В объятиях его жестокости (СИ) - Северова Нина

Теперь Шахид готов бороться с традициями, отцом, её страхами и… с собой. Потому что Лия – не просто его судьба. Её тишина оказалась громче любых слов, клятв и признаний. Именно в её молчании Гладиатор впервые услышит самого себя.

Глава 8. Ксюша

Перед домом стоит машина, за рулём Асылжан. Он придерживает нос платком и мне становится не по себе.

– Запрыгивай, – Батыр открывает заднюю дверь и кивает. Наверное, я бы лучше пошла пешком. Компания Асылжана мне вообще не нравится, но не спорю. Сажусь в прокуренный салон и чувствую, как от едкого запаха першит в горле. Батыр садится рядом, широко расставляет ноги и коленом касается меня. Отодвигаюсь, на что он коротко ухмыляется.

По дороге Асылжан молчит, но смотрит на меня в зеркало дольше, чем надо. Не нравится этот взгляд. Будто знает то, о чем я не в курсе.

Мы приезжаем в кафе рядом с вокзалом. Тут всегда много таксистов и полицейских, готовят вкусно и недорого. Когда мы заходим, все посетители перестают разговаривать и бросают на Батыра испуганные взгляды. Напрягаюсь, в детдоме это всегда был очень плохой знак.

– Не ссы, – Асылжан хрипит на ухо и я покрываюсь мурашками. Батыр идёт впереди и кажется, ему это даже нравится. Мы садимся за свободный стол в углу, Асылжан свистит официанту и мне хочется врезать ему по губам. Дикарь невоспитанный.

– Добро пожаловать, что будете кушать? – нерусский парень спрашивает с сильным акцентом. Бедный, косится на Асылжана и чуть не дрожит.

– Три чая. Чебуреки есть? – Батыр смотрит на официанта с каким-то снисхождением.

– Конечно, с сыром и мясом.

Батыр переводит на меня вопросительный взгляд, видимо, я должна выбрать.

– Один с сыром, – отвечаю. Парень кивает и бросает взгляд на мои запястья. Убираю руки под стол, не хочу, чтобы смотрели. Наверное, думает, что я вены пыталась вскрыть.

– Мало одного будет, – казах поднимает бровь.

– Нормально, я не могу есть много.

Знаю, что многие люди думают, что детский дом – это чуть ли не курорт. Игрушки, конфеты, внимание чиновников, бесконечная жалость. Но на деле, мы просто изгои, с которыми никто не хочет связываться. С нами плохо обращаются – это касается как человеческого общения, так и элементарного питания. А в каких комнатах мы жили, и в каких душевых мылись – не хочу даже вспоминать. Желудок посажен и поэтому я не могу есть много, иначе всё выходит фонтаном.

Батыр на мои слова кивает и заказывает им с Асылжаном по четыре мясных чебурека.

Озираюсь по сторонам. Чисто, но убого. Жёлтые стены с черными потертостями в местах, где люди соприкасаются плечом или спиной. На столах клеёнки с яркими цветами. Над кассой висит небольшой телевизор, где идёт незнакомый комедийный сериал.

– Пожрём и отвезёшь Ксюшу в больницу на Жукова, – Батыр кладет руку на спинку моего стула. Чувствую его близость и обнимаю себя руками. Мужчина незаметно касается носом виска и я вздрагиваю.

– Я нянька что ли? – Асылжан упирается кулаком в стол.

– Я могу сделать так, что нянька понадобится тебе, хочешь? – голос Батыра садится.

– Нет, но хрен ли я должен возиться с твоей бабой?

Становится неловко от этих слов. Странно, что я стала «бабой» в двадцать три года. И страшно, что я «его».

– Я сама схожу к врачу, не надо меня сопровождать, – поднимаю голову и натыкаюсь на черные раскосые глаза. Батыр давит взглядом, но я выдерживаю. Смотрю в эту бездну и хочу прижаться к его плечу, но мысленно отмахиваюсь от странного порыва.

– Сама ты можешь только дышать, Ксюша. Отвезёт тебя, базар закрыли, – отрезает.

Улыбаюсь на эти сахарные слова. Дышать я могу, видимо, пока ты не перекроешь воздух. Асылжан стучит пальцем по столу, что выдает его невроз. Рядом с ним некомфортно даже в присутствии Батыра, что будет когда наедине останемся?

Официант приносит заказ и мужчины съедают свои чебуреки за несколько минут. Как будто даже не жевали. Я же не могу так быстро. Слишком жирно и сытно. И торопиться тоже нельзя, иначе сведёт желудок и это хуже всякой другой боли.

– Ну чё долго так? – Асылжан подгоняет, а я чувствую, как еда встаёт в горле колом.

– Заткнись, – смотрит на меня с жалостью и мне хочется выплюнуть то, что у меня во рту. – Жди на улице.

Асылжан с психом выходит и хлопает дверью. Наверное, когда мы поедем к врачу, он меня прикопает где-нибудь по пути.

– Не торопись, никто не гонит, – Батыр допивает чай. Даже здесь ему принесли пиалу.

– Не смотри, пожалуйста, – прошу, когда мужчина снова меня разглядывает. Так и поперхнуться можно.

– Не буду, – садится ровнее и смотрит в телевизор. – После больницы сразу домой. А вечером я приеду.

Что? Ко мне домой?

– Зачем приедешь?

– Спать будем, сладкая. На днях хату присмотрю, там осядем.

– Я не хочу жить в другом месте, у меня есть своя квартира, – кладу чебурек на картонную тарелку и вытираю руки салфеткой. Наелась.

– Твоя квартира твоей и останется, но мотаться туда далеко. Все дела в другой части города, – кладет руку мне на колено и я сквозь джинсы чувствую жар его ладони.

Странно, конечно, обсуждать такие вещи с человеком, которого практически не знаешь. И всё, что знаешь о нем – огромный ред флаг.

– Батыр, как теперь это всё будет? Я не понимаю. Мне надо как-то планировать жизнь.

– Планируй с учётом того, что я буду неотъемлемой частью. Вечером поговорим, сейчас надо ехать уже. Доела? – сжимает колено.

– Да, спасибо.

– Не за что, мелочи, Ксю-ша, – произносит мое имя по слогам. – Сейчас в больницу, потом домой, поняла?

– Поняла.

– Умница.

Батыр пересел в машину к Азамату, а я с этим дьяволом еду к врачу. Асылжан молчит, но ему и не надо говорить, всё написано на лице. Смотрю на него в зеркало, лицо припухло от удара Батыра. Нос и до этого был немного в бок, наверное, получает не в первый раз. Даже не удивительно.

Прием у врача прошел быстро. Оказывается, меня ждали. Терапевт расплывался в любезностях и десять раз просил передать Батыру, что он посмотрел меня вдоль и поперек и назначил эффективное лечение. Но на самом деле, он сказал, что у меня нет сотрясения, небольшой ушиб. Руки мазать, как и советовала Арина. Выписал витамины и сказал больше бывать на свежем воздухе. Обычные рекомендации на все случаи жизни.

По пути домой Асылжан снова не произнес ни слова. Это хорошо, потому что я не знаю как вступать в словесную перепалку с таким человеком. Ты ему – слово, а он двадцать в ответ.

– Выплёвывайся, – говорит, когда почти подъехали к подъезду.

– Что?

– Да выходи из тачки, тупая или как?

– Не тупая, просто разговаривать надо нормально, – закидываю рюкзак на плечо и открываю дверь.

– Если думаешь, что ты с Батыром и всё теперь можно, сильно ошибаешься, – злобно бросает.

– А что такое? Хочешь быть на моем месте? – вылезаю из машины и хлопаю дверью.

– Ну ты и сука.

– Вот и завидуй, – забегаю в подъезд и чувствую, как меня аж подкидывает от злости. Почему нельзя нормально разговаривать? Понятное дело, что Асылжан из бандитского круга, но обычные слова всё равно должен знать. Вряд ли он со всеми общается вот так.

Наконец-то захожу в квартиру, закрываю дверь и оседаю на пол. Эта ночь была одна из самых страшных. Я привыкла к насилию, но это… Хочу просто забыть и смыть с себя.

Долго стою под душем, руки саднит от воды, кожу от веревок немного содрало. Выжимаю волосы, нет сил сушить феном, ложусь с мокрой головой. Засыпаю быстро и просыпаюсь от звонка в дверь. Сколько времени? Вечер, за окном уже солнце садится.

Смотрю в глазок, Батыр. Ну да, обещал же. Открываю.

– Спала? – заходит с пакетами. – Уже думал дверь ломать.

– Не надо ломать. Я уснула как пришла, – тру глаза.

Батыр ставит пакеты на пол и нависает надо мной. От него пахнет сигаретами и машинным маслом. Черная футболка натягивается на вздымающейся груди. Агрессивный, даже когда спокойный. Опять разглядывает, аж щеки краснеют. Притягивает к себе и сжимает так сильно, что выбивает воздух. Кладет ладонь на затылок, давит. Чувствую его каменное тело и ловлю какой-то трепет от того, что он так обнимает. Обмякаю под этой силой, касаюсь носом шеи, от чего мужчина ещё сильнее напрягается. Я не могу обнять в ответ, мои руки в тисках, но так тоже хорошо, что даже странно.