Секретная невеста (ЛП) - Маура Катарина

Лекс смотрит на меня так, будто пытается разгадать какую-то загадку. Хотя в этом нет никакой тайны.

— Райя, — произносит он мягко, — я рад, что ты не узнала меня. Когда ты смотришь на меня, я не хочу, чтобы ты видела в первую очередь генерального директора Windsor Motors. Я хочу, чтобы ты видела просто меня.

Я понимаю, что он имеет в виду, но от этого не перестаю чувствовать себя неуклюже. Лекс лишь усмехается, когда лифт останавливается, а двери открываются прямо в его пентхаус. Он уверенно ведет меня внутрь.

— Вау… — выдыхаю я, пораженная.

Я ожидала чего-то холодного, стерильного, безликого. Но вместо этого вижу дом, наполненный теплотой. По стенам в коридоре развешаны семейные фотографии, и я не могу удержаться от того, чтобы не провести пальцами по рамкам, ловя себя на том, что отчаянно стараюсь не выглядеть как фанатка.

На одной из фотографий — Рейвен, на ее, как я предполагаю, свадьбе. О ней мало что известно, в прессу просочились всего несколько снимков. Этот момент кажется почти интимным, и я ощущаю себя посторонней, заглядывающей в чужую жизнь. Но невозможно оторваться от того, как Лекс и Рейвен смотрят друг на друга.

Рядом — снимок Лекса с Валентиной Виндзор, еще одной его невесткой, женой Луки Виндзора. Он явно сделан в день, когда Валентина стала операционным директором Windsor Finance. В его взгляде столько гордости, что у меня перехватывает дыхание.

Я знаю ее историю. Когда выяснилось, что Лука тайно женился на своей секретарше, СМИ устроили настоящий скандал, выставляя Валентину охотницей за деньгами. Но семья Виндзоров быстро и беспощадно заткнула все голоса, буквально закрыв несколько изданий. Они всегда казались такими далекими, недосягаемыми… И вот я здесь, в одном из их домов.

— У тебя больше фотографий с невестками, чем с братьями, — замечаю я, когда Лекс медленно ведет меня дальше по коридору, будто давая мне время все рассмотреть.

Он усмехается:

— Они и есть тот клей, который держит нашу семью вместе. Без них все давно бы развалилось. Каждая из них стала для меня сестрой, и я не представляю нашу жизнь без них. Они спасли меня, хотя даже не подозревают об этом.

Он останавливается у фотографии, сделанной в кабине самолета, и его улыбка становится мягче.

— Это Фэй, — говорит он, указывая на девушку с красными волосами. Будто я не узнаю одну из самых известных пианисток в мире. Я все же киваю, боясь показаться навязчивой фанаткой. — А это мой брат Дион. Он всегда боялся летать, но ради Фэй сел на десятки рейсов, потому что она обожает путешествовать. Однажды он даже прошел курсы пилота, чтобы летать с ней летом. Терпел каждую секунду, дрожал от страха, но ни разу не дал ей об этом узнать — просто потому, что беспокоился о ее безопасности.

Лекс смотрит на меня, изучая мою реакцию, будто пытаясь понять, что я чувствую, слушая эти истории, глядя на эти снимки.

— В нашей семье так принято, — говорит он тихо. — Если мы любим, то любим яростно. И нет ничего, чего бы мы не сделали ради тех, кого любим. Я никогда не позволю никому причинить им боль.

Его голос мягок, но в нем слышится что-то большее — тихое, едва уловимое предупреждение, за которым скрывается одиночество. Такое глубокое, что он, возможно, сам не осознает, как выдал себя. Я не могу представить, что значит быть Виндзором — всегда настороже, всегда готовым к тому, что кто-то воспользуется твоей уязвимостью ради собственной выгоды.

Стыд обрушивается на меня тяжелой волной. Я тоже была частью этого. Читала статьи, обсуждала их, как если бы жизнь этих людей была сериалом, а не реальностью, в которой они никогда не просили внимания.

— Пойдем, — говорит Лекс, переплетая наши пальцы. — У тебя еще будет шанс смотреть на них с восхищением вживую. А пока у меня есть кое-что, что я хочу тебе показать.

Я приоткрываю губы, но прежде чем успеваю возразить, он смеется и ведет меня в гостиную. Мы оба замираем, глядя в огромные панорамные окна. За стеклом раскинулся ночной город, сверкающий тысячами огней.

Мы молчим, завороженные этим зрелищем.

— Я не смотрела на них с восхищением, — бормочу наконец, осознавая, насколько по-детски это прозвучало. Последнее, чего мне хочется, — чтобы он подумал, будто меня привлекает его статус, как он, очевидно, боится.

Лекс поворачивается ко мне, его палец мягко приподнимает мой подбородок, вынуждая встретиться с ним взглядом. В его глазах что-то вспыхивает, заставляя мое сердце сорваться с ритма. Он прикусывает губу, и я чувствую, как кровь приливает к щекам.

Этот мужчина… он притягивает, и я уверена, что прекрасно осознает это.

— Правда? — его голос звучит низко и бархатисто. — Почему-то твои глаза завораживают меня куда сильнее, чем ночное небо за окном. И знаешь, мне не очень нравится, как легко ты заставляешь меня терять голову.

Любой другой мужчина, произнеси он подобные слова, вызвал бы у меня лишь усмешку. Но Лекс… Он говорит это так искренне, почти с болью в голосе. Словно я — загадка, которую он не может разгадать. Хотя в его мире не существует головоломок, которые он не способен решить.

Его пальцы снова находят мои, но, ведя меня на кухню, он то и дело бросает взгляды через плечо, будто не может не смотреть на меня.

— Вина? — спрашивает он, подняв бутылку, которая наверняка стоит дороже, чем моя месячная аренда.

Он уже открывает ее, прежде чем я успеваю сказать, что не стоит тратить его на такой случай.

— С удовольствием, — отвечаю я чуть тише, чем намеревалась.

Что-то в этом вечере сбивает меня с толку. Я чувствую себя более уязвимой, чем обычно, и мне сложно понять, почему. Он заставляет мое сердце биться быстрее, и это… это что-то новое.

Что-то во мне сжалось, когда я поняла, кто он такой. Потому что это означало одно — этот момент, эта ночь, это чувство не продлится долго. Лексингтон Виндзор — человек, чьей работой я восхищалась, но Лекс… Он кажется другим. Тем, кто находится на расстоянии вытянутой руки. Пусть даже на один-единственный вечер.

Я улыбаюсь, когда он протягивает мне бокал, а затем поднимает свой.

— За пролитые шоты, за правду, за вызовы и за то, что они свели нас вместе.

Я легонько касаюсь его бокала своим, не в силах сдержать теплую улыбку.

— За честность, смелость и… случайные счастливые совпадения.

Едва уловимая тень пробегает по его лицу. Он ненадолго опускает взгляд, прежде чем снова встречается со мной глазами.

— Кстати, о шотах… — он бросает взгляд на свою белую рубашку, испачканную голубыми пятнами. Расстегивает верхнюю пуговицу и смотрит на меня из-под ресниц с такой насмешливой игрой в глазах, что я тут же кусаю губу, чтобы не рассмеяться. — Нужно бросить ее в стирку, пока не поздно. И вообще, она липкая. Слишком липкая, чтобы я справился с ней один… Кажется, мне понадобится твоя помощь.

Я едва удерживаюсь от улыбки, когда он берет мою руку и кладет ее на свою грудь. Под ладонью я ощущаю гулкое биение его сердца. Оно такое же стремительное, как и мое.

Это странным образом успокаивает.

— Помощь? — переспрашиваю я, позволив себе тихий смешок. — Вот так?

Я медленно расстегиваю еще одну пуговицу, и он резко вдыхает.

Я не знаю, что он делает со мной, но рядом с ним я чувствую себя смелее, чем когда-либо прежде. Он создает вокруг нас нечто такое… что мне не хочется разрушать.

— Да… — шепчет он, его грудь вздымается и опускается в быстром ритме, пока я продолжаю расстегивать пуговицы.

Лекс откидывается назад, опираясь на кухонную стойку, его взгляд обжигает. Жар, охвативший мои щеки, разливается по всему телу, пока я медленно оголяю его грудь. Пальцы скользят по его коже едва ощутимым, дразнящим движением, и я замечаю, как его мышцы сокращаются в ответ на мое прикосновение.

— Райя… — выдыхает он сдавленно, голос полон напряженного удовольствия.

В животе вспыхивает теплое волнение. Я встречаю его взгляд, позволяя себе дрожащую улыбку, и стягиваю рубашку с его плеч. Он тяжело дышит, и в его глазах есть что-то, что делает меня сильнее, смелее. В этот момент он смотрит на меня так, словно в мире не существует ничего, кроме нас двоих.