В объятиях его жестокости (СИ) - Северова Нина

– Жрать хочу, сладкая. Разбери пакеты, – отпускает наконец.

Выкладываю продукты на стол, а он стоит сзади и молча наблюдает. По спине бегут мурашки, руки не слушаются. Его близость парализует и я не знаю, как себя быстро успокоить. Батыр подходит ближе, чувствую спиной жар его тела и теряюсь еще сильнее. Мужчина резко хватает меня за талию, вскрикиваю от неожиданности. Он давит, сжимает, будто проверяет на прочность. А я ловлю себя на ужасной мысли: мне страшно, но ещё страшнее – мне это нравится.

Глава 9. Батырхан

Ксюша нервничает и это заводит ещё сильнее. Она даже боится красиво.

Сонная, мягкая, домашняя. В синей пижаме и растрёпанными волосами. Поднимаю футболку, провожу руками по талии и животу. Она мгновенно покрывается мурашками, веду выше, натыкаюсь на небольшую грудь. Ксюша дёргается и откидывается мне на плечо. Кладу руку на тонкую шею и сжимаю. Вся в моих руках, в клетке, из которой не выбраться. Неправильно, но плевать. Нюхаю волосы и кусаю плечо, вскрикивает.

– Батыр, – дрожит. Не надо звать, я уже здесь. Кусаю мочку уха, снова сдавливаю шею. Чувствую как ее пульс бешено бьётся, а сам еле держусь за щепки здравого рассудка, чтобы не взять прямо здесь. Но не так. Сама сверху сядет, без принуждения. Недолго ждать осталось. Ксюша ещё борется с собой, боится, но сдастся. Ведь я никуда не денусь, от меня не избавиться. В ушах гул, снова меня клинит. В глазах вспышки, голову ведёт.

Ксюша разворачивается и обнимает меня за шею. Это… приятно. И непривычно. Чувствую её пальцы на затылке и теряюсь. Нежности – это не про меня. Не умею ни давать, ни брать. От глотки до паха всё горит. Хватаю Ксюшу за лицо, давлю на щёки. Она смотрит на губы и тянется вперёд. Прижимается к моим, проводит языком и я не сдерживаюсь.

Сжимаю волосы у корней, запрокидывая ее голову назад. Сжимаю ягодицы, кусаю губы. Не поцелуй как в фильмах сопливых. Присвоение. Она сладкая и меня снова торкает. Больной, зависимый.

– Батыр, больно, – отталкивается от груди. В глазах слёзы, на губах… ранки от моих зубов. Блядь. – Ты слишком кусаешься.

Не отпускаю. Обнимаю крепче. Не умею я, твою мать, чтобы нормально было. Только через силу, через боль. Не умею лобызаться.

– Не буду больше, – провожу пальцами по длинным волосам. Мягкие. – Приготовь пожрать, я пока в душ.

– Хорошо, – отстраняется, в глаза не смотрит. Упустил важный момент? Спугнул? Ничего, наверстаю. Это не меняет того, что Ксюша – моя. Сломаю и соберу заново. Как и она меня. Уже что-то идёт не так. Меняется. Остаётся только то, что психоз мой становится более обостренным. Чувствую, сорвусь скоро, а это всегда катастрофа.

Ксюша уходит в комнату и я оглядываю кухню. Маленькая, почти ничего нет. Голая раковина торчит из стены, под ней мусорное ведро. Холодильник советский, плита «Лысьва». Столешница, сверху два ящика, небольшой стол, одна табуретка. Всё. Надо гарнитур купить нормальный сюда.

– Вот, – отдает полотенце. Иду в ванную. Мимо заглядываю в комнату, всё также пусто. Разложенный маленький диван, покосившийся шкаф и стол «бабочка» в углу. Нихрена больше нет. Обустроить надо.

В ванне зелёные крашеные стены, плохое освещение. Сразу нары вспоминаю, аж дёргает. Раздеваюсь, бросаю шмотки на пол. Тесно здесь, конечно. Вода смывает тяжёлый день, но грязь всё равно остаётся.

Зуб за свою тупость получил. В больничке теперь отлёживается. Помяли его. Не жалко, думать надо, хотя бы иногда. Он вроде не тупой мужик, но что-то пошло не так. И притон разнесли его. Девок вывели, Асылжан с мужиками битами всё разворотили. Потому что Ксению мою напугал, следы оставил на ее коже. Как вижу синие запястья, так ещё раз позвоночник ему сломать хочу.

Вытираюсь и голым выхожу в комнату. Ксюша в коридоре останавливается и смотрит на меня глазами оленёнка. Ну давай, задержись взглядом ещё немного, я и тебя раздену.

– У тебя нет татуировок? – спрашивает и возвращает взгляд на лицо. Могла бы и дальше смотреть ниже пояса. Чем природа наградила, тому и рады.

– А должны быть? – иду на кухню. Вместе с едой привез чистые вещи. Ксюша нарезала бутерброды, на плите варятся пельмени.

– Наверное, ты же… – замолкает.

– Кто? Договаривай, – достаю из пакета шмотки, натягиваю трусы.

– Лицо бандитской наружности, – отвечает.

Смеюсь. Так меня ещё не называли. Обычно говорят, что я псих отбитый и ублюдок.

– Не нужны мне эти портаки. Шрамов хватает, – подхожу к девчонке и беру за подбородок. – Откуда у тебя это? – провожу большим пальцем за ухом. Ксюша отворачивает голову и делает шаг назад.

– Не трогай.

– Кто сделал это? – кладу руку на плечо, смотрю как бьётся вена на шее. Хочу укусить, засос оставить. Ну точно больной.

– Неважно, это тебя не касается, – сжимает кулаки.

– Ксюша, меня теперь всё касается, сладкая. И это, – тыкаю пальцем на ее шрамы, – В первую очередь. Кто? Я накажу его.

– Некого наказывать, их уже нет в живых. Да и было это давно.

Их? Издевались толпой?

– А родители знают?

Ксюша меняется в лице, будто чувствует сильную боль. Отворачивается к плите, мешает пельмени. Не хочет отвечать?

– Ксю-ша, – сажусь на табуретку.

– А похоже, что они у меня есть? – разводит руками.

– Вообще никого? Детдомовская?

– Вообще никого, да, – остаётся стоять у плиты и подгибает ногу.

Теперь понятно, почему хата почти пустая. А на работу нормальную не может устроиться, потому что чудила в зверинце?

– На днях куплю мебель сюда, – тяну руку, она её перехватывает. Встаёт между ног, в глаза смотрит. Сжимаю ягодицы, шлёпаю. Мягкая, сочная. Фигура, что надо. Но я подожду. В трусах у меня ничего ждать не хочет, правда. Ксюша это видит и краснеет.

– Не надо ничего покупать.

– Почему?

– Не рассчитаюсь потом, – обнимает себя.

– А я сказал, что надо возвращать бабки?

– Батыр, все знают, как ты выбиваешь долги. У меня нет денег, чтобы вернуть хотя бы один процент из того, что ты потратишь на меня.

Вспыхиваю. Встаю, хватаю её за волосы и откидываю голову назад, чтобы смотрела прямо в глаза.

– Ксюша, не расстраивай меня, сладкая. Я прекрасно знаю, что обо мне говорят, но это тебя не касается. Всё, что ты от меня получишь – это не в долг. Еда, шмотки, защита, секс – всё будет, потому что я хочу это дать. Не смотри так, трахать тебя буду не как должницу, а как свою женщину. Ты сама будешь хотеть и уже хочешь, – её зрачки расширяются. Не верит, сомневается. – Ну, что не так? Рожей не вышел? Я знаю.

– Просто так ничего не бывает, Батыр, – голос дрожит. – Всегда нужно платить. Или телом, или деньгами.

Детдомовские замашки.

– Отчасти так. Расслабься. Никакой долг на тебя не повешу.

Надеваю джинсы, накидываю футболку. Выхожу в подъезд покурить. Гадкое чувство. Не должна она так думать. Ксюша изначально была другой. Я мог силой взять, сломать, запугать, но нет. Не с ней. Не знаю как вся эта лабуда в отношениях происходит, но задевает. Я же по-нормальному, почему так?

Глава 10. Ксюша

Мы лежим в одной постели, в опасной близости. Батыр снова меня сжимает и так сильно, что дышать получается с трудом. Мне тепло, но и потряхивает от страха. Он вроде не делает ничего такого, но я не могу расслабиться. Привычка не доверять никому, кроме себя. Не терять бдительность.

Батыр зарывается носом в мои волосы, рычит, вздыхает. Ведёт себя как маньяк и я от этого расплываюсь. Хочу сама трогать его, почему-то тянет, но как будто… Если отдаться своим желаниям, то назад пути уже не будет. Хотя Батыр и говорит открыто, что он никуда не денется. Губы пульсируют после кусающего поцелуя. Было больно, практически до слёз. Но под этим звериным натиском у меня появилось приятное томление внизу. Как понять, что вообще происходит? Эмоциональные качели какие-то. И хочется, и колется.