Её нельзя (СИ) - Асхадова Амина

— Никто никого не убирал, Сонь. Ты слышишь меня?

— Разумеется, — согласился отец. — Я выясню, кто это написал, и приведу к тебе лично. Ты убедишься.

— Ее уже нет в живых! — повысила я голос.

Отец стиснул челюсти. Почувствовав мое состояние, они открыли дверь какой-то комнаты и отвели меня туда. Я пыталась оттолкнуть Эмиля, но он не дал.

Страх.

Я впервые почувствовала дикий беспочвенный страх.

— Я уверен, это блеф. Я найду того, кто это написал, — хладнокровно ответил Эмиль, и ни единый мускул не дрогнул на его лице.

— Он же был тебе братом! — воскликнула я.

— Ты обвиняешь меня в смерти брата? — процедил Эмиль. — Приди в себя. Я сказал, хватит плакать. Мне твое здоровье еще нужно.

— Чтобы еще детей тебе рожать?

— Сейчас же прекрати, — не вытерпел Эмиль. — Сонь, прекрати.

— Не то что? Скажите мне, кто убил Руслана!

— Виновный уже сидит в тюрьме, — сдержанно ответил отец. — Письмо — это выходка сумасшедшего.

Я посмотрела на отца и мужа и покачала головой.

Я стала вспоминать день, когда узнала печальную новость о несчастном случае. В тот день я бросилась на Эмиля.

Не поверила в совпадение.

Сначала покушение на нас, в котором он с моим отцом подозревал Руслана, а затем внезапная гибель Руслана. Я, конечно, не поверила.

Но Эмиль еще весной сказал, что виновный в покушении уже отбывает свое наказание. Весной у Эмиля появилось алиби и не было причин для мести.

Имя виновного мне не сказали. Мы тогда переругались с Эмилем знатно, но он так и не назвал мне имя. Вероятно теперь я буду достойна правды.

— Эмиль, иди к своей дочери. Я поговорю с Софией.

Ноги не держали совсем, и я опустилась на кровать.

В полной тишине отец сел на корточки передо мной и вытер слезы.

— Ты хочешь правды, София?

— Да.

— В своей смерти Руслан должен винить лишь себя. Это действительно он устроил покушение на тебя, на твоего мужа и на вашего ребенка.

Я вытерла лицо, не отрывая взгляда от папы.

— Тогда кто сидит в тюрьме за покушение?

— Не волнуйся. Там сидит мерзавец, заслуживший свое наказание.

Я зажмурилась, качая головой.

Почему в тюрьме не сидит виновный? Почему Руслан не отбывает свое наказание, а мертв?

У меня не сходилось.

— А как ты хотела, дочка? Правду не каждый готов услышать. Я честен с тобой, видишь? Кивни мне.

Я киваю.

Папа заставляет убрать руки от лица и посмотреть на него.

— Эта девчонка, возможно, любила Руслана и ей хочется кого-то обвинить. Но в смерти Руслана не виновен ни Эмиль, ни я. Только он виновен.

— Почему Руслан не понес наказание?

— Я искал доказательства. Такие, которые бы имели вес в суде. Ты же знаешь, у Басмановых в Москве все схвачено, одних слов очевидцев недостаточно. Но потом произошел несчастный случай. Такова жизнь, София.

— Ты же врешь, — воскликнула я.

Отец помрачнел, и я пожалела о своих словах. Какой бы я ни была взрослой, мне следовало думать, что говорить отцу.

— Верить одной сумасшедшей или отцу с мужем — твое дело, — подытожил отец. — Я тебе все сказал. И больше слышать не хочу имя Басманова из твоих уст. Надеюсь на твое благоразумие и молчание. Ни твоя мама, ни братья не должны ни о чем знать.

Отец поднялся с корточек, возвышаясь надо мной скалой.

Сложно было соединить весь пазл. То ли потому, что я была напугана, то ли потому, что он действительно не сходился.

— Ты клянешься мне, папа, что вы не виновны в смерти Руслана?

— Клянусь, — ответил он.

— То, что там написано, это ужасно. Да, у нас всегда все было, ты был щедр по отношению к нам, и тебя многие знают и уважают. Но это все не кровью писано, ведь так?

— Богатые люди не всегда убийцы. С чего ты вообще так думаешь, София? — хмуро спросил отец.

— Когда мы познакомились, Эмиль обвинял тебя в страшных вещах.

— Теперь мы с Эмилем товарищи. Ты сама это видишь, правда?

Я кивнула.

— Таких отношений не достигают враги. Эмиль забрал все свои слова обратно.

— Допустим… Но ты говоришь правду по поводу Руслана? Ты клянешься в этом? — настаивала я.

— Я тебе никогда не вру.

— И ты никого и никогда в своей жизни не убивал? — спросила я.

— Не убивал, — отвечает отец.

Я киваю, кусая губы. Папа дает мне платок, и я благодарно принимаю его.

— Помнишь наш разговор о квартире? — сменил тему отец.

Я киваю.

— Эльман нашел подходящее жилье. Центр Петербурга, двести квадратов, два этажа. Пентхаус. Я уже написал дарственную, с завтрашнего дня жилье твое.

— Пап, для чего оно мне? Эмиль сказал, что мы в Италию уезжаем.

— Я знаю. Сдашь в аренду и станешь наращивать свой капитал. Это твоя защита.

— Спасибо, — выдохнула я.

— Квартирой не пренебрегай, — дал совет папа. — Учись наращивать свой капитал, потому что я не вечный. Но пока я жив, я буду заботиться о тебе и о маме.

Я шмыгаю носом, попутно вытирая слезы. Вероятно, нервы дают сбой именно в момент мысли о смерти отца.

Я крепко обнимаю его и глажу жесткий колючий подбородок.

— Не хочу об этом думать. Ты у меня еще молодой.

— Я, конечно, постараюсь дожить до ста лет, но имей в виду, — усмехнулся отец, и в уголках его глаз собралось множество мелких морщинок. — И помни, что ты должна закончить университет.

— Если ты еще скажешь, что одобряешь мой выбор в мужья, я точно подумаю, что ты нездоров.

— Выбор мог быть лучше, — вздохнул отец.

Да, несмотря на все, мой правильный выбор — по-прежнему остается самым неудобным и неправильным для Эмина Шаха.

Разговор заканчивается, когда из гостиной доносится детский плач. Я подрываюсь с места, но перед этим успеваю обнять отца.

— София, — окликнул он, и я обернулась. — Я найду девушку и поговорю с ней. Уверен, она жива, остальное блеф. На этом тема Басманова закрыта. Больше подобных обвинений я не прощу.

Я кивнула, осторожно разглядывая отца. Он был в возрасте, но по-прежнему сильным и влиятельным человеком, которого все боятся. Иногда я ловила себя на мысли, что и мне бы стоило.

В гостиной уже нашлось кому успокоить проснувшуюся внучку, и она быстро перестала плакать.

Эмиль сделал вид, что ничего не произошло, молча притянул меня к себе и поцеловал в висок.

— Я забуду все обвинения, но на будущее ты кое-что должна знать, принцесса, — сказал он так, чтобы услышала только я.

— Что? — спросила с придыханием.

— Даже если весь мир будет против меня, я не дам тебе перейти на их сторону. Усвой это. Потому что ты моя. Душой и телом.

Сицилия, полгода спустя

Эмиль

— Заходи, София, — говорю жене уже громче, потому что она слишком долго разглядывает сад на территории виллы, которая отныне принадлежит нам.

София делает шаг и настороженно заходит на виллу. На Сицилии она впервые, поэтому боится этой местности.

Она держится, но из последних сил, я вижу.

Сначала были нелегкие роды, за которые я весь извелся. В ту ночь, когда она рожала нашу дочь, я мысленно возвращался на четырнадцать лет назад — к тридцать первому декабря, когда отец также уехал с беременной матерью в больницу, а вернулся уже совсем другим человеком.

Но с Софией все было в порядке.

Спустя много часов мне сообщили, что у меня родилась чудесная дочь. От напряжения я набросился на врача и первым делом велел сказать мне, что с женой. Я тогда всех на уши поднял, перепугал, но мне плевать было. Главное, чтобы с женой все было. И много лет у нас с ней было. Я для этого самую лучшую палату и больницу нашел, самых лучших врачей нанял и всем, кому надо, заплатил.

Но не от всего уберег. После того письма у нее возникли проблемы с кормлением. Черная грязь дотянулась и до Софии. Я не углядел, но это было в последний раз. Больше такого не повторится.

Теперь она на моей родине. Я здесь не родился, но прожил всю бессознательную и большую часть сознательной жизни и от души считал это место своим домом.