Уязвимость (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

— Открой, — шепчу я.

Голос отказывает.

— Пара минут. Кое-что хочу отдать.

Вытягивает из моих рук сумочку. Вкладывает туда свой планшет.

— Всё лишнее я удалил. Здесь теперь только камеры от твоей квартиры и управление блокиратором на двери. Будь осторожна, Саша. Пожалуйста. Я больше не буду тебя видеть.

Голос непривычный… говорит заторможенно.

— Еще.

Кладет туда конверт.

— Пинкод — год твоего рождения. Там, на карте… те деньги, что принадлежат тебе.

— Какие еще деньги? — закрываю глаза.

— Твои. Забери. Тебе хватит на то, чтобы решить проблему с квартирой и еще останутся.

Я не понимаю о чем он говорит. Зачем мне этот планшет и какие деньги?… Я вообще ничего не понимаю сейчас. Возвращает сумочку.

Кладет пальцы на панельку с кнопками от дверей. Они подрагивают. Мне становится еще ужаснее внутри от того, что я понимаю, что он неравнодушен в этой ситуации. И ему тоже больно. И это тоже плохо ложится в мою картину. Но простить не могу. И принят не могу. Не могу!!!

Щелчок.

— Береги себя. Иди…

И наконец до меня полностью доходит, что сейчас со мной произошло. Что-то лопается у меня внутри. Наверное, то самое стекло, о которое мне хотелось бы разбиться. Это так больно… словно я вспорота заживо. Это адски больно! Не вздохнуть.

Мы встречаемся взглядами.

Пряча лицо в ладонях я начинаю рыдать, ненавидя себя за то, что не донесла свои эмоции и боль до дома.

Слышу, как срывается его дыхание. Вытираю глаза… все пальцы в черных разводах. Кирилл прикуривает сигарету. Огонёк в его руке дрожит, не попадая на ее кончик с первого раза. И я опять вижу, как его глаза моргают слишком выражено и часто. Это нервное… Зажмуривается, словно пытаясь справиться с этим.

Открывает окно.

— Пожалуйста, не надо так, Саш. Прости меня. Я не должен был допустить, чтобы… Я правда, старался найти какой-то правильный способ… Мне очень жаль, что тебе больно. Сейчас я отчасти сожалею, что не позволил тебе сбежать. Это было эгоистично. И быть может, ты и права и я — моральный урод. Мы. Но причин у твоей боли нет!

— Скажи мне… скажи мне, что это всё неправда… — ломаюсь я. — Пожалуйста. Мне очень больно.

— Это всё — неправда.

Его рука дергается, чтобы сжать мою.

— Ты врёшь!!! — одергиваю я пальцы.

Молчит, скуривая сигарету в несколько затяжек.

— Каждый должен верить в то, что считает правдой. Эту правду выбрала ты. Моя правда другая.

— Тогда говори её! Почему ты молчишь?!

Мне хочется обмануться еще раз?!

Мне хочется чтобы перестало быть так больно…

— Жду, пока захочешь услышать, Саша. Потому что ты имеешь полное право не хотеть. А я не оправдал твоего доверия, чтобы просить еще один аванс. Не получилось.

— Говори…

Достает вторую сигарету.

— Так долго искал слова, что не знаю с чего и начать. Слишком много всего. Дай мне минуту…

— Мне не надо “много всего”. Я хочу понять ту роль, что ты мне уготовил. Шведский брак?! Ты врал мне!!!

— Нет!

— Ты врал. Вы. Вы же сказали — “брат и сестра”!

— И это правда.

Я начинаю терять смысл разговора. Мне хочется отхлестать его по щекам.

— Ты врал мне! Ты врал мне и опять врешь!!! Ты обещал — будешь всегда! — судорожно дышу я. — Ты обещал…

— Я говорю! — повышает он голос. — Ты слушаешь. Иначе мы утонем в твоих эмоциях. Арина… По документам Арина мне жена. Но у нас никогда не было сексуальной связи и не будет. Остановись, Саша. Не надо себя изматывать этими пустыми эмоциями. Арина мне сестра. Пе по крови, но по сути. По-поводу “врал”. Не соглашусь. Хотя — да. Но только формально. По существу — сказал чистую правду. За каждым понятием стоит его содержание, Саша. Что стоит за понятием “брак”, “жена”? За этим стоит та реальность, которой нет между мной и Ариной. Но ты бы считала именно эту информацию. И не зная меня, не зная ее, не посмотрев на нас рядом с собой… Как бы ты отреагировала на такую информацию? М? Уверен, даже не стала разбираться в деталях, так? И тогда я потерял бы тебя, даже не имея возможности донести тебе суть вещей. Я был тогда никем для тебя, чтобы ты решилась погрузиться в эту ситуацию и посмотреть на неё изнутри. И я сделал так, как сделал. Быть может, оказался неправ и нужно было искать третий способ.

— Ваш брак фиктивен?

— Нет. Наш брак — способ быть родственниками. Общая кровь в нас не течет. И мы породнились так.

— Разведись.

— Не могу! И не хочу. Мы — семья.

— Тогда это все ложь! Я не верю.

— Чему именно.

— Что Арина не твоя женщина.

— Послушай…

Выкидывает недокуренную сигарету в окно и тут же прикуривает снова.

— Не секс делает людей близкими. Есть кое-что и посильнее. То, каким видела меня Арина, откуда она меня вытаскивала… То, какой видел ее я… После этого невозможно… — он отрицательно качает головой, отворачиваясь к окну.

Замолкает. Медленный глубокий вдох.

— В аду нет разделения на мужчин и женщин, Саша. Когда ты видел, как человека превращают в животное, ты не можешь потом… Это невозможно. Это отрицает саму суть женственности, мужественности… Кроме сострадания ничего не остается.

— Это ваше прошлое. Причем здесь брак?

— Я выжил только потому, что Арина оказывалась рядом. ТАМ. Она была единственная русская. Я не знал язык. Если ты не исполнял команду тут же тебя стимулировали из травмата. Я не знал язык… Она меня учила, лечила, заставляла выживать. А я не хотел. несколько лет она была уже там. Она отлично умела выживать. Она поверила, что ничего другого больше в ее жизни не будет. Ничего другого, кроме как быть подножной рабыней для солдат, которые и человеком то ее не считали. А, ладно, Саш. Ни к чему детали. Я выжил только благодаря ей. Это важно. Но когда нам повезло попасть под обстрел наших, и я вытащил ее оттуда сюда. Когда мы оказались здесь… Мы были никому не нужны. Я был инвалидом физически, а она психически. Поверь, ты бы и не взглянула на меня такого. И я бы, наверное, забил, если бы не чувствовал ответственность за нее. Мы опять выживали. Снова была борьба. Теперь с системой. С самими собой. Мы стали целым. Нездоровым, может быть. Я не спорю. Но она часть меня. Мы стали ходить к психоаналитику. Он посоветовал нам сблизиться физически. Но это было невозможно. Мы отказались от этой идеи. Арина не воспринимает секс, как близость или удовольствие, нас не тянуло друг к другу, мы не смогли это переломить. Тогда он посоветовал нам разъехаться и попытаться начать нормальную жизнь. Я снял себе квартиру недалеко… Она уверяла, что “в порядке”, мы часто виделись, а в один прекрасный вечер, она просто легла в ванну и… Почему? Потому что оказалась опять никому не нужна. Она меня вытащила, а я на тот момент не смог. Я убедил ее, что нуждаюсь в ней столь же сильно. Доказал это так как счел возможным. Такой вот мы “урод”.

— Тебя все устраивает?

— Не имею морального права жаловаться. И не стану жаловаться. Мне спокойно от того, что она рядом, и я могу контролировать ее благополучие.

— Это навсегда?

— Жить с самой собой она больше не умеет. Ни один мужчина не примет ее асексуальность. Детей у неё не будет, она никогда не родит, потому что рабынь стерилизуют, чтобы не париться с контрацепцией и абортами. Да и не думаю, что такое желание у неё возникнет. Близких у нее нет. С людьми она сближаться не может. Ты единственная принята внутрь. Принята безусловно. Просто потому что Арина любит меня и желает мне счастья. И Арина останется на своем месте, Саша. Вот за это можешь меня ненавидеть, презирать. Слова не скажу. Но это моя ответственность. Я не стану рисковать Ариной. Она — мой ребенок в чем-то. Я не могу ее бросить.

— А меня?

— Если ты принимаешь Арину, все остальное я положу к твоим ногам. И сяду сам. Но, только потому, что мужчина влюбляется в женщину, он не имеет права бросать своих близких.

— Я так не смогу…

— Почему? Только потому что в нас с ней кровь разных родителей?