Мост висельников (ЛП) - Валенти Сюзанна

Рука Роуг скользнула в мою, и я резко вернулся в настоящее, тепло ее пальцев в моих напомнило мне о жизни, которая у меня была сейчас. Я больше не был пленником ни одного из этих бездушных людей, по крайней мере, ни в физическом смысле.

— Ты справишься, Эйс, — прорычала она, и я почерпнул силы в ней, этом потрясающем создании, наполненном мощью океана. Когда она была рядом со мной, все было возможно.

Я вошел в комнату, высоко подняв подбородок, хотя шрамы на моем теле покалывало от пристального взгляда отца, устремленного на меня. Он не видел меня с тех пор, как Шон пытал меня, и как бы сильно я ни хотел притвориться, что мне все равно, что он думает о моей внешности сейчас, я не мог игнорировать ту часть себя, которая хотела спрятаться.

— Кто-то наконец-то воздал тебе по заслугам? — задумчиво произнес мой отец, посмеиваясь, когда осмотрел мои шрамы, и по моему позвоночнику потек лед. — Посмотри, в каком ты состоянии. Теперь уродлив не только внутри, но и снаружи.

Я стиснул зубы, пытаясь не обращать внимания на эти слова, но они глубоко врезались в меня.

— Он один из самых красивых мужчин, которых я знаю. И если ты еще раз посмеешься над ним, я заставлю тебя пожалеть об этом, — предупредила моя девочка, и мое сердце забилось сильнее от этих слов.

— Кто это? — проворчал он мне, дернув подбородком в сторону Роуг, натянув одеяло повыше на свое тело.

Он полулежал на пропитанных потом подушках. Тонкая майка обнажала обожженную солнцем кожу рук и поблекшее тату якоря на левом бицепсе. Седые, сальные волосы свисали вокруг обвисшей кожи щек, пока он поглядывал на Роуг с презрительной ухмылкой на губах. И этого хватило, чтобы чудовище внутри меня пробудилось — расправив плечи, я выпустил ее руку и шагнул вперед, становясь между ними. Он не достоин смотреть на нее, и уж точно не будет скалиться в ее сторону.

— Убери это выражение со своего лица, — прошипел я. — Эта девушка — гребаная королева, и если ты не будешь относиться к ней с уважением, я оставлю тебя гнить здесь.

Мой отец сердито посмотрел на меня с многолетним отвращением в глазах. Его ненависть ко мне возникла в тот день, когда я родился, хотя когда-то я пытался заставить его полюбить меня, когда был маленьким и невинным и понятия не имел, почему моя плоть и кровь смотрит на меня с таким презрением. Теперь я чувствовал злость на этого маленького мальчика, ярость от всего этого нарастала во мне и выбивала воздух из моих легких.

Мой отец цокнул языком, но больше ничего не сказал, подняв руку, завернутую в белую футболку, и помахал ею. — Я порезал руку о гребаную консервную банку, так что подлатай меня, или ты собираешься просто так тратить кислород в этой комнате?

— Следи за своим языком, — прорычала Роуг, обходя меня и свирепо глядя на моего отца в постели. Я удивленно посмотрел на нее. — Ты будешь говорить с ним с уважением или не будешь говорить вообще. Мы можем развернуться и уйти из этого дома, когда нам заблагорассудится, но я не думаю, что ты можешь сделать то же самое, не так ли? — Она выбила ногой его трость с того места, где она была прислонена к тумбочке, так что она упала на пол и покатилась через всю комнату.

Лицо моего отца исказилось от ярости, как будто он не мог поверить, что она только что так с ним разговаривала, и мои губы растянулись в усмешке. Его губы приоткрылись, но он проглотил все, что хотел сказать, и снова протянул ко мне руку.

Я наклонился и без особой осторожности сорвал импровизированную повязку с его руки, заставив его выругаться от боли. Рваная рана тянулась вверх по его большому пальцу, и крови, сочащейся из нее, было достаточно, чтобы сказать мне, что ее нужно зашивать.

— У тебя дома все еще есть набор для наложения швов? — спросил я, вспомнив, как он швырнул в меня лампой, и несколько осколков порезали мне предплечье. Он грубо зашил рану, не дав мне даже приблизиться к больнице — или к обезболивающим, если уж на то пошло, — и я все это время испытывал агонию. Это был прекрасный пример того, почему я старался не позволять воспоминаниям, хранящимся в этих стенах, выходить на передней план моего сознания, но теперь, когда я снова был внутри, блокировать их было невозможно.

Отец натянуто кивнул. — В шкафчике в ванной.

Я вышел из комнаты, чтобы взять его, пытаясь потащить Роуг за собой, но она стряхнула меня и осталась там, скрестив руки на груди и холодно глядя сверху вниз на моего отца.

Я нашел коробку с набором для наложения швов и также прихватил с кухни бутылку белого рома, прежде чем вернуться в спальню, обнаружив, что тишина сгустилась, а взгляд Роуг был таким же жестким. Я видел презрение в ее глазах, и мне нравилась каждая искорка огня в ее взгляде, зная, что он появился из-за меня.

Я сел на край кровати, положив руку отца себе на колени и заставив его зарычать от боли, и эта боль вот-вот должна была стать намного сильнее. Я промыл порез спиртом, а затем воткнул в него иглу, вызвав у него шипение боли, которое заставило меня улыбнуться.

Да, я собирался насладиться этой болью, и, меня ни хрена не волновало, что это превращало меня в садистский кусок дерьма. В конце концов, я им и был.

Я не торопился зашивать его, наложив больше швов, чем необходимо, чтобы удостовериться, что насытился местью над его плотью. Закончив, я встал, желая увеличить расстояние между нами, а он потянулся за пачкой сигарет на прикроватной тумбочке.

Он закурил, и едкий запах моей собственной вредной привычки окутал меня, когда воздух наполнился дымом, а во мне поднялась тяга к тому же виду зависимости. Она была связующим звеном между нами, одной из наших немногих общих черт, хотя иногда я боялся, что внутри меня их было больше. Части меня, доставшиеся исключительно от него, — мерзость, которую я никогда не смогу вытравить.

— Миссис Бевлин вернется завтра, — сказал я ему, направляясь к двери и ведя за собой Роуг.

— Почини заднюю дверь, прежде чем уйдешь, — язвительно бросил он мне. — Какие-то придурки-дети взломали ее прошлой ночью, а сегодня утром у меня на кухне был гребаный койот. Мне пришлось отгонять его своей тростью.

Я улыбнулся этому образу, обняв Роуг за плечи, когда выводил ее из комнаты, и крикнул ему в ответ: — Я пришел залатать твою руку, а не возиться с дверью.

— Не смей отвечать, повернувшись ко мне спиной, мальчик, — огрызнулся он, но когда я посмотрел вниз на свою девочку, я не почувствовал язвительности этих слов, мое сердце не дрогнуло от страха. Он был просто стариком в своей постели, неспособным подняться и причинить мне боль, как когда-то.

— Пойдем, Эйс, — прошептала она, и я вспомнил о жизни, ожидающей меня за пределами этого места.

Мне не нужно было больше оставаться здесь, я отсидел свой срок в этом аду и хотел забыть об этом, как только смогу.

— Эй! Ты слышал меня, мальчик? — крикнул мой отец.

— Нет, — ответил я, уходя по коридору и не потрудившись оглянуться. Он был моим прошлым, а не настоящим. И единственное, что сейчас имело для меня значение, — это девушка, которая смотрела на меня глазами полными солнца, и мужчины, которые ждали меня в нашем доме. Это место было тюрьмой, но это была больше не моя тюрьма. Она принадлежала ему. И он сгниет в ней вместе со своими грехами.

Солнце палило прямо на меня, когда я лежала на полотенце, мои пальцы скользили по песку, а доска сохла рядом со мной. Это был потрясающий день, вокруг было чистое голубое небо, и только крики чаек и плеск волн наполняли воздух.

Я пользовалась всеми преимуществами частного пляжа «Арлекинов», загорая полностью обнаженной. Скорее всего я стану морщинистой старухой, если продолжу в том же духе, но я не могла найти в себе сил остановиться. Мне слишком нравилось чувствовать себя загорелой, чтобы беспокоиться об этом. К тому же, что такое несколько морщин в качестве платы за хорошо прожитую жизнь?