Мой темный принц (ЛП) - Шэн Л. Дж.

С трудом сглотнув, я кликнула на ее профиль и ахнула.

Ему понравилась ее фотография в бикини.

Ему понравилась ее фотография в бикини.

Ощущение было такое, будто проезжаешь мимо автокатастрофы. Сирены, осколки металла, кровь, а я не могла отвести взгляд.

Не пугайся. Это Оливер. Может, это был несчастный случай.

Нет. Ему понравились все ее полуголые фотографии с весеннего отдыха в Канкуне. Все тридцать подряд. И комментарии. Много. Они впечатались в мою сетчатку. Я никогда не могла их не видеть.

ОливерфонБисмарк: Черт, ты го-о-о-о-рячая штучка.

ОливерфонБисмарк: Пиво, бикини и барбекю? Скажи меньше. (прим. Say less - фраза, которая стала сокращением для выражения восторженного согласия или понимания того, что было предложено, без необходимости дальнейших объяснений).

ОливерфонБисмарк: Так когда ты приедешь, чтобы я мог показать как хорошо провести время?

Я никогда не сомневалась в верности Олли... до этого момента.

Мои щеки пылали. Кончики ушей горели. Я снова позвонила ему. Без ответа. Тогда снова. И снова. Я сказала себе, что этому есть вполне достойное объяснение - комментарии, флирт, отсутствие общения, - и заставила себя спрятать телефон и пойти прогуляться.

Но когда я вернулась, он по-прежнему не отвечал.

Итак, я сорвалась.

Я не гордилась своим следующим шагом. Обычно я была уравновешенной и воспитанной девушкой. Но не сейчас. Я написала ему целую цепочку язвительных сообщений.

Брайар Роуз: Ты не отвечаешь, и я не знаю, почему, но, честно говоря, твое поведение не заслуживает внимания.

Брайар Роуз: Ты публично флиртуешь с другой девушкой, а я сижу здесь и планирую все наше совместное будущее. Какого черта, Оливер?

Брайар Роуз: Перезвони мне.

Брайар Роуз: Эй?

Брайар Роуз: Лучше бы ты был мертв, потому что любое другое оправдание окажется неудачным.

Но Оливер не был мертв.

Я узнала об этом четыре дня спустя, когда он опубликовал в своем Инстаграме фотографию, на которой он и Себастьян ухмыляются от уха до уха, с подписью: Младший брат переезжает в Индию. Алавида, ублюдок!

Олли не ответил ни на один из моих звонков и сообщений. Тем не менее, он нашел время, чтобы опубликовать это.

Я изучила каждый пиксель на фотографии. Он выглядел счастливым. Беззаботным. Загорелый и улыбающийся от уха до уха. Как он мог исчезнуть от меня и продолжать жить дальше?

Остаток лета прошел с ужасающей быстротой. Мой срок оплаты обучения в Гарварде все приближался и приближался. Я попыталась взять частный студенческий кредит, но у меня не было кредитной истории, а родители отказались выступить поручителями.

Гарвард был официально отменен.

Я могла бы расстроиться еще больше, если бы не была так сосредоточена на том, что Оливер бросил меня, не сказав ни слова. Он не обновлял свои социальные сети с того момента, как в аэропорту появился Себастьян, но это не мешало мне навязчиво проверять их по нескольку раз в день.

Скоро в Аргентине должен был начаться суд над Джейсоном по делу о растрате, поэтому они с мамой полетели туда. Они продали летний дом в Женеве, и когда я умоляла их позволить мне поехать с ними, мама надулась и хлопнула себя по бедру.

— Брайар Роуз, тебе восемнадцать. Слишком много лет, чтобы прятаться за маминой юбкой. Мы едва можем позволить себе билеты. Мы летим эконом-классом, ради всего святого.

Они бросили меня, не сказав ни слова на прощание. Оставили меня сломленной, разбитой и напуганной. Я была совершенно одна в этом мире.

Первые пару дней я провела на каучсерфинге в доме старого репетитора, а затем сняла однокомнатную квартиру в Цюрихе. Я решила, что смогу проработать там год, накопить денег и поступить в колледж в Америке.

Поскольку недвижимость в Цюрихе стоила запредельно дорого, мне удалось получить скидку, устроившись на подработку: раз в неделю я убирала весь четырехэтажный дом и подвал пентхауса. Кроме того, я устроилась бариста в маленькое кафе на Банхофштрассе, а по выходным накрывала столы в джентльменском клубе.

Я работала, работала и еще работала, пытаясь отогнать от себя предательство Олли. Но чем больше я думала о том, как мы расстались - без разговора о расставании, без уважительной причины, без достойного прощания, - тем больше начинала на него обижаться.

Он знал о моей ситуации.

Он лишил меня девственности и уехал в Америку, оставив меня без одежды, в которой я могла бы вернуться домой.

Мальчик, которому я отдала свое сердце и душу, оказался всего лишь гедонистическим ублюдком.

И все же внутри меня оставалась крошечная, идиотская надежда на то, что всему этому можно найти объяснение. Что Олли на самом деле не был плохим парнем.

Когда я не работала, я подавала заявки на стипендии и гранты. Поскольку у меня были хорошие оценки и множество рекомендательных писем, мне удалось поступить в Бэйлор на полный курс обучения.

Когда я впервые прочитала письмо о приеме, я почувствовала лишь пустоту. Я читала его на своей кухне, которая одновременно была моей спальней, ванной и шкафом. Я потягивала свой слабый чай - гадость, которую я заваривала с помощью использованного чайного пакетика, - и кивала сама себе.

Я смирилась с тем, что никогда не буду счастлива и полноценна.

Поэтому я довольствовалась тем, что выживала.

66

Брайар

Месть - это блюдо, которое лучше подавать холодным.

Мою подали бы на блюдечке с мороженым.

Когда Оливер вернулся домой с едой, ради которой проехал целый час, он застал меня на кухне, зачерпывающей домашнее кокосово-медовое мороженое в вафельный рожок, который я обмакнула в белый шоколад и посыпала посыпкой.

Я сунула его ему в лицо и прижалась поцелуем к его щеке.

— Все твое.

От одного его вида после четырех дней отсутствия у меня перехватило дыхание. Он был так великолепен в своем повседневном черном костюме с V-образным вырезом и элегантных брюках. И эти вены, зигзагообразно проступающие на его предплечьях, и намек на его пресс через рубашку, и, Боже, эти хорошо сложенные конечности.

Ладно. Я была крайне сексуально расстроена, просто зная, что этот мужчина живет в том же почтовом индексе, что и я, не говоря уже о том, что под одной крышей. Но это не означало, что я прощу его только за то, что он горяч.

Глаза Олли сузились. Он опустил их вниз, изучая конус.

— В чем подвох?

Я положила в него вишенку.

— Никакого подвоха.

Он нахмурился и сложил руки, отчего его бицепсы стали еще больше.

— Все в порядке?

— Фантастически. — Я улыбнулась от уха до уха. — Пожалуйста, дай мне знать, что ты думаешь о моем мороженом. Это особый рецепт.

— Особый рецепт, в который входят триоксид мышьяка и фосген? — Он осмотрел мое лицо в поисках гнева или раздражения.

Я ничего не сказала ему о статье в New York Times, да и не видела его уже несколько дней. В тот день, когда я узнала об этом, он занес мой удон и сбежал, прежде чем я смогла с ним встретиться.

— Да ладно. — Я надулась. — Где же доверие?

— Не с женщиной, которая нарисовала два члена на моем лице сверхпрочным маркером прошлой ночью, пока я спал. — Он жестом указал на свое лицо, которое выглядело так, словно на обеих щеках у него все еще были мельчайшие тени в форме фаллосов.

Ладно, может, я и отомстила за то объявление о помолвке. Но как же впечатляет то, что мне удалось нарисовать их в кромешной тьме. Я даже не воспользовалась фонариком в телефоне.

— Ты крепко спишь. Я помню это с тех пор, как мы были вместе. — Я пожала плечами. — Это был низко висящий плод. Я откусила кусочек.

Он жестом указал на мороженое.

— Ну, я не буду есть его, пока ты не пообещаешь мне, что я не уеду отсюда на каталке.

— Клянусь. — Я положила руку на грудную клетку. — Мороженое в порядке. Вот, я откушу первый кусочек.