Теория снежного кома (СИ) - Моран Фэя

– Всё хорошо, – соврала я. – Простите за мою невоспитанность… У меня такое бывает.

Объяснение казалось нелепым, но ничего более умного в голову не пришло.

Айварс кивнул, как будто поверил, хотя его взгляд говорил о другом. А потом попросил меня сесть. Я всё это время игнорировала сидящую рядом с ним женщину. Когда-то я считала её родным человеком, а теперь пыталась внушить себе, что она нечто чуждое и плохое. Даже если сердце маленького ребёнка в моей груди не желало поддаваться этому.

– Мой друг подойдёт с минуты на минуту, – заговорил Айварс дальше. – А пока давай я познакомлю тебя со своей женой – Еленой Нордберг.

Елена… Она сменила имя. Маму звали Дарья.

Я кивнула, – наверное, даже слишком наигранно, – а потом прочистила горло, чтобы сказать:

– Здравствуйте. Я Милана. Приятно познакомиться.

Была бы моя воля, я бы сделала вид, что её здесь нет. Мне меньше всего хотелось смотреть на неё, в её глаза.

– Привет, – заговорила она наконец. Этот голос совсем не изменился.

Я едва подавила резкий выдох. Так странно – снова слышать её. И видеть. Она смотрела на меня так, как будто не сделала ничего плохого. А может она вообще не помнит меня? Может, специально стёрла из памяти то, что у неё была семья когда-то?

Я подняла голову, чтобы посмотреть на неё. Всё-таки осмелилась на это. В её глазах не было ни капли сожаления, лишь тревога, которую было легко распознать. Она не забывала меня, конечно нет. Разве можно было забыть такое?

– Елена изучает историю, – продолжил Айварс. – Мы с ней совсем не пересекаемся во взглядах. А вообще она родом из Воронежа. Это такой город в России.

Я не могла заставить себя говорить. Глубоко внутри, в том месте, где когда-то жила надежда на материнскую любовь, теперь зияла дыра размером с мою голову. При этом сказать, что всё это только ненависть, было бы неправильно. Ненависть слишком простое чувство для того, чтобы описать эти ощущения. Это нечто более глубокое. Всепоглощающее разочарование.

Интересно, знал ли Айварс о том, что к нему ушла замужняя женщина? Учитывая то, что она сменила имя, наверное, она сменила и паспорт целиком, а значит никакого штампа там не было. Но знал ли Айварс об этом?

Мне казалось, что воздух накалился от напряжения, но вид мужчины говорил о другом: он будто ничего не замечал. Или делал вид, что не замечает. И в моменте его лицо расплылось в улыбке, когда он увидел что-то за моей спиной. Айварс встал, и я обернулась. К нам подходил мужчина лет тридцати, с взъерошенными каштановыми волосами, в жёлтой толстовке, в джинсах и с наушниками, висящими у него на шее.

Айварс поприветствовал его, пожимая руку, и что-то спросил на норвежском. Тот ответил ему. Для меня всё это звучало так, как будто кто-то подавился раскалённым камнем и пытается выплюнуть его, попутно что-то произнося.

– Что ж, Милана, а вот и Магнус Стёре. Мой хороший друг. – Дальше Айварс снова перешёл на норвежский и что-то сказал Магнусу.

Тот кивнул и доброжелательно улыбнулся мне:

– Приятно познакомиться, Милана.

– Взаимно, – ответила я.

Он был одет довольно странно. Словно застрял в подростковом возрасте. Мне это понравилось. Значит, мы найдём общий язык. Больше всего я опасалась того, что знакомым Айварса окажется суровый серьёзный дядька, не умеющий даже улыбаться. Задавать вопросы такому человеку было бы проблематичнее.

– Милана мечтает о создании собственной видеоигры, – продолжил говорить Айварс. – Я тебе уже о ней говорил… Мне показалось, что ты должен её выслушать.

У Магнуса словно загорелись глаза. Он сел на стул прямо передо мной, сложил руки в замок и произнёс:

– Вау. Редко встретишь девушек в этой сфере. Я приятно удивлён.

– И многие не воспринимают меня из-за этого всерьёз, – ответила я, хмурясь. – Женщинам всегда тяжелее добиться расположения и уважения к себе, чем мужчинам.

Магнус легонько кивнул головой, вздыхая.

– Что ж поделать, мы живём в патриархальном мире, к сожалению.

– К сожалению? – переспросила я. Было странно слышать подобное от мужика, у которого миллион привилегий только потому, что у него нет матки.

– К сожалению, – повторил он. Его взгляд стал серьёзнее. – Это несправедливая система, правда ведь?

Я тяжело вздохнула.

– Сложностей из-за этого много. От банального недоверия со стороны инвесторов до постоянного сравнения с мужчинами-разработчиками. Они начинают говорить с тобой так, как будто ты ребёнок, которому надо объяснять всё на пальцах. Знаете историю о программистках в ENIAC 16? Они были настоящими гениями, но их вклад долгое время замалчивали, приписывая заслуги мужчинам.

Магнус слушал меня внимательно и периодически кивал. А я удивлялась тому, что на свете существуют представители мужского пола, которые согласны с утверждениями насчёт несправедливости по отношению к женскому.

– История полна таких примеров, – продолжила я, заметив, что мужчина не отпирался от этой темы, а только с интересом слушал, что я скажу дальше. – Взять хотя бы средневековье, когда женщинам-учёным приходилось скрывать свою личность, чтобы опубликовать научные труды. Зачастую они брали мужские псевдонимы. Или сколько талантливых художниц были неизвестны просто потому, что они были женщинами. Их работы приписывались мужчинам, а имена затерялись во времени. Даже сейчас, в ХХI веке, женщины сталкиваются с гендерной дискриминацией: зарплатное неравенство, стеклянный потолок… И это лишь верхушка айсберга.

Айварс сидел молча и просто слушал, как будто не осмеливаясь вставить слово. А женщина рядом с ним… Елена. Она, кажется, просто игнорировала нас, вынув телефон, в котором что-то листала. Как будто скроллила ленту Инстаграма.

Моё напряжение из-за неё никуда не делось. Я просто внушала себе, что это абсолютно незнакомый для меня человек. Не знаю, то, что она ничего не говорила, а просто сидела отчуждённо рядом со своей брошенной дочерью, было хуже того, если бы она попыталась со мной заговорить, или наоборот?

Магнус вздохнул, откинувшись на спинку стула.

– Это сложная система, уходящая корнями в историю и культуру. Но это не значит, что её нельзя изменить. Мы, мужчины, должны осознать свою привилегию и использовать её для того, чтобы изменить ситуацию. И я верю, что вместе мы сможем создать более справедливый мир… – Он замолчал на какое-то время, потом резко сменил тон на более весёлый и добавил: – Что-то мы отошли от темы… Если ты не против, я попрошу тебя рассказать мне о своей игре. А я постараюсь придать твоим трудам смысл, чтобы история с несправедливостью не повторилась. Я работаю в Сан-Франциско, в офисе Ubisoft 17, на должности старшего продюсера. Отвечаю за более крупные проекты, иногда за несколько проектов одновременно, и за координацию работы команд, соблюдение сроков, бюджетирование и принятие ключевых решений по игре. Так что, я могу быть полезен. Мы всегда в поиске новых талантливых лиц.

У меня сразу пересохло в горле.

По плану я вообще должна была кратко рассказать о себе, потом задать ему пару вопросов, а уже потом, возможно, затронуть тему моего проекта. Но он перебил меня, перехватил инициативу. С одной стороны, это было хорошо – он проявлял интерес. С другой… я не была к этому готова.

Сделав глубокий вдох, я подняла глаза и посмотрела на него.

– Ну, хорошо… Над названием я ещё думаю, но игра планируется в жанре MMORPG в научно-фантастическом сеттинге.

Я начала рассказывать. Не сухо и по пунктам, как собиралась изначально, а живо, с энтузиазмом. Рассказывала о мире, который уже создала у себя в голове и на страницах нескольких тетрадей дома, о персонажах, о сюжете. О битвах, о технологиях, о возможностях. О том, как важно для меня сделать эту игру особенной.

Я не заметила, как пролетели первые двадцать минут. Я увлеклась, забыв про все свои планы и заготовки. Я просто говорила, рассказывала, делилась своей страстью.