Развод. Пусть горят мосты (СИ) - Бестужева Стася

Женщина плачет, но теперь от облегчения. Отец пытается сунуть мне в руки мятые купюры – явно все, что есть в семье.

– Доктор, возьмите хоть что-нибудь. Мы понимаем, что такая работа...

– Не нужно, – мягко отвергаю деньги. – Это благотворительная программа нашей клиники. Ваша благодарность и здоровье дочки – лучшая оплата.

***

Домой прихожу уставшая, но с ощущением выполненного долга. В прихожей меня встречает необычная картина – все дети, включая Марию, сидят в гостиной и что-то азартно обсуждают.

– Мама! – Ника подбегает ко мне с сияющими глазами. – У меня отличные новости!

– Какие новости? – спрашиваю, чувствуя, как хмурое настроение от рабочих проблем начинает рассеиваться.

– Меня приняли в школьный хор! И учительница музыки сказала, что у меня хороший слух! А еще она предложила заниматься виолончелью в музыкальной школе!

За прошедший месяц это первый раз, когда Ника говорит о школе с энтузиазмом, а не со слезами.

– Это замечательно, солнышко! – обнимаю дочь. – Расскажи подробнее.

– Сегодня была репетиция хора, и Анастасия Владимировна попросила меня спеть соло. Представляешь? А потом сказала, что я должна обязательно развивать музыкальные способности!

Ника тараторит без остановки, рассказывая о новых одноклассниках, которые оказались "не такими уж противными", о предстоящем школьном концерте, о планах поступления в музыкальную школу при консерватории.

– А я записался в футбольную секцию! – не выдерживает Даниил, встревая в рассказ сестры. – Тренер сказал, что у меня хорошая реакция и я могу стать вратарем!

Смотрю на своего сына, который еще неделю назад ныл, что хочет домой в Москву, к своим друзьям. Сейчас его глаза горят от рассказов о новых товарищах по команде, о тренировках, о предстоящем турнире между школами.

– Мам, а можно я буду ходить на тренировки каждый день? – умоляющим тоном спрашивает он. – Там такие классные ребята! И тренер Андрей Петрович говорит, что из меня может получиться настоящий спортсмен!

– Конечно можно, – говорю, чувствуя, как на душе становится светлее. – Если это тебе нравится.

Полина, которая до этого молча слушала рассказы новых друзей, тоже оживляется:

– А мне предложили вступить в школьную театральную студию! Там ставят "Алису в стране чудес", и я хочу попробоваться на роль Чеширского кота!

Мария кивает одобрительно:

– Это очень хорошая студия. Моя подруга Катя там занимается, говорит, что очень интересно.

Слушаю детскую болтовню и понимаю – переломный момент в нашей адаптации наступил. Дети наконец перестали воспринимать Петербург как временное пристанище и начали строить здесь свою жизнь.

За ужином звонит Максим:

– Лена, слышал о твоей операции сегодня. Весь медицинский Петербург говорит только об этом.

– Неужели? – удивляюсь я.

– Профессор Романов звонил мне лично, расспрашивал о тебе. Сказал, что такого уровня микрохирургии он не видел даже в Европе.

– Максим, а ты знаешь, что дети наконец начали привыкать к новой жизни? Ника поет в хоре, Даниил играет в футбол...

– Знаю, Полина мне рассказывала. И знаешь что? Думаю, самое тяжелое позади. И для детей, и для нас.

После ужина, когда дети разбредаются по своим делам – Ника изучает ноты для хора, Даниил смотрит футбольные матчи по телевизору – сижу на кухне с чаем и впервые за долгое время чувствую настоящий покой.

Телефон звонит поздним вечером. Анна Петровна.

– Елена, дорогая, – говорит она тепло, – я была сегодня в клинике, видела результат операции. Машенька уже проснулась, чувствует себя хорошо. Родители не находят слов благодарности.

– Это моя работа, – отвечаю просто.

– Нет, это больше, чем работа. Это призвание. И знаешь, что я еще хочу сказать? После сегодняшнего дня ни один врач в Петербурге не осмелится сомневаться в твоей компетентности.

– Что вы имеете в виду?

– Профессор Романов уже передумал поддерживать жалобу Смирнова. Более того, он предложил выдвинуть тебя на звание "Лучший врач года" от нашего региона.

Новость ошеломляет. Месяц назад я была изгоем, против которого строили козни и подавали жалобы. А сегодня то же профессиональное сообщество готово признать мои заслуги.

– А что со Смирновым? – спрашиваю.

– Отозвал жалобу. Тихо, без лишнего шума. Понял, что остался в одиночестве со своими претензиями.

Засыпаю этой ночью с ощущением, что наконец-то жизнь начинает налаживаться. Дети счастливы, работа приносит удовлетворение, профессиональное признание получено честным трудом, а не политическими играми.

А утром меня ждет еще один сюрприз. В школу к Нике подходит группа одноклассниц и просит научить их петь так же красиво. Оказывается, после вчерашней репетиции хора о ее голосе говорит вся школа.

– Мама, представляешь? – рассказывает дочь за завтраком. – Лиза Петрова, которая раньше меня дразнила "москвичкой", вчера попросила дружить! И еще пять девочек хотят, чтобы я их научила петь!

– А что ты ответила? – спрашиваю, наливая ей чай.

– Что подумаю. Не хочется дружить с теми, кто сначала обижал, а потом вдруг захотел общаться.

Умница. Моя дочь учится различать искреннюю дружбу от выгодного знакомства. Урок, который пригодится ей во взрослой жизни.

Даниил тоже делится новостями:

– Мам, а тренер сказал, что если я буду хорошо заниматься, то к лету смогу играть в турнире между районами! И еще он спросил, не хочу ли я заниматься профессионально!

– А ты хочешь? – интересуюсь.

– Не знаю пока. Но футбол мне очень нравится. И ребята в команде хорошие, никто не дразнит за то, что я из Москвы.

Слушаю детей и понимаю – мы действительно обретаем новый дом. Не просто место жительства, а место, где нас принимают, ценят, где мы можем реализовать свой потенциал.

По дороге в клинику думаю о том, какой путь мы прошли за полгода. От разрушенной семьи и профессиональной дискредитации до признания и нового начала. Было больно, страшно, хотелось сдаться. Но мы выстояли.

Мосты в прошлое действительно сгорели дотла. Но на их месте выросли новые – крепкие, надежные, ведущие к светлому будущему.

Глава 47

Глава 47

Здание Московского городского суда встречает меня знакомой атмосферой напряжения и ожидания. Прохожу через рамку металлодетектора, показываю документы охране, и каждый шаг отдается в груди тяжелым стуком сердца. Сегодня финальный аккорд той истории, которая началась полтора года назад с найденной переписки в телефоне мужа.

Коридор полон людей – адвокаты в дорогих костюмах, свидетели, журналисты. Дело Павла Федоркова привлекло внимание СМИ: успешный строительный бизнесмен, обвиняемый в мошенничестве и фальсификации документов. История, которая хорошо продается.

– Елена Викторовна, – окликает меня знакомый голос.

Оборачиваюсь и вижу следователя Петрова, который вел дело. Мужчина средних лет с усталыми глазами, за плечами которого десятки подобных дел о коррупции и мошенничестве в строительной отрасли.

– Готовы давать показания? – спрашивает он, проверяя документы в папке.

– Готова, – отвечаю, удивляясь собственному спокойствию. Полтора года назад мысль о встрече с Павлом в суде вызывала панический страх. Сейчас чувствую только усталость и желание окончательно закрыть эту главу.

Входим в зал заседаний. За столом подсудимого сидит Павел, и я едва узнаю в нем того самоуверенного мужчину, с которым прожила тринадцать лет. Похудевший, с седыми прядями в волосах, в дешевом костюме. Рядом с ним адвокат по назначению – молодой парень, явно недовольный тем, что ему досталось это дело.

Наши взгляды встречаются на секунду. В его глазах читается смесь злости и обреченности. Понимает, что дело проиграно, что показания свидетелей, документы, записи разговоров не оставляют ему шансов на оправдание.