Паутина (СИ) - Костадинова Весела

В какой-то момент его терпение лопнуло.

Когда я в очередной раз уклончиво ушла от разговора о свадьбе, он взорвался.

— Лиа, да какого чёрта?! — впервые за долгое время он повысил голос, глядя на меня взглядом, полным отчаяния и злости. — Чего ты боишься?

— Я не боюсь! — выкрикнула я в ответ, хотя знала, что лгу.

— Тогда почему? Почему ты продолжаешь отталкивать меня?

Я молчала.

Мы поссорились всерьёз.

Это была не просто перепалка, не раздражённый обмен фразами. Это было столкновение эмоций, страхов, ожиданий. В какой-то момент мне даже показалось, что он сдастся. Просто устанет бороться.

А потом приехала бабушка Лара, для которой Беата стала настоящим светом в жизни.

Без слов выгнала сына погулять с отцом, а меня крепко обняла. Вместе с моей бабушкой они потребовали рассказать обо всех моих страхах. Я рассказывала всё — о страхе, что, если я дам себе возможность расслабиться, я снова потеряю себя. О том, что слишком хорошо помню, каково это — когда решения принимают за тебя. О том, как боюсь повторить судьбу своей мамы. О том, что даже сейчас, несмотря на всё, что сделал Игорь, несмотря на его терпение, я всё ещё не могу до конца поверить, что он действительно хочет принять не только меня, но и Беату. Нет, обе не ругались, обе слушали молча, поглаживая мои руки. А потом Лара улыбнулась. Чуть грустно, чуть устало.

- Малышка, - голос ее был теплым, спокойным. – Ты ведь видела Игоря, так?

Я знала каждую его черточку, каждую морщинку на лбу, каждую родинку. Я знала его взгляды, жесты, злился он или пытался скрыть раздражение, как напрягались мышцы на шее, когда он думал, как поджимал губы, если что-то не устраивало.

- А Андрея ты видела? – еще тише спросила Лара. – Похожи Игорек и Андрей? Хоть немного?

Я как открыла рот, так и закрыла его. Только слепой мог не заметить полное несходство Игоря и его отца. Черты лица, оттенок волос, даже глаза — всё было разным. Они были похожи только в манере держаться, в уверенности, в той внутренней силе, которая ощущалась даже в молчании.

Лариса спокойно покачала головой, подтверждая мою догадку.

- А ведь мой сын – его единственный ребенок, Лиа. И в графе отец стоит имя Андрея. Игорь не только носит его имя – он его сын во всем, кроме крови.

- Игорь… - я откашлялась. – Он… знает?

- Конечно, - кивнула Лара спокойно. – Но что это меняет? Андрей его отец, и их связь… ее не разорвать ничем, малышка. Посмотри на моего сына и Беату…. Есть там хоть капля отчуждения? Хоть капля нелюбви?

Я закрыла лицо рукой. Я видела, как Игорь держал Беату, как терпеливо выслушивал её детские лепетания, как подкидывал её в воздух и ловил, вызывая звонкий смех, как смахивал невидимую пыль с её носа, как укрывал пледом, когда она засыпала у него на груди, как улыбался, когда слышал от нее «папа».

И через неделю приняла предложение Игоря. А вместе с ним и решение ехать с мужем в другую страну, начать жизнь с чистого листа.

Андрей и Лара вошли в холл ресторана с той лёгкой, но уверенной походкой людей, привыкших чувствовать себя свободно в любом месте. Загорелые, улыбчивые, они выглядели отдохнувшими и довольными, но стоило им увидеть Беату, как весь мир для них сузился до этой крошечной девочки, которая с радостным визгом бросилась к ним.

Андрей тут же подхватил внучку, подкинул её в воздух, заставив звонко рассмеяться, а потом уверенным движением поймал обратно, прижимая к себе. Лара, смеясь, уже протягивала руки, чтобы взять малышку, и, едва она оказалась у неё на руках, тут же уткнулась носом в её мягкие светлые волосы.

С каждым годом моя дочь всё больше напоминала мне папу.

Те же выразительные глаза, та же привычка задумчиво поджимать губы, тот же настойчивый характер, проявляющийся даже в детских капризах. Но было и другое — уже полгода как она носила отчество не Львовна, а Игоревна.

Андрей, передав малышку жене, шагнул к нам, обнял меня, потом Игоря — крепко, по-мужски, будто в этом жесте было что-то, что не передать словами.

Но в его глазах я заметила что-то, что тут же заставило сердце сжаться.

Что-то тревожное.

После радостных минут встречи, когда смех Беаты заполнил пространство, а Лара уже что-то рассказывала малышке, Игорь, тоже уловивший это напряжение в лице отца, спросил напрямик:

— Что не так, пап?

Андрей медленно выдохнул, будто не хотел говорить об этом сразу, но понимал, что тянуть смысла нет.

— Владимирова могут отпустить по УДО.

На секунду всё будто замерло.

Звуки ресторана отошли на второй план, смех Беаты стал приглушённым, а у меня внутри что-то болезненно сжалось в комок.

Я почувствовала, как рука Игоря чуть сильнее сжала мою ладонь.

— Что? — мой голос прозвучал тише, чем я хотела.

Андрей кивнул, выражение его лица стало жёстким.

— Есть вероятность. Его адвокаты подали ходатайство. И суд может его поддержать.

Моя рука невольно скользнула к животу.

Андрей тут же уловил этот жест, его глаза засияли, и он вопросительно посмотрел на сына. Игорь, едва сдерживая довольную улыбку, кивнул отцу.

На лице Андрея отразился целый вихрь эмоций — радость, гордость, облегчение. И без лишних слов он шагнул ко мне и крепко приобнял за плечи.

— Не волнуйся, дочка, — его голос был низким, ровным, но в нём звучала та самая бескомпромиссная уверенность, которую невозможно было подделать. — Здесь вы в безопасности.

Столько уверенности и силы было в голосе этого человека, что я вдруг поняла: он не лжет. Никто больше не причинит вреда ни мне, ни Игорю, ни нашим детям.

Я убила в себе страх.

Навсегда.

Двое мужчин стояли на берегу реки, погружённые в молчание. Осеннее солнце светило мягко, уже не жарко, но ещё и не по-зимнему холодно, бросая на воду дрожащие золотистые блики.

Они смотрели на воду, туда, где ещё поднимались пузыри воздуха, оставляя на поверхности расходящиеся круги. Один из них, высокий, с резкими чертами лица, чуть сдвинул кепку на затылок, будто давая себе передышку, но взгляд его оставался прикованным к воде. Второй, невысокий, щупловатый, стоял чуть в стороне, вцепившись пальцами в карман куртки.

Наконец, они сели на пригорок, не произнося ни слова.

Первый мужчина сунул руку в карман походной куртки, достал оттуда потёртую металлическую флягу, открутил крышку и, не спеша, сделал глоток. Крепкий напиток согрел горло, но не развеял тяжесть, сгустившуюся вокруг.

Он протянул флягу второму. Тот взял, отхлебнул молча, даже не моргнув, будто не замечая, что именно пьёт.

Они сидели рядом, храня полное молчание, наблюдая, как затихает водная гладь.

Круги на воде становились всё меньше.

А потом исчезли совсем.

- За Марину, - прошептал невысокий. – Покойся с миром, доченька.

Высокий молча кивнул, снова сделав глоток, ощущая в душе странное умиротворение: теперь его дети в полной безопасности. И сын, и дочка, и внуки.

Солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в медные и пурпурные оттенки. Долгие тени ложились на землю, окутывая холм и растянувшуюся у его подножия реку.

Холодная вода надёжно хранила все тайны.

Мы часто говорим о материнской любви: сильной, всепоглощающей, всепрощающей. О той, что не знает границ, не ищет причин, не требует ничего взамен.

Но любовь отцов…

Она не менее сильна, просто она другая. Её редко выставляют напоказ, она не кричит о себе, не требует признания. Её можно не замечать годами, принимая как должное, и только однажды, обернувшись, понять, насколько велика её сила.

Отцовская любовь — это взгляд, полный гордости, когда ты, спотыкаясь, идёшь по жизни. Это крепкое плечо, подставленное в момент, когда тебе кажется, что падение неизбежно. Это молчаливая готовность встать между тобой и всем миром, не прося благодарности, не ожидая признательности.