Семь лет между нами (ЛП) - Постон Эшли

— Правда. Всю жизнь я мечтал создать место, где людям будет уютно. Чтобы они могли прийти сюда, поужинать с дедушкой и почувствовать себя как дома. Этот «Гиацинт» — это я. Не я семилетней давности, не я из пресс-релизов. Просто я. И ты помогла мне это вспомнить, Лимон.

Я повернулась в его объятиях и посмотрела на него. Он был смесью мечтательного посудомойщика и опытного шефа, наполовину мальчишка, который считал идеальной едой тарелку картошки фри, и наполовину мужчина, создающий самые изысканные лимонные пироги.

— И мне нравится, — продолжил он, — как каждая деталь этого ресторана теперь рассказывает историю, как сама атмосфера становится её повествователем. И эта история о прошлом… — он прижался лбом к моему, — встречающемся с настоящим.

— Или о настоящем, встречающемся с прошлым, — поправила я.

Он поднёс мою руку к губам и поцеловал.

— И о настоящем, встречающемся с настоящим.

— И… — я улыбнулась, вспомнив ту девушку в такси, которое делили на двоих, — о прошлом, встречающемся с прошлым.

— Кажется, я влюблён в тебя.

Я заморгала.

— Ч-что?

— Клементина.

И в том, как он произнёс моё имя, было что-то особенное. Как обещание. Как клятва против одиночества и боли. Мне хотелось слушать, как его язык обрисовывает каждый звук моего имени, всю оставшуюся жизнь.

— Я люблю тебя. Ты упрямая, ты слишком много волнуешься, и у тебя появляется эта складочка между бровями, когда ты глубоко задумалась. Ты видишь в людях то, что они сами в себе уже не замечают. Я люблю, как ты смеёшься, и как краснеешь. Я любил ту женщину, которую встретил в квартире В4, но, кажется, нынешнюю тебя я люблю ещё сильнее.

Я сглотнула ком в горле. Сердце гулко и ярко билось в ушах.

— Правда?

Он наклонился, заставляя меня поднять на него взгляд, и прошептал:

— Правда. Я люблю тебя, Лимон.

Мне казалось, что я сейчас просто взлечу.

— Я тоже тебя люблю, Айван.

Он придвинулся ближе, и его кожа пахла одеколоном — густо, опьяняюще.

— Я собираюсь тебя поцеловать, — его голос звучал хрипло.

— Пожалуйста.

И он поцеловал меня. В эти украденные мгновения среды, в ресторане, который был его душой. Вкус его губ был резким и сладким, как начало чего-то нового. Я улыбнулась прямо в поцелуе и прошептала:

— А я-то думала, что твоё представление о романтике — это кусочек шоколада.

Он тихо рассмеялся.

— Одна девушка, которую я встретил, как-то сказала, что нашла её в хорошем чеддере.

Его руки скользнули к моей талии, и он слегка покачал меня из стороны в сторону, словно под музыку, которую слышал только он.

— Чего ты хочешь сегодня, Лимон?

Я снова его поцеловала.

— Тебя.

— На ужин! — Он рассмеялся, запрокинув голову, а затем чуть мягче добавил: — А потом ты можешь получить и меня.

— Ты не будешь меня осуждать?

— Никогда.

— Тогда я хочу бутерброд с арахисовой пастой и джемом.

Он снова рассмеялся — звонко, тепло, солнечно — и поцеловал меня в щёку.

— Хорошо.

И он увёл меня на сверкающую кухню, где приготовил мне бутерброд из оставшихся краешков свежеиспечённого хлеба, виноградного джема и натурального арахисового масла. Хлеб был мягким, и когда я поцеловала его, он на вкус был как виноградный джем. Пока он рассказывал мне о новых поварах на кухне, он вдруг спросил:

— А что ты собираешься делать со своей жизнью дальше, Лимон?

Я склонила голову набок, раздумывая, а он наклонился и откусил кусочек моего бутерброда.

— Не знаю… Но думаю, стоит проверить, не истёк ли мой паспорт.

— Ты собираешься путешествовать?

— Думаю, да. И, возможно… погнаться за луной.

Он наклонился, и, так как мы оба сидели прямо на столешнице, нежно поцеловал меня в губы.

— По-моему, отличная идея.

Я отложила недоеденный бутерброд и обхватила его за ворот рубашки, чувствуя, как мои холодные пальцы согреваются от тепла его кожи. По правде говоря, я хотела совсем не еды.

— Хочешь пойти ко мне?

— Только если угадаешь мой любимый цвет, — с улыбкой ответил он.

— Ну, это легко, — я придвинулась ближе и прошептала ему на ухо ответ.

Он рассмеялся, громко, искренне, его глаза сверкнули.

— Я угадала, Джеймс Айван Эштон? — спросила я, хотя уже знала ответ.

Раньше я не была уверена, какой у него любимый цвет. Но, в конце концов, он говорил его мне всё это время. Повторял, раз за разом, каждый раз, когда произносил моё имя.

Потому что его любимый цвет был таким же, как и мой.

Монро был тихим тем вечером. Небо ещё хранило последние отблески солнца, разливая розовые и голубые оттенки по горизонту, когда я провела Айвана в двенадцатиэтажное здание, где каменные создания поддерживали карнизы, а соседи играли мюзиклы на скрипках. Эрл сидел за стойкой ресепшена с книгой Агаты Кристи, приветливо кивнул нам и снова углубился в чтение, пока мы спешили к лифту.

— Ты не представляешь, сколько раз я проходил мимо этого здания в надежде увидеть тебя, — сказал Айван, когда двери закрылись. — Половину времени я боялся, что тот мужчина меня узнает.

— Удивительно, что мы ни разу не столкнулись после той поездки в такси, — согласилась я. — А если бы столкнулись?

Он прикусил губу.

— Сделал бы много вещей, которые в приличном обществе не одобряют.

— О, теперь мне очень интересно. — Я наклонилась к нему. — Подними голову.

Когда он послушался, я прошептала ему что-то, и моё отражение в зеркале лифта прошептало те же слова его отражению через мгновение. Его глаза расширились, на щеках вспыхнул румянец, делая веснушки ещё ярче. Я наблюдала, как он медленно проводит языком по нижним зубам, слегка приоткрыв губы.

— Правда? — пробормотал он.

Я пожала плечами. Двери лифта открылись на четвёртом этаже.

— Может быть, — сказала я, одарив его улыбкой, полной тайны, и потянула за собой по коридору.

Мы прошли мимо ряда алых дверей с дверными молотками в виде львиных голов. У двери квартиры В4 он притянул меня к себе, прижал спиной к стене и накрыл мои губы своими. Он целовал жадно, словно пил долгожданную воду после многолетней жажды.

— Я так и не смог забыть это, — пробормотал он, на мгновение отрываясь, чтобы вдохнуть.

Я провела ладонями вверх по его груди.

— Что?

— Как ты целуешься.

Он склонил лоб к моему.

— За последние семь лет я ходил на бесчисленные свидания, целовал других женщин, снова и снова пытался влюбиться… но всё, о чём мог думать — это ты.

Я не знала, что ответить.

— Все семь лет?

— Две тысячи пятьсот пятьдесят пять дней. Не то чтобы я считал, — добавил он.

Конечно, считал. И это вызвало в моём животе ураган из бабочек. Семь лет. Семь долгих лет.

Я прошептала:

— По крайней мере, теперь тебе не нужно ждать ни дня больше.

Он улыбнулся — широко, немного лукаво. И снова поцеловал меня, на этот раз мягче, с наслаждением.

— Нет, — пробормотал он у моих губ, целуя уголок рта. — Но оно того стоило, Лимон.

— Скажи это ещё раз? — попросила я, потому что мне всё ещё нравилось, как он произносит моё прозвище с мягким южным акцентом.

Я почувствовала, как он улыбается, прежде чем снова поцеловать меня, нежно, но с ненасытной жадностью, словно не мог насытиться. Его ладонь скользнула по моей щеке, пальцы пробежались вниз, к талии. Я провела пальцами по ряду пуговиц на его рубашке, а затем пробралась между ними, коснувшись его кожи. Я могла бы потеряться в этом моменте. Без путеводителей, без маршрутов.

Пока не вспомнила.

— Мы всё ещё в коридоре.

— Да? — Он поцеловал меня в щёку.

— Да.

Он снова поцеловал в висок, в нос, а затем вновь завис у губ.

— Пожалуй, нам стоит зайти внутрь.

— Наверное.

Я снова его поцеловала, затем повернула ключ в замке, и мы ввалились внутрь, сплетясь в объятиях.

Разуваясь прямо у двери, мы, не останавливаясь, продвигались по коридору. Айван обхватил меня за спину и легко поднял. Я обвила его талию ногами, притягивая ближе, запустила пальцы в его рыжие волосы. Он был как выдержанный бренди, которым хочется наслаждаться в тёплый летний день, как золотой вечер, в котором можно утонуть, как ночь с картонной пиццей и лимонным пирогом, никогда не похожая на предыдущую.