Теория снежного кома (СИ) - Моран Фэя

Я хотела создать мир, в который люди могли бы погрузиться с головой, мир, в котором они могли бы забыть о своих проблемах и почувствовать себя героями.

Я тратила все свои карманные деньги на разработку. Участвовала даже в хакатонах 15, писала заявки на гранты, искала спонсоров. Успех был переменчивым. Все отказывались, считая мой проект слишком рискованным и нереалистичным. К тому же, его разработала девчонка. Как тут поверить в её силы, верно?

– Я уже разработала прототип, – продолжила я, стараясь не захлебнуться в деталях. – Сейчас ищу финансирование для команды и доработки геймплея.

– И как успехи?

– Пока не очень, – честно призналась я. – Инвесторы не горят желанием вкладывать деньги в проекты, которые разрабатывают восемнадцатилетние студентки.

Айварс усмехнулся.

– Я почти уверен, что моему знакомому ты понравишься. Он ищет таких талантливых молодых людей.

Я ощутила, как у меня загорелись глаза, а сердце практически завибрировало от волнения. Желудок стянуло в узел. Сев ровно, я попыталась надеть маску спокойствия, схватила ручку, начала теребить её.

– О, а вот и моя жена наконец соизволила спуститься, – шуточно произнёс Айварс, привстав.

Я обернулась, чтобы поприветствовать её.

И застыла от ужаса.

Я задышала так громко, словно стены могли вот-вот затрястись от моих судорожных вздохов и выдохов. Мне сделалось так ужасно, что тело само вскочило на ноги, как будто его ударили током.

В столовой возникла женщина, которую не принято ненавидеть у нормальных людей.

Моя мама.

Совсем не изменившаяся с того дня. Те же светлые волосы, всегда собранные в тугой хвост, всё тот же холодный, отстранённый взгляд.

Время замедлилось до невыносимости. Звуки в столовой приглушились, лица вокруг расплылись в размытое пятно. Я перестала дышать. Я не могла пошевелиться, словно меня парализовало.

Это невозможно. Это должно быть ошибкой. Какой-то злой шуткой. На мгновение я решила, что мне просто кажется. Возможно, я обозналась.

Женщина, которая бросила нас, приблизилась и с улыбкой поцеловала Айварса в щёку.

Я никогда не видела любовника мамы. Видно, это он и есть?

– Прости, что задержалась, – извиняющимся тоном проговорила она, совсем не глядя на меня.

В голове пронеслись обрывки воспоминаний. Я смотрела на неё, и во мне поднималась волна ярости. Ненависти. Омерзения.

И наконец, эта женщина заметила мой взгляд. Её глаза встретились с моими. На мгновение в них промелькнуло что-то похожее на удивление. И страх. Она немного отпрянула, переглянулась с Айварсом, но ничего не сказала.

А затем её лицо вновь приняло привычное, непроницаемое выражение.

Она улыбнулась. Слабо, холодно, без души. И эта улыбка стала последней каплей.

Я не могла больше оставаться здесь. Не могла видеть её. Не могла находиться в одном помещении с ней и с этим человеком.

– П-простите, – выдавила я из себя. – Я… пойду.

Развернувшись, я побежала прочь. Побежала так быстро, как только могла. Мимо недоумённых взглядов, мимо всего. Я выбежала из столовой, побежала по лестнице вверх. Чтобы спрятаться. Чтобы укрыться от этой ужасной правды.

Дойдя до номера, влетела внутрь и захлопнула за собой дверь. А потом скатилась по ней вниз, сев на пол, и долго сидела вот так, спиной прижавшись к двери, пытаясь держать себя в руках. В голове крутились обрывки, словно кто-то настойчиво нажимал на кнопку повтора. Её лицо. Её уход. Слёзы Анжелики. Молчание папы. Тишина.

Я крепко сжала кулаки, впивая ногти в ладони. Глубоко вдохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Сфокусируйся. На чём-нибудь другом. На том малом хорошем, что ещё осталось в жизни.

Но все мои попытки были тщетны. Образ мамы настойчиво всплывал в сознании, как зловещий призрак. И каждый раз, когда я старалась отогнать его, он возвращался с новой силой.

Я попыталась дышать ровно, глубоко. Вдох… выдох… Вдох… выдох… Но вместо облегчения почувствовала лишь нарастающее давление в груди. Словно на меня кто-то надел тяжёлый камень. Я зажмурилась, пытаясь остановить поток нахлынувших воспоминаний. Но они были неумолимы. Вот она читает мне сказку на ночь. Вот она гладит меня по волосам. Вот она обещает, что всегда будет рядом. А потом просто исчезает. С чёртовым любовником.

Все эти годы я строила вокруг себя стену из цинизма и безразличия, чтобы защититься от боли. Я убеждала себя, что больше не чувствую ничего к ней. Что она для меня мертва.

Но это была ложь. Я всегда носила в своём сердце маленькую частичку надежды, что однажды она вернётся. Однажды объяснит. Однажды попросит прощения.

И теперь, когда она снова здесь, эта надежда рухнула. Рассыпалась в прах.

Я почувствовала, как что-то дрогнуло внутри. Словно тонкая нить, удерживающая меня на плаву, оборвалась. Я попыталась сдержаться. Удержать боль, которая разрывала мою грудь на части. Ведь я никогда не плачу. Такого просто не может быть.

Но всё было бесполезно. Мои усилия оказались тщетными. В этот момент я почувствовала себя совершенно одинокой.

Внезапно, словно прорвавшаяся плотина, из моих глаз хлынули слёзы. Горячие, обжигающие, неудержимые. Они быстро залили лицо, потекли по шее, пропитывая одежду. Я дрожала всем телом, словно меня охватил судорожный припадок.

Мне всегда казалось, что слёзы – это признак слабости, признак поражения. Я привыкла справляться со всем сама, пряча свои чувства под маской холодной и бесчувственной суки.

Но сейчас… сейчас моя маска разбилась вдребезги, и за ней показалась настоящая Милана.

Я встала, прошла дальше и упала на кровать, свернувшись калачиком. Как маленькая, потерянная девочка, брошенная своей матерью.

Именно в этот момент я сломалась. Полностью и окончательно. Моя крепость пала. А броня была уничтожена. И я отдалась боли. Позволила ей захватить меня целиком. Позволила разрушить меня до основания.

Я не слышала никаких звуков за пределами собственной оболочки. Мир сузился до размеров моего сжавшегося тела. Даже не чувствовала, что в номере кто-то появился, пока что-то не коснулось моих волос. Лёгкое, осторожное касание, словно боялись нарушить тишину. Во мне не было сил даже на то, чтобы поднять голову и посмотреть, кто это. Всё моё существо было сосредоточено на подавлении новой волны слёз, на сдерживании раздирающего меня изнутри крика.

Но человек не воспринял мой отказ отвечать на его действия за просьбу исчезнуть. Вместо этого он схватил меня за плечи, развернул и поднял. Не грубо, не резко, а бережно.

Чтобы просто прижать к себе.

Меня пронзила волна протеста, но даже её я не смогла высказать. Я осталась беспомощной. Его тепло, его запах ещё больше разрывали меня на части.

Я знала, кто это.

Эйс.

Я уткнулась лицом в его плечо, и слёзы хлынули с новой силой. Он не отстранял меня, не пытался утешить словами. Он просто держал.

Я чувствовала, как его сердце бьётся в унисон с моим, бешено и беспорядочно. Долгое время мы стояли так, молча, в этом замкнутом, душном пространстве. В номере, который был полем нашей битвы. Его молчание не было неприятным. Напротив, оно было утешительнее любых слов.

Но в глубине души я чувствовала неприязнь к себе. Он не должен был это видеть. Он не должен был видеть меня такой беспомощной. Нельзя показываться врагам сломленным. Они используют это против тебя. Я всегда старалась казаться сильной. И вот теперь… я разваливаюсь у него на руках.

Сквозь пелену я попыталась отстраниться, но он только крепче прижал меня к себе.

– Не надо, – прошептал он, его голос был хриплым и тихим. – Просто побудь так.

Эти слова заставили меня замереть, и я снова уткнулась лицом в его плечо.

Одна из его рук скользнула по моей спине, обнимая меня ещё крепче. А другая – медленно, осторожно, начала гладить мои волосы. И в этом простом прикосновении я нашла утешение, которого так долго искала. Утешение в объятиях человека, которого презирала все эти три года.