Пожалеть розгу (ЛП) - Секстон Мари

Это многое объясняло. Все эти бунтарские выходки. Его выгоняли из одной школы за другой. Он скрывал свою игру, как какую-то грязную тайну.

Грей заключил Эйвери в объятия и поцеловал в макушку его светлых, цвета осени, волос.

- Мой брат юрист, Грей. А я играю на пианино в дурацком баре. - Он запрокинул голову, чтобы посмотреть на Грея, в его голубых глазах было столько страха и неуверенности, что Грею захотелось завернуть его в одеяло и укачивать, чтобы он заснул. - Скажи мне, что ты понимаешь. Скажи мне, что ты знаешь, каково это.

Грей почти забыл о своем признании на следующий день после того, как Эйвери встретился с его семьей. До той ночи он признавался в этом только Чарли.

- Я знаю, каково это - чувствовать, что ты никогда не оправдаешь ожиданий. И я знаю, каково это - следовать зову сердца.

- Это то, что я делаю? Потому что мне кажется, что я поступаю как трус.

- Ты не трус. - Грей вытер щеки Эйвери большими пальцами. - Это пламя зажигает тебя так, как я никогда не видел, Эйвери. Не смей его гасить. Не для меня. Не для твоего отца. Ни для кого.

Эйвери, казалось, мгновение переваривал услышанное.

- Прости, что не сказал тебе раньше.

- Прости, что заставил тебя чувствовать, что ты не можешь.

- Оглядываясь назад, это кажется таким глупым.

- Только не со мной. - Грей прижался лбом ко лбу Эйвери. После всего, что произошло между ними за последние двадцать четыре часа, Грей поймал себя на том, что хочет быть нежным. Более того, он хотел, чтобы это вернулось к нему. Он никогда не думал, что нуждается в эмоциональном утешении или нежных признаниях в любви, но сейчас он хотел этого больше всего на свете.

Он глубоко вздохнул и спросил:

- Ты чувствуешь себя в безопасности со мной?

Улыбка Эйвери была неуверенной, как будто вопрос смутил его.

- Ну, я достаточно часто позволял тебе привязывать меня к кровати. Думаю, я не чувствую, что представляю какую-то опасность.

Это было сказано шутливым тоном, и Грей покачал головой.

- Я не это имел в виду. - Почему-то это имело значение. Он не мог объяснить, но ему нужно было знать. - Со мной ты чувствуешь себя в безопасности? - снова спросил он.

Улыбка Эйвери угасла, его глаза, казалось, искали у Грея объяснений.

- Безопасность - это не то слово, которое я бы использовал, нет.

Сердце Грея упало.

- Почему нет?

Эйвери в замешательстве наморщил лоб.

- Я не знаю. Ты заставляешь меня чувствовать себя лучше, Грей. Я имею в виду, ты заставляешь меня быть лучше. Ты заставляешь меня чувствовать себя сильным. И... гордым, наверное. Горжусь собой. Больше, чем когда-либо. Когда я с тобой, я чувствую, что, возможно, я особенный.

- Так и есть.

- Видишь? Именно это я и имею в виду. - Эйвери поцеловал его. - Мне не нужно чувствовать себя в безопасности. То, что я чувствую сейчас, это все, что мне нужно.

Грей не стал настаивать. Но это был не тот ответ, на который он надеялся.

Глава 19

Бизнес «Тап Хауса» продолжал расти. Мэгги сказала, что никогда еще не была так занята. Эмили пришлось нанять второго бармена. Роберт сообщил, что за последние шесть недель он продал больше пианино, чем за предыдущие шесть месяцев. И Корал сказала, что посещаемость церкви «Празднование радости» была на рекордно высоком уровне. Но Эйвери знал, что не пиво, не торт, не пианино и даже не обещание спасения день за днем привлекали людей сюда.

Это был дух товарищества.

Здесь были рады каждому. В те дни Эйвери часто слышал, как люди обсуждают политику за столами в «Тап Хаусе». Неизменно те, кто вначале был наиболее непреклонен в своей правоте, в конечном итоге оказывались наименее осведомленными о проблеме и с большей вероятностью меняли свое мнение, как только решали прислушаться. Иногда люди впадали в отчаяние. Но никогда прежде Эйвери не приходилось слышать, чтобы так много людей соглашались не соглашаться. «Я никогда не думал об этом с такой точки зрения» или «Это хорошая мысль» стали обычными фразами. Люди научились менять тему разговора, когда их переполняли эмоции. Чтобы сделать шаг назад и сделать глубокий вдох. Но ни разу они не позволили дискуссиям принять неприятный оборот.

Так или иначе, «Тап Хаус» стал местом, где общение в реальной жизни было на первом месте. Где несогласие означало возможность выслушать и обдумать, а не повод для осуждения и остракизма.

- Я бы хотел, чтобы моя семья была больше похожа на здешних людей, - сказал однажды один из них Эйвери. - Никто из них не разговаривает друг с другом, и все потому, что мы не могли договориться, за кого голосовать. Они ставят свою лояльность к политику, с которым даже никогда не встречались, выше, чем к собственной семье. Как мы сможем что-либо изменить, если отказываемся слушать друг друга?

Это был хороший вопрос, над которым Эйвери размышлял каждый божий день. Он решил рассказать о том, на какие источники новостей он опирается, и то, что он узнал, потрясло его. Он всегда высмеивал людей, которые полагались на «Фокс Ньюз» - или фальшивые новости, как он любил их называть. Но теперь он увидел, что его собственные источники новостей были столь же предвзяты. Чем больше он читал, тем больше проникался недоверием Грея к средствам массовой информации. Неудивительно, что в стране царили беспорядки. Как будто в стране существовали две совершенно разные реальности, и в какой из них жили люди, зависело от того, в какой набор извращенных полуправд они предпочитали верить.

Между тем, те, кто находился посередине, или такие люди, как Грей, которые намеренно рассматривали более широкую картину, чтобы понять все стороны проблемы, прежде чем принять решение, подвергались насмешкам с обеих сторон. «Ты либо с нами, либо против нас», таков был общий рефрен, но теперь Эйвери понял, что это чушь собачья. Вполне возможно, выступать против экстремистов справа, не присоединяясь к экстремистам слева. Быть просто антиэкстремистом было вполне обоснованной позицией. И все же ни одно средство массовой информации не осмелилось заявить об этом. Лишь крошечная часть из них придерживалась скучных старых фактов. Зачем им это? Истерика и оголтелая ненависть вызывали гораздо больше откликов. Преувеличения и гиперболы были приняты обеими сторонами за правду. Независимо от того, насколько безумной или надуманной была идея, всегда находился какой-нибудь самопровозглашенный эксперт или новостной источник с той или иной стороны, чтобы подтвердить уже существующую предвзятость читателя. Чтобы убедить его в своей правоте, а всех остальных - в неправоте.

Правда не имела значения.

Может быть, ее вообще не существовало.

Все это заводило Эйвери в философские дебри, которые он находил разочаровывающими. Даже скучными. И поэтому все чаще и чаще он решал поступать так, как советовал Чарли, он сосредотачивался на реальных людях, которых полюбил, таких как Роберт и Эмили, и играл свою музыку.

Грей часто приходил после смены послушать игру Эйвери. Иногда, если Роберт не работал или был занят с клиентом, Эйвери выступал один, хотя при любой возможности они играли вместе. Эйвери часто пел. Иногда за него пели члены церковного хора. Часто к ним присоединялась вся толпа, хотя бы для подпевки.

Эйвери ничего не слышал о Дерике с того самого дня, как тот появился на пороге дома Грея, нуждаясь в ночлеге, поэтому он был удивлен, когда в четверг днем Дерик позвонил ему, как раз когда Эйвери подъезжал к пивной.

- Где ты находишься? - Спросил Дерик, как только Эйвери ответил. - Я у тебя дома, но здесь никого нет.

В пивной было так громко, что Эйвери пришлось заткнуть пальцем другое ухо.

- Что-то не так?

- Я ушел от Бенни.

С одной стороны, Эйвери был рад, что Дерик ушел от своего жестокого парня. С другой стороны, он надеялся, что это не значит, что Дерику нужно где-то остановиться. Меньше всего ему хотелось, чтобы Дерик повторил свой последний визит. К тому же, в доме Грея был вечер покера. Мысль о том, что Дерик будет там, когда придут Уоррен, Тейлор и Фил, заставила Эйвери поежиться от дискомфорта.