Коварный супруг (ЛП) - Маура Катарина

Сиерра смотрит в окно, наблюдая за тем, как катафалк въезжает в ворота Виндзоров. По обе стороны от открытых ворот стоят служащие дома Виндзоров со слезами на глазах, наблюдая за тем, как Анна в последний раз покидает дом. За катафалком следует машина Ареса и Рейвен, затем Луки и Валентины, Диона и Фэй, Зейна и Селесты, Лексингтона и Райи, а потом мы, за нами — мои родители, братья и сестра. Каждая часть сегодняшнего дня была тщательно продумана, охрана четко знала, кто в какой машине едет, и даже с какой скоростью мы должны ехать. К моему удивлению, на дорогах, ведущих к кладбищу, выстроились люди в черных траурных одеждах.

— Я узнаю некоторых из этих людей по благотворительным организациям, которые бабушка основала или поддерживала, но большинство — это сотрудники компании Windsor, — говорит Сиерра, ее голос срывается. Виндзоры дали сегодня всем своим сотрудникам выходной, но я точно знаю, что никто из них не просил своих работников быть здесь сегодня, поэтому видеть их всех здесь согревает мое сердце.

— Ее так любили, — говорю я Сиерре, когда наш водитель останавливает машину, и наш охранник подходит, чтобы открыть нам дверь. Я выхожу и протягиваю жене руку, и она колеблется, прежде чем взять ее. Больно осознавать, что даже сейчас, когда она больше всего на свете нуждается в утешении, ей нужен не я.

Я обнимаю жену, пока нас провожают к нашим местам в первом ряду, сотни людей уже ждут на открытом воздухе. Мы сидим вместе с ее невестками, и у нее перехватывает дыхание, когда ее братья вносят гроб. Рейвен обнимает Сиерру, а моя жена кладет голову на плечо Рейвен, когда начинается церемония.

Как будто боги тоже плачут, начинается дождь, и повсюду поднимаются черные зонтики, а мы сидим и слушаем, как Арес обращается к собравшимся, благодарит их, а затем рассказывает нам всем истории о бабушке Анне — их версию, а не ту, которую знал весь мир. Он рассказывает о том, как рос с ней после того, как они потеряли родителей в авиакатастрофе, и как она изо всех сил старалась не дать им почувствовать свою потерю. Мрачность Сиерры немного спадает, когда он начинает рассказывать о жарких схватках за печенье и о том, что их дружная семья — это свидетельство бабушкиной любви и ценностей, и что они никогда не примут это как должное. В это время я наблюдаю за своей женой, желая забрать ее горе и самому перенести все это.

Арес дрожит, когда священник занимает его место, а я делаю ровный вдох, и в груди у меня все болит. Я буду скучать по нашим обедам и по тому, как она выпытывала у меня информацию о нашем браке далеко не самыми тонкими способами. Мне будет не хватать ее печенья и советов, которые она всегда готовила для меня, когда понимала, что я настолько занят работой, что не могу от нее отвлечься.

Особенно в последние несколько недель она постоянно напоминала мне, что после дождя всегда бывает солнце, в конце концов, и что нужно хранить воспоминания о лучших днях. Не знаю, откуда, но она знала, что мне было тяжело, но при этом никогда не заставляла меня говорить об этом и не сердилась на меня за то, что я не в порядке и, в свою очередь, причиняю боль Сиерре. Последнее, что она мне сказала, — что не жалеет о том, что доверила мне счастье своей внучки, и, когда священник просит нас подняться, я безмолвно клянусь, что сделаю так, чтобы она никогда не пожалела об этом, если это будет последнее, что я сделаю. Я найду способ сделать ее снова счастливой, заставить ее снова улыбаться, чего бы мне это ни стоило.

— Нет, пожалуйста, — говорит Сиерра, когда гроб опускают, и замирает, когда нас всех просят бросить цветы сверху.

— Пойдем, Котенок, — бормочу я, обнимая ее, пока мы идем за ее братьями и невестками. Сиерра дрожит, сжимая красную розу так крепко, что ее ладони начинают кровоточить от шипов, а кровь стекает по пальцам.

Я наблюдаю за ней, пока она держит руку над гробом, и выражение ее лица меняется, когда она ослабляет хватку на розе. Ее ноги дрожат, и я ловлю ее, когда она падает на колени, рыдания впервые за сегодня прорываются из ее горла. Я притягиваю ее к себе и обнимаю, пока она плачет от души, и все это время мне хочется, чтобы у меня была сила отменить то, что произошло — ее похищение, смерть ее бабушки, все это. Нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы вернуть время назад, когда она была счастлива.

Глава 63

Ксавьер

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, в панике наблюдая, как Сиерра спокойно снимает одежду с вешалки и убирает ее, а затем складывает в открытый чемодан.

Я отвез нас домой после похорон, и она несколько часов просидела в своем любимом кресле в библиотеке, а потом вдруг потянулась за телефоном и поднялась на ноги. Несколько мгновений спустя она вошла в нашу гардеробную, выражение ее лица было нечитаемым.

— Я ухожу, — говорит она, ее тон лишен каких-либо эмоций.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, в панике хватая ее руки и сжимая их в своих. — Это твой дом, Котенок. Наш дом.

Она поднимает бровь и невесело улыбается.

— Правда? Мог бы меня обмануть.

Моя жена вырывает руки из моей хватки и продолжает собирать вещи, а я тянусь к ее чемодану и начинаю распаковывать все, что она туда положила, в голове у меня полный беспорядок. Я не знаю, что делать, как остановить ее от переезда, хотя знаю, что не имею на это права. Она оставалась ради бабушки, а теперь у нее больше нет причин терпеть меня. Я даже не могу винить ее за это. У меня сводит желудок, а голова начинает раскалываться, когда в голове проносятся видения, которые я не хочу видеть, напоминая мне, почему я должен отпустить ее, даже несмотря на то, что мое сердце протестует.

— Прекрати, — говорит она мне, когда я опустошаю ее чемодан, и в ее тоне слышится покорность. — Просто остановись, Ксавьер.

Я опускаюсь перед ней на оба колена и тянусь к ее рукам, чувствуя себя виноватым.

— Не оставляй меня, — умоляю я, как раз когда в нашем доме раздается тихий звон, оповещающий о визите моих родителей. Тем не менее я не отворачиваюсь от жены и не поднимаюсь на ноги.

— Я люблю тебя, Сиерра. Больше всего на свете, — говорю я ей, и голос мой срывается. — Я знаю, что это не чувствовалось, но клянусь, это правда. Я знаю, что облажался, Котенок. Я знаю, что подвел тебя, и я знаю, что ты разочарована во мне, но, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне все исправить. Пожалуйста, позволь мне быть рядом с тобой.

— Слишком поздно, — отвечает она, ее голос мягкий. — Ты не был рядом со мной, Ксавьер, и я... я устала. Я просто так устала. У меня нет сил думать, что ты здесь только потому, что жалеешь меня, и я не могу справиться с болью, которую чувствую каждый раз, когда смотрю на тебя, вдобавок к горю, в котором я тону.

Она смотрит на меня через плечо и вздыхает, вытаскивая свои руки из моих, как раз когда Рейвен и Селеста входят в нашу гардеробную, а за ними моя мама и Валерия. Рейвен смотрит на меня, в ее глазах появляется нотка сострадания, когда она тянется к чемодану, который я только что опустошил.

— Не делай этого, — умоляю я, когда девочки начинают помогать Сиерре собирать вещи, а мы с ней смотрим друг на друга. — Пожалуйста, Сиерра, — шепчу я, мой голос срывается.

Она опускается передо мной на колени, ее рука дрожит, когда она касается моего лица. Мои глаза закрываются, и дыхание сбивается, когда она прижимает мягкий поцелуй к моей щеке.

— Прости меня, — пробормотала она. — Я просто не могу сейчас быть одна, Ксавьер... и именно так я себя чувствую, когда я с тобой, даже когда ты здесь.

Она поднимается на ноги, когда девушки начинают выносить ее вещи, бросает на меня последний взгляд, прежде чем уйти, оставив меня сидеть в комнате, наполненной сожалением.

Мама вздыхает, кладя руку мне на плечо, и я поднимаю на нее глаза, и у меня щемит сердце.

— Мама, — бормочу я, мой голос срывается. — Что мне делать?

— Тебе нужно хорошенько подумать о том, как ты с ней обращался, Ксавьер, и о том, что ты внушал ей своими действиями каждый раз, когда не появлялся рядом с ней. Она поддерживала тебя, боролась за тебя и ваш брак, а ты отплатил ей тем, что оттолкнул ее, вместо того чтобы довериться ей и вместе с ней преодолеть случившееся. Это был ужасный опыт для вас обоих, и я понимаю, почему он вызвал страхи и травмы, которые, как ты думал, остались позади, но вот в чем дело, Ксавьер... Ты не можешь решать, что нужно Сиерре. Ни тогда, ни сейчас. Только она может это определить. Отталкивая ее, ты служишь себе, а не ей, и чем быстрее ты это поймешь, тем быстрее начнешь исправлять нанесенный ущерб, если еще не слишком поздно.