Хоум-ран! - Райли Грейс

— Буду кричать «ура». — Я беру в руки мяч. Он кажется мне непривычно большим, по размеру примерно с грейпфрут. А я-то привык к апельсинам. Ну и бред. До волейбола Иззи играла в софтбол, и я до сих пор помню, как странно мне было тренироваться с ней. — Потому что ты отобьешь.

Мия закатывает глаза.

— Я ходила на софтбол только потому, что хотела затусить с одной девчонкой из команды. Она потом, правда, бросила, но я осталась, и это оказалось неплохим дополнением к моему портфолио. Мне не хотелось, чтобы в университете думали, будто я обычная ботанка.

— А что с той девчонкой?

Мия усмехается.

— С ней все было супер.

— Вот это уверенность! — протягиваю я, подражая излюбленной манере спортивных комментаторов. — Но сможет ли Ди Анджело проявить ее на позиции?

Мия, подняв биту над головой, несется к базе.

— Еще как сможет!

— Да, черт возьми! — я подбрасываю мяч. — Ага, ты у нас правша, отлично.

Прежде чем принять нужную позу, Мия пару раз ударяет битой по плитке базы.

— Я и забыла, как все это странно.

— Выстави зад немного сильнее.

— Это профессиональный совет или все дело в том, что ты просто грязный извращенец?

Я снова подбрасываю мяч.

— Никаких пошлостей. Правильное положение нижней части тела — залог успеха.

Мия упирает кулаки в бока.

Я вскидываю руки.

— Эй, я просто пытаюсь помочь! Я же не виноват, что из-за этого тебе придется выставить напоказ свои прелести.

Мия меняет стойку, ставя ноги пошире, и поднимает биту.

— Локти вверх! Хорошая девочка. — Я встаю в позицию. У меня нет совершенно никакого представления о том, как правильно подавать софтбольный мяч, но я прихожу к заключению, что простой бросок снизу Мия точно отобьет. — Готова?

Она кивает. Я отвожу руку назад и бросаю мяч. Она замахивается, но слишком поздно — бита лишь слабо касается мяча и тот, пролетев несколько метров, выкатывается за боковую линию. Фол38.

— Попробуй бить сильнее! — кричу я, вынимая из корзины еще один мяч. — Готова?

На этот раз Мия прикладывает больше усилий. Мяч летит в центр площадки, заставляя меня отпрыгнуть. Она приплясывает от радости.

— Давай еще!

Я подаю третий мяч — он отлетает к позиции шорт-стопа39, а затем четвертый — он скрывается за пределами поля. Мия срывается с места, теряя шлем. Пока она бежит ко второй, а затем третьей базе, я подбадриваю ее криками, и когда она уже завершает круг, бегу ей навстречу. Столкнувшись, мы со смехом валимся на землю. Мия оказывается сверху — ее волосы щекочут мне лицо, а глаза сияют, словно две звезды. Я обнимаю ее, крепко прижимая к себе: мне невыносимо хочется ощутить тяжесть ее тела.

— По трибунам разносится радостный рев, — шепчу я.

Ее сердце бешено бьется. Она зарывается руками в мои волосы и страстно целует в губы — так, что мы слегка сталкиваемся зубами. Ее близость тут же на­полняет меня желанием, а когда она стягивает с се­бя мою футболку, у меня моментально пересыхает во рту. Под ней оказывается бюстгальтер в цвет — он идеально подчеркивает округлости ее полных грудей. Между ними медленно покачивается подвеска на золотой цепочке.

— Мой ангел, — хрипло выдыхаю я.

Она улыбается одним уголком рта, и эта улыбка значит для меня больше, чем весь остальной мир. Моя храбрая Мия. Пойти ради своей цели наперекор ожиданиям окружающих совсем нелегко. Я еще не слышал ее истории целиком, но, когда она мне все объяснит, я скажу ей именно это. Что она невероятно храбрая. Узнав, что она не позволила другим указывать ей, каким должно быть ее будущее, я проникся к ней огромным уважением.

— Кажется, сегодня нам выпал счастливый шанс заняться сексом на свежем воздухе, — лукаво произносит Мия. — Что скажешь?

В голове вертятся тысячи навязчивых мыслей, но я отгоняю их прочь — не теперь, когда Мия сидит на мне, до того аппетитная, что ее хочется съесть. Поддаться им сейчас — все равно что признаться в том, что…

…Я не хочу связывать свое будущее с бейсболом.

Да, сегодняшняя игра принесла мне огромное удовольствие — как в целом все игры, в которых я принимал участие, — но я не обязан продолжать путь своего отца. Моя жизнь не должна быть такой же, как его, только потому, что он мечтал об этом перед смертью. Я хочу сам построить свое будущее, даже если ради этого мне придется отказаться от спорта, которому я посвятил столько лет.

И это чертовски пугает меня.

Поэтому вместо этих размышлений я снова тянусь к губам Мии, чтобы целовать ее до потери пульса.

— Иди ко мне, милая.

48

Мия

Неся меня, точно невесту, к скамье запасных, Себастьян приобретает задумчивый вид. По какой-то причине он не перестает целовать меня — даже чтобы что-то сказать — и сжимает в объятиях так крепко, что утром у меня, скорее всего, будут болеть все мышцы.

Мне это нравится, но все же я беспокоюсь.

Скамья запасных здесь совсем не похожа на ту, что я видела на стадионе: это лишь длинная лавка с небольшой ступенькой и ограждением. Ее нельзя назвать хоть сколько-нибудь комфортной, но сейчас, когда каждый поцелуй для нас словно глоток воды после скитаний по иссохшей пустыне, мы не обращаем на это внимания. Наши сердца будто связывает сияющая в ночи тонкая шелковая нить — нежная, но в то же время неразрывная. Если бы не прожекторы стадиона, я бы едва могла разглядеть Себастьяна.

Отличная ночь для охоты за планетами, как сказал бы дедушка.

Я сдавленно выдыхаю и выгибаю спину, когда Себастьян прикусывает мой сосок. Он проводит рукой по моему телу, задерживаясь чуть ниже талии, а затем касается внутренней стороны бедра.

Когда мы добрались до этого места, он соорудил из наших футболок импровизированное покрывало, а я без лишних церемоний избавилась от оставшейся на мне одежды. Он взял меня на руки — так, что мы оказались лицом к лицу, — и целовал, прижав к стене из шлакоблоков, пока я не начала умолять его о большем. Я получила желаемое, но он так и был странно молчалив, а ведь обычно с его губ непрерывным потоком сыплются комплименты, подколки и смех. Сейчас же все по-другому. Неестественно серьезно. Клитор буквально пульсирует в ожидании ласк, и я знаю, что Себастьян тоже на взводе, и все же он сам не свой.

Я зарываюсь пальцами в его волосы. Занятый тем, что целует меня между грудями, он вздрагивает.

— Милый, — шепчу я.

— Мия, — срывается с его губ, точно в молитве.

— У тебя все хорошо?

Даже в темноте его глаза кажутся невероятно яркими.

— А у тебя? Ты не замерзла?

Я устраиваюсь поудобнее.

— Я в порядке. Просто ты какой-то… тихий.

Он усаживает меня к себе на колени, обнимая своими большими сильными руками. Я, радуясь этой близости, обвиваю его шею и упираюсь в нее лицом, вдыхая запах его сладковатого пота и ощущая телом медальон его отца.

Так трогательно, что он носит его не снимая. Я тоже люблю надевать свои серьги-обручи, потому что раньше они принадлежали бабушке, а потом она отдала их мне, и цепочку, потому что ее подарил дедушка, специально подобрав в тон к серьгам. Себастьян ни­чего не рассказывал мне об отцовском медальоне, но я уверена, что для него он тоже многое значит.

— Прости, — говорит он. — Я просто задумался о том, как сильно ты меня восхищаешь.

Я ожидала услышать что угодно, но точно не это.

— Серьезно?

— Ты потрясающая, — произносит он. — Такая… целеустремленная. Это чертовски сексуально, Мия.

Я со смехом качаю головой.

— Себастьян…

— Что? Это правда. — Его ладонь скользит вниз по моей спине. — Мне невероятно повезло.

Я сглатываю, стараясь подавить неожиданно вставший в горле ком.

— Спасибо.

— А еще я, наверное, думал о той ночи. — Он касается моей щеки. — О тебе, обо мне. О нас.

Я смотрю ему прямо в глаза. Раньше подобные моменты представлялись мне глупыми и неловкими, но сейчас мне хочется, чтобы это длилось вечно, — хотя, конечно, ни с кем, кроме Себастьяна, так бы не было. Он спокоен и серьезен и, я уверена, говорит такие вещи не для того, чтобы затащить меня в постель. Он уже получил меня всю и поэтому сейчас просто остается самим собой, отчего момент кажется еще более особенным. Меня много раз хвалили за целеустремленность, но еще никто не называл ее сексуальной.