Сын счастья - Вассму Хербьёрг

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98

— Упаси Бог от этого человека! Он же неплатежеспособен!

Капитан больше ничего не сказал. Другие тоже промолчали. И наш собеседник продолжал гнуть свою линию:

— Я лично не занимаюсь рыбным промыслом. Мое дело — облагораживать морское серебро, если можно так выразиться. Даю возможность работать тем, кто в этом нуждается. Колесо вертится. Все идет к лучшему. Надо только понимать, куда ветер дует. Я слышал, что в Рейнснесе дела идут неблестяще. Это так?

Я сдался и отложил прибор. Почему он выбрал именно меня? Почему не донимает других пассажиров? Неужели это я сам спровоцировал его, спросив о его успехах? Или причина в чем-то другом?

— Я слышал из достоверных источников, что Рейнснес испытывает определенные трудности с платежами. Вам-то это должно быть известно. Это началось давно. После того, как затонула шхуна. Кораблекрушение всегда несчастье… Андерс, конечно, опытный человек, но у каждого есть свой предел. Ему трудно справляться и с лавкой, и с усадьбой. Раньше делами занималась сама Дина Грёнэльв. Это все знали. Что было, то было…

Люди говорят… Да-да, Андерс пытался промышлять сельдь. Но ему не повезло, или уже не знаю, как это назвать… Похоже, что его вытеснил Страндстедет. Словом, с сельдью у него не получилось.

Мне захотелось его стукнуть. Или ущипнуть за пухлую розовую щеку. Но я только с растущим отвращением смотрел на его рот, который напоминал мне свиную задницу.

— Я был знаком с вашей матерью, — сказал он.

Солнце жарко светило в иллюминатор кают-компании. Хорошо бы уйти. Но для этого мне пришлось бы протиснуться мимо него, может быть, даже прикоснуться к нему. Кусок застрял у меня в горле. Его глаза жадно наблюдали за мной из своих щелок. Он не сдавался.

— Своевольная была женщина.

Он наклонился над столом и загородил мне проход.

— Между прочим, а почему она уехала? Ведь они только-только поженились? — Он вздохнул, очень довольный собой.

Я пробормотал какое-то извинение, протиснулся мимо него и вышел на палубу. Спрятавшись за трубой так, чтобы меня не было видно из кают-компании, я дал себе волю. Меня вырвало. Весь мокрый от пота, я испытывал мучительный стыд. В конце концов я устроился на каком-то ящике в третьем классе.

Здесь пассажиры и дневали и ночевали, питались они за свой счет. Они с удивлением разглядывали меня, но вопросов не задавали. Несколько часов я просидел там без верхней одежды.

Лопасти колес несли нас вперед. Я оправился настолько, что решил составить план, который помог бы мне выдержать оставшееся время.

Пункт 1. Необходимо придумать и задать этому человеку каверзные вопросы. Личного характера. О его семье, о материальном положении. Сделать вид, будто мне известно, что он кое в чем блефует.

Пункт 2. Необходимо парировать все его замечания по адресу Андерса и Дины и вообще всех членов нашей семьи.

Пункт 3. Надо сказать ему в присутствии всех, что его храп и харканье по ночам отвратительны и мешают спать.

Я немного успокоился и даже увидел в этой ситуации смешные стороны. Я возвращался домой.

Мне стало ясно, что каждое общество живет по своим законам. Законы, которые годились для копенгагенских пивных и медицинского факультета, были неприемлемы на этом прокопченном от дыма пароходе, ползущем среди норвежских шхер. Здесь зависть и злорадство выглядели иначе и голоса у них были другие. Мне предстояло заново изучить местные нравы, иначе я здесь пропаду. Очевидно, в детстве я недостаточно познакомился с этой стороной жизни. Рейнснес защищал меня от нее.

К ужину мой план был готов. Я чувствовал себя начинающим режиссером, когда мой мучитель спросил меня в кают-компании, прошла ли моя морская болезнь.

— Я, видите ли, больше завишу от компании за столом, — ответил я. — Бывает, что глупая болтовня вызывает у меня тошноту.

Его коренастое туловище напряглось, он покраснел, но не осмелился спросить, кого я имею в виду. Первый раунд был выигран. Однако мое торжество длилось недолго. Он очень вежливо спросил меня, чем я занимался в Копенгагене.

— Учился.

— Это я уже понял. И кем же вы собираетесь стать, господин студент?

Подошла горничная с кофейником, и я воспользовался этим, чтобы переменить тему разговора, не удовлетворив его любопытства:

— Сразу видно, что ваш сын не учится в Копенгагене, иначе вы не задавали бы мне столько вопросов.

— Конечно… но…

— Я понимаю, это не каждому по карману. Слишком дорогое удовольствие. Вы любите кофе?

— Да, очень, — растерянно ответил он.

— А что вы пьете дома по вечерам — кофе, чай, водку?

— Ни то, ни другое, ни третье, — смущенно признался он с кривой улыбкой.

Пассажиры обратили внимание на нашу странную беседу и стали прислушиваться.

— Должно быть, вы не женаты? Что-то не помню, чтобы я слышал о вас. Наверное, ваша семья здесь мало известна?

Он лихорадочно поглощал пищу, но попался на мой крючок и ответил между двумя ложками, что он действительно не женат.

— Я так и подумал. Вы уж не обижайтесь. — Как режиссер я был доволен своим спектаклем.

Он не поднимал головы, потом глянул на пассажиров и снова стал бросать в себя пищу, словно наполнял топку парового котла.

Супружеская пара, сидевшая за нашим столом, оказалась невольной свидетельницей этих двух трапез. Я видел, что они на моей стороне. Они ехали в Тромсё навестить дочь. Кроме этого, я почти ничего не знал о них, потому что инквизитор не давал никому раскрыть рта.

— Вы говорили об Андерсе. Когда вы видели его в последний раз? — Я брезгливо скривился, оттого что он громко отхлебнул кофе.

— Когда? Кажется, в шестьдесят первом на Лофотенах.

— Ясно. И вы совершили с ним какую-нибудь сделку?

— Да нет…

— Вы были на шхуне у Андерса?

— Нет, нет, — ответил он уклончиво и отодвинул тарелку.

— Но вы его хорошо знаете? Наверное, вы гостили в Рейнснесе у Дины Грёнэльв?

— Нет, не гостил…

— Однако вы хорошо осведомлены о делах Андерса, о лавке.

— Слухом земля полнится.

— Возможно, в тех местах, откуда вы родом, ловля слухов — единственный способ получать необходимые сведения. Ловля и передача их дальше. Так сказать, своеобразный гешефт. Уж не на нем ли вы разбогатели?

Моя дерзость доконала его. Он тяжело распрямился. Помедлил, держа руки на коленях и глядя в пол. Потом встал и вышел из кают-компании. Лицо у него было ясное, как восход, а лоб напоминал омываемую морем скалу.

После его ухода за столом воцарилось молчание. Я не пытался ни извиняться, ни продолжать разговор. В глубине души я понимал, что зашел слишком далеко. Этот тип не заслуживал такой расправы хотя бы потому, что злоба в нем затмевала рассудок. Он был не в состоянии понять, что глубоко ранит людей. И уж конечно, не мог предположить, что, произнеся имя Дины, вызвал лавину чувств, над которыми я был не властен.

Торжество и раскаяние раздирали меня. Мне стало легче, когда я встретился глазами с седой дамой, передавая ей селедочницу. Она кивнула мне.

— Как приятно, что ночи становятся все светлее и светлее! — мягко сказала она.

— Да, — с благодарностью отозвался я. — Я уже почти забыл, как они прекрасны.

— Мы первый раз едем на север. От восхищения мы даже не можем спать. Наверное, вам было трудно покинуть эти места и уехать в Копенгаген?

— Всегда полезно узнать, как живут люди в других местах, — заметил ее муж.

— Это верно, — согласился я.

— Думаю, после Копенгагена не так легко возвращаться сюда. Особенно если становишься предметом подобного внимания. — Он кивнул на дверь.

— Но вы прекрасно с ним расправились! — прошептала его жена, склонив голову набок.

В ту ночь я спал, несмотря на его храп. А может, он даже и не смел храпеть. Теперь этого уже никто не узнает. Однако утром он пересел за другой стол. И вскоре на всю кают-компанию снова звучал его инквизиторский голос, которым он медленно, с самодовольной миной рассказывал о банкротствах и семейных скандалах. Его новые сотрапезники молчали, опуская головы все ниже.

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98