Её нельзя (СИ) - Асхадова Амина

— Только сейчас понял? — прошептала я.

— Нет, в декабре. Когда в тачку ко мне села.

— Вот глупенькая была…

За эту фразу Эмиль меня наказал. Задрал мое платье и ощутимо сжал пальцами ягодицы. Я тихо вскрикнула, и он впился в мои губы грубым поцелуем.

Эмиль не хотел, чтобы я жалела о нем. Хотел быть моей первой и единственной любовью. И чтобы я не думала о бегстве больше.

Поцелуй был с привкусом табака, но Эмиль хотел больше, глубже. Он сжал мой подбородок руками, вынуждая открыть рот шире и заполняя его своим языком полностью без остатка.

Я раздвинула ноги шире, обхватывая крепкие мужские бедра. Его грубого кроя брюки царапали кожу между ног сквозь одежду, вызывая приятное томление снизу.

— Знаешь, где я хотел взять тебя при первой встрече?

Я покачала головой, смутно понимая, что от меня хочет услышать Эмиль. От желания в глазах то темнело, то становилось очень ярко, хотя в салоне все располагало к интиму: начиная от тонировки, заканчивая темнотой.

— В тачке. В ту же ночь.

Краснею, вспоминая нашу встречу. У меня и мысли не было, что Эмиль хотел меня тогда. Я его боялась, а Эмиль уже тогда думал, как и где он хочет разложить меня.

Платье мягко зашуршало, Эмиль задрал подол и пальцами отодвинул в сторону белье, прикасаясь шероховатыми подушечками к раскаленной влажной плоти.

— Эмиль, — я выгнулась навстречу его умелым, грубым ласкам, когда он впился в мою грудь губами.

Я схватилась пальцами за его белоснежную рубашку и стала остервенело расстегивать пуговицу за пуговицей, желая добраться до его напряженного живота. Тело дрожало, ощущая оголенными участками кожи твердый бугор. Я погладила грудь мужа и неуверенно спустилась к ширинке.

Усмешка исказила губы мужа:

— Ты ребенка моего носишь, а все стесняешься моего члена?

— Эмиль!

— Давай увереннее, девочка.

Эмиль разрешил взять инициативу в свои руки.

Это было редкостью.

Облизав губы, я потянулась к Эмилю и вместе с этим стала действовать.

Я погладила его колючую кожу на подбородке и принялась расстегивать ремень. Я дышала им и задыхалась одновременно.

Эмиль в ответ провел пальцами по важным складкам, убеждаясь, что я готова, и помог мне справиться с ремнем. Я осторожно высвободила член из боксеров и посмотрела на Эмиля.

Я давно была готова, но Эмиль все не мог напиться. Целовал, кусал, пожирал губами, был грубым и целовал жестко, чтобы пресытиться и войти в меня с осторожностью.

Я зажмурилась, когда Эмиль схватил меня за бедра и направил меня на себя.

— Эмиль, — протянула шепотом, чувствуя, как он медленно погружается в меня.

Это была сладкая пытка.

Хотелось быстро и сразу, и не было сил больше безумно шептать. Я прислонилась к лицу Эмиля, чувствуя, как капельки пота с его лба стекают вниз, на его шею.

Было жарко, жадно, тесно.

Я обхватила плечи мужа, сжимая их пальцами от жуткого наслаждения, Эмиль вошел в меня до конца и сквозь зубы сделал несколько размашистых толчков.

— С ума сведешь, Сонь, — процедил муж, лаская шею, грудь, живот. На бедрах останутся следы, он схватил их так сильно, чтобы управлять моим телом. Вверх и вниз. Насаживая на себя и поднимая вверх. Его рот скользил по моей груди, она быстро стала влажной и каждое остервенелое дыхание мужа оставляло приятный холодок.

Я запрокидываю голову, тяжело дыша. Эмиль управляет моим телом как хочет, не давая ни миллиметр свободы. Свобода закончилась, решил он.

Я зажмурилась, впиваясь короткими ногтями в плечи Эмиля и чувствуя, что я скоро сдамся. Сжимаю голыми бедрами ноги Эмиля, облаченные в черные штаны.

Он делает финальные толчки. Жадные, собственнические, до исступления.

Я утыкаюсь в жесткую шею мужа, ощущая эйфорию и дикую пульсацию, Эмиль кончает следом.

Несколько минут мы сидим неподвижно. Эмиль поглаживает мои бедра, будто извиняясь за дикость и что все еще находится во мне.

— Салфетки на заднем сидении, — сказал он.

— Да… — выдыхаю измученно.

— Давай, Сонь. Надо уезжать, задержались.

Эмиль сладко выходит из меня и помогает вернуться на свое место, дает салфетки и выходит из машины на несколько минут, позволяя мне привести себя в порядок.

— Давай выдвигаться, — сказал Эмиль, вернувшись в салон. — Завтра вылет.

Я кивнула, чувствуя свежий запах табака, но путь до отеля не запомнила. Так и уснула на сидении, только почувствовав, как в конце пути Эмиль умело поднимает меня на руки и куда-то несет.

Октябрь, первое

— Эмин, я тебя убью!

Это было первое, что я услышала после выписки. Эмиль держал на руках нашу дочь, я едва стояла на ногах и очень хотела домой — мы пробыли с малышкой в больнице пять дней, и я жутко соскучилась по Эмилю и нуждалась в нем.

Теперь это фото после выписки на память. Мы очень долго ждали Давида и Ясмин, а в последствии оказалось, что это мой папа незаконно огородил территорию роддома и не пускал их на выписку.

— Эмин, зачем ты это сделал?! — возмутилась мама. — Это же семейная фотография!

— Семейная, — согласился отец и бросил на Давида презрительный взгляд. — Что он здесь забыл?

— Эмин, он часть семьи, — вздохнула мама.

— Диана, я разберусь, — отрезал отец, решая за двоих. — Так, я в этом не участвую. Фото сделали, садимся по машинам и едем домой.

— Все поедут, когда будет общее фото, — приказал Эмиль, разозлившись. — Отец, вставай рядом. Ясмин, тоже сюда иди. Делаем еще одно фото.

— Так, приготовились, — говорит фотограф, которого заказала моя мама. — Господин Шах, встаньте в ряд, пожалуйста.

— Мне распечатайте первое фото без Романо, — отдал приказ отец, и я снова закатила глаза.

— Папа!

— Как скажете, — сказал фотограф, сохраняя обладание.

— Я его убью, — повторил Давид. — Заставил меня торчать возле ворот. Я уже органы сюда вызвал.

— Отец! — не выдержал Эмиль. — Оба успокоились, иначе я нахрен взорвусь.

— Эмиль, не матерись, пожалуйста, — попросила я, посмотрев на младшего Дамира. — Здесь дети и мама.

— Вы можете все помолчать?! — не вытерпел фотограф. — И еще. Ясмин, я могу попросить вас встать рядом с Эльманом? Вы оба высокие, это идеальная композиция для фото.

— Я бы хотел разграничить Романо и Шах, эта композиция будет куда идеальнее, — вмешался отец раздраженно.

Ясмин встала как вкопанная, растерянно оглядывая моего отца, который никогда не думал о чувствах других.

— Папа, — всхлипнула я, оборачиваясь.

— Эмин! — одернула мама.

— Дочка, вставай рядом со мной, — сказал Давид, не растерявшись.

— Да, папа.

— Благодарю, всевышний, — иронично добавил отец.

Я зажмурилась, сдерживаясь из последних сил.

За что мне это?

После этой церемонии с семейной фотографией Эмиль будет в бешенстве, хотя я так хотела застать его ласковым.

— Вы хотите быть с закрытыми ртами на фото или нет? — вздохнул фотограф устало.

— Это ты с кем так разговариваешь? — нахмурился отец, мрачнея.

— Осторожно, с Эмином Шахом нельзя так разговаривать, — заметил Давид с усмешкой.

— Хорошо, что к седьмому десятку ты это усвоил, — сказал отец громко.

— Эмин!

Последней чертой был крик проснувшейся дочери.

Вот, кто заставил всех замолчать. Я благодарно посмотрела на дочь, перевела взгляд на камеру и улыбнулась.

Щелчок фотоаппарата и спокойный выдох Эмиля ознаменовал завершение выписки и всех церемоний. Наконец, мы смогли рассесться по машинам и поехать к нам домой.

Вернулись домой мы на взводе. Особенно Эмиль. Я забрала у него дочь и двинулась к подготовленной кроватке.

— Слава богу, после переезда в Италию такой херни будет меньше, — заявил Эмиль.

— После переезда в Италию? — ошарашенно спросила я. — За время нашего отпуска такой ремонт сделали, а ты хочешь уехать?

Я скорее положила дочку в кроватку, потому что руки резко ослабли. Эмиль не говорил, что мне нужно будет резко менять свою жизнь. Одно рождение дочери — чего мне стоило, я не спала почти двое суток, из которых двенадцать длились роды. Эмиль тоже извелся, но сейчас выглядел куда свежее, чем я.