшие ближе, не могли сдержать напор задних рядов пассажиров. Мать нагнулась, пытаясь поднять ребёнка, а в это время в очередь качнулась в сторону дверей.

Люди в толпе не были похожими на людей. Они, словно взбесившиеся звери рвались к двери, за которой было тепло, безопасность и спасение. В их глазах горел огонь и не было ни капли сострадания.

У меня по коже прокатилась ледяная волна страха.

Ещё секунда и по упавшим прошли бы ногами, но я закричала так громко, что люди отхлынули. Это получилось совершенно автоматически. Чудом сумел развернуться к упавшим спиной и орала во всю глотку.

На удивление, толпа отступила. Я не знала, что в самолёте так много людей, пока они сидели на своих местах. И не боялась, когда старалась защитить ребёнка. А теперь, увидев людское море в темноте, испугалась.

Старалась не показать вида, что мне страшно, но кричать перестала. Сзади раздались всхлипы и суета. Плач девочки теперь слышался гораздо выше. Значит, её сумели поднять на руки.

Что делать дальше, я не понимала. Люди снова качнулись в мою сторону. Если бы они сделали это быстрее, я могла оказаться под их ногами. Ведь отступать было некуда.

Этому стремлению людей спастись в тепле панельки не было возможности что-то противопоставить физически. Я была она, а их десятки, поэтому готовилась к худшему, когда сзади толпы раздалось почти уже родное.

– Расступитесь в стороны! Создайте коридор! Пропустите первыми людей с детьми!

Толпа раскололась на две части. Я оказалась в середине, а за моей спиной – женщина с девочкой. Гранин подошёл так стремительно, что я не успела отодвинуться. На руках он нёс двух младенцев в одинаковых комбинезонах.

В сторону, рявкнул он, быстро приближаясь. Меня снесло его энергией так, словно он физически меня оттолкнул. Мне даже страшно стало от преображения спокойного доброжелательного парня, в опасного, безжалостного хищника.

Он пронёсся мимо, попутно раздавая распоряжения. Позади шли оба пилота с кучей бумажек, стюардессы, поддерживающие пожилых людей и ораву детей разного возраста. Откуда они их столько взяли?

Теперь толпа перестала быть единым безумным организмом. В глазах появилось осмысленное выражение. Люди стали отдельными уставшими, но вполне вменяемыми организмами.

Пассажиры выстроились рядами и пошли в здание так же, как проходили досмотр в аэропорту. Кутались в пуховики, поправляли шапки. И смотрели друг на друга обычными глазами.

В них больше не было ни безумства, ни неукротимой жажды. Усталость, недовольство, но не агрессия и безжалостная решимость!

Мне должно было стать спокойнее, ведь угроза отступила. Но вместе с ней меня покинули и последние силы. Это было ужасно. Я даже покачнулась на ногах.

А когда попала в теплоту здания, поняла, что всё только начинается. Что выжить во время аварийной посадки было самым лёгким во всей этой истории. Теперь надо было как-то продержаться среди толпы людей и добраться к маме.

А ещё, не сойти с ума, ловя на себе напряжённые взгляды Романа. Пилоты ушли писать протоколы, а Гранину пришлось ругаться с работником запасного аэродрома, пытаясь разместить людей.

Он распределял задания между бортпроводницами и активными пассажирами. Со мной не разговаривал. А если и смотрел на меня, то даже без малейшего намёка на улыбку или поддержку.

Поэтому я постаралась отойти подальше и спрятаться в толпе.

Запасной аэродром

Людей было ужасно много в тесных коридорах. Иван Васильевич – работник запасного аэродрома на стенания окружающих, сказал, что нам страшно повезло. Здесь много места, и мы сможем даже спать лёжа.

Раньше объект принадлежал военным и у них была казарма! Из неё сейчас в пустые комнаты основного здания мужчины начали носить свёрнутые в тугие рулоны матрасы.

Женщины застилали их какими-то грубыми, серыми тряпками, которые назвали простынями. Я помогала им, но делала всё гораздо медленнее, чем другие. Меня это злило.

А ещё начало казаться, что остальные женщины перешёптываются за моей спиной. И снова, как в самолёте, я постаралась оглядеться вокруг. Развернулась затылком в угол, расправляя складки грубой ткани на матрасе.

При этом наблюдала, что делают другие. Женщины работали слаженно. Одна вытаскивала простыню из мешка. Вторая встряхивала слежавшуюся ткань и передавала следующим. Те застилали матрасы.

Но в момент, когда они подходили друг к другу, еле заметно склоняли голову и перешёптывались. А по тому, что смотрели в этот момент на меня, стало понятно, что я и есть предмет их обсуждения.

И, главное, ни одного знакомого человека. Я бы даже неприятной Ларисе была рада. Но меня при распределении впихнули в эту огромную комнату. Старшая бортпроводница оставила главной стюардессу Лену, она больше всех и хихикала.

Я решила не сдаваться. Что хитрого в оборачивании тонкого жёсткого мата, который они называют матрасом, куском серой мятой ткани? Справлюсь, не развалюсь.

Сжав сильнее челюсти, я начала входить в ритм. Как на занятиях в фитнес-центре. Тренер считает, я оборачиваю. Только сейчас я была и инструктором, и спортсменом. Втянулась в ритм и перестала быть интересна остальным.

Спать хотелось ужасно. Но пока руки разглаживали и оборачивали, был шанс не уснуть прямо сидя. В первую, полностью застеленную заправленными матрасами комнату, запустили женщин с детьми, а мы отправились дальше.

В следующем помещении мужчины уже разложили матрасы, но Лена вместо простыни, дала мне ужасную, холодную, комковатую и ужасно пахнущую затхлостью подушку.

– Надевай наволочку.

Мне в руки сунули серый квадрат такой же грубой ткани, как и простыня. Я расправила наволочку. Она была странной. Квадратный карман к краю которого нашита во всю длину полоса сантиметров 15 шириной.

Держа навесу подушку, я пыталась протиснуть её в наволочку. Она застревала, комкалась. Пришлось усилить напор. С трудом я затолкала жёсткую подушку в тканевой мешок, и она встала в нём колом.

Женщины расхохотались. Они смеялись, показывая на меня пальцем, а я не понимала, что их не устраивает. Старалась погасить закипающую обиду и не дать пролиться слезам.

Девушка в синем спортивном костюме с надписью «водное поло» подошла ко мне. Сердито вырвала подушку из рук. Ловким движением стянула наволочку. Положила подушку на подоконник. Вдела руки внутрь тканевого кармана.