Порочные цели (ЛП) - Кейн Мила

— Ага, а еще этот хрен сказал, что было бы идеально, если бы Коул очнулся сегодня… но он не очнулся и никто не знает, когда это произойдет, — зарычал Гейдж. — Это, блядь, что еще за новости?

— Только не психуй, — Мэддокс вышел из палаты и кивнул мне.

— Я не могу сидеть сложа руки, — рявкнул Гейдж. — Как минимум, нам надо разобраться с поставщиками. Что это за «предупреждение», из-за которого през попал на операционный стол? Ублюдки! Отдай им гребаные деньги, или что они там хотят. Мы должны убедиться, что это больше не повторится.

Мэддокс встретился со мной взглядом. Он был единственным, кто знал, что у меня нет денег.

— Давай не будем рубить с плеча. Коул скоро придет в себя и скажет, что делать. Если через пару дней он не очнется, тогда вернемся к этой теме.

Гейдж недовольно фыркнул. Мэддокс хлопнул его по груди.

— Иди со своим нытьем на улицу. Я второй, когда Коул вне игры, так что заткнись и слушай меня.

Гейдж выглядел так, словно хотел возразить. Они втроем были лучшими друзьями вот уже лет двадцать, но это не значило, что парни не спорили. Спорили – и часто. Но не так, как сейчас. Гейдж дрожал от злости, и я понимал его чувства. Эта злость была построена на страхе. Страхе потерять Коула. Я и сам едва мог функционировать, настолько тяжелой была тревога о нем.

— Пойду прослежу, чтобы его не упекли за решётку, — сказал Мэддокс и поднял бровь. — Ты узнал что-нибудь о пропавших деньгах?

Я покачал головой. Что я мог сказать ему? Что я знал, кто взял деньги, но уже было слишком поздно, чтобы вернуть их? Что они пропали навсегда? Что пока я влюблялся… Я оборвал мучительные мысли об Ари и заставил себя встретить взгляд Мэддокса.

Он вздохнул и ушел, а я направился в палату Коула. Брат был совсем не похож на себя – бледный на фоне белых простыней.

— Всё валяешься, ленивый ублюдок? Когда ты уже наконец встанешь и возьмешь ответственность за своих людей? Гейдж с ума сходит, — сказал я его бессознательному телу и опустился на стул рядом с ним.

Вопрос Мэддокса не давал мне покоя. Нет. Я не узнал ничего нового о сумке. Мне не и не нужно было. У меня была вся важная информация. Ари отдала ее своему брату. Она оказалась в Хэйд-Харборе, потому что изначально украла у него. Я даже не знал ее настоящего имени. Я думал, что у нее нет семьи. Теперь, оглядываясь назад на время, проведенное вместе, я не понимал, что было правдой, а что ложью.

Арианна Спенсер. Профессор Спенсер. Как будто вообще другой человек, кто-то, кого я никогда раньше не встречал. Я не мог сопоставить образ моей именинницы с той, кем она, очевидно, была на самом деле.

Почему я не спросил ее про сумку, хотя Мэддокс явно ждал, что я это сделаю?

Потому что я боялся.

Столкнуться с ней – значило потерять единственного человека, который когда-либо беспокоился обо мне. Тогда она бы стала просто еще одной в списке тех, кто использовал меня. И даже если история ее брата была искаженной, суровая правда заключалась в том, что он забрал деньги… а Коул заплатил цену. И я позволил этому случиться, ведомый своим членом и слабым, чертовым сердцем. Я втянул его в это, играя с сотней тысяч баксов, и теперь не имел ни малейшего понятия, как вернуть долг.

Я сделал глубокий, дрожащий вдох. Это было реально больно. Будто иглы вонзались в грудь. Ебаный ад.

Вот почему нельзя подпускать к себе людей. Потому что они разочаровывают. Потому что используют тебя. Потому что, в конце концов, каждый думает только о себе, хранит свои тайны, бережет свое сердце – и Ари не была исключением.

Нет, это только я позволил ей увидеть мои жалкие и сломленные части… а взамен… она подставила меня и Коула.

Я взял его мозолистую руку. Страх и боль сменились гневом. Я жалел, что вообще встретил ее, влюбился в нее и ее таинственность, втянул в это Коула. Удаление с игры из-за того, что она позволяла профессору Казанове вешаться на нее, было только началом. Мне и в голову не приходило, что все может стать гораздо хуже. И я был идиотом, который допустил это.

Но больше нет. Одну вещь я усвоил с детства: если кто-то причиняет тебе боль, ты причиняешь боль в ответ.

Всегда.

Презентации по музыкальной теории были темой номер один в группе последние пару недель. Я давно всё сделал, но в то утро – после ночи на больничном стуле и десятка пропущенных звонков от Ари, – добавил еще пару слайдов. Мне нужно было, чтобы она перестала звонить. Чтобы перестала притворяться, что ей есть до меня дело. Она должна была оставить меня в покое, и я уже знал, как этого добиться.

Я чувствовал онемение к тому времени, как приехал в университет. Шок от вида Коула, только что со стола хирурга, превратился в ледяной холод, который, казалось, проникал в мою грудь, прямо до сердца.

Когда я вошел в аудиторию, там было шумно – все занимали свои места, сжимая заметки и распечатки слайдов. Я сел сзади и стал наблюдал за Ари. Она возилась с ноутбуком, то и дело проверяя время. В какой-то момент наши взгляды встретились, и она тепло улыбнулась мне.

Еще несколько дней назад это растопило бы мое сердце. Сегодня – даже не пробило трещину во льду в моей груди. Я отвел взгляд и сосредоточился на деревьях, качающихся на ветру за окном. Мир казался лишенным цвета, как бледное лицо Коула.

Презентации начались, и я отключился, не заинтересованный во всей этой херне.

— Маркус Бэйли, — позвала Ари с кафедры.

Она улыбнулась мне, когда я шел по проходу к доске, и мое сердце сжалось от сожаления, прежде чем я отогнал это чувство. Нет. Мне нужно было избавиться от источника своей слабости, и это был единственный способ. После занятия она больше никогда не улыбнется мне так.

Я запустил презентацию на экране, перешел к первому слайду и начал говорить. Мне было плевать на оценку. Плевать на всё. Вид раненного Коула и предательство Ари сломало что-то во мне. Холодное безразличие окружило мои мысли. Я почти ничего не чувствовал.

Я перешел к следующему слайду, тому, который добавил сегодня утром, и в лекционном зале раздались изумленные возгласы.

Это была фотография. На ней почти голая Ари растянулась в постели, прикрытая лишь простыней, а моя татуированная рука сжимала ее задницу. Ее лицо было скрыто, поэтому никто не мог точно сказать, что на снимке она. Это была одна из фотографий, которые я сделал в ту ночь, когда пробрался в дом ее подруги, проследив за ней из закусочной.

— Упс, не тот слайд, — холодно бросил я и переключил на следующий.

На экране появилось ее лицо – красивое и безмятежное, с мирно закрытыми глазами, и моя рука, сжимающая ее подбородок, с большим пальцем между ее губ. Никто не догадался бы, что в тот момент она спала. Только я знал правду.

— Мистер Бэйли! — Ари вскочила и бросилась ко мне и ноутбуку.

Я посмотрел ей прямо в глаза.

— Прости, детка, видимо, перепутал файлы.

Шепот вспыхнул по аудитории, как пожар, разгораясь и распространяясь. Я встретил шокированный взгляд Ари, вытащил флешку из ноутбука и сунул в карман. А затем ушел. Я не мог выдержать ее взгляд, полный предательства, ни секунды дольше. Не тогда, когда она это начала.

Я успел дойти до коридора, прежде чем она догнала меня.

— Маркус! Что, черт возьми, это было? Это должно было быть смешно? — Ари выскочила за мной, излучая ярость как торнадо, несмотря на свой маленький рост.

— Ага, разве нет? — я задержался всего на секунду, прежде чем продолжил идти вперед.

Она дернула меня за руку, пытаясь остановить, но я не поддался. Я не хотел видеть боль на ее лице. Я бы не вынес этого.

— Боишься, что твой приятель по завтраку узнает об этом? — спросил я.

— Что? Я не понимаю. Объясни мне, пожалуйста, — сказала она теперь тише.

Холод вокруг моего сердца грозил расколоться пополам.

— Это значит, все кончено. Между нами больше ничего нет и не будет. Так понятно?

— Что? Почему? — удивилась она, а потом рассмеялась горьким, уничижительным смехом. Он звучал неправильно из ее уст. — Я знала, что так будет. Я знала, что если попрошу тебя подождать, чтобы наши отношения не разрушили мою жизнь, ты не протянешь и месяца. И вот… ты даже недели не выдержал.