Запретный плод (ЛП) - Ричардсон Аманда

— Возьми меня за руку. Давай переждем бурю и насладимся ею.

Я протягиваю ему руку, а затем поднимаю взгляд и закрываю глаза, позволяя дождю падать на мое лицо. Не успеваю я опомниться, как начинаю наполовину смеяться, наполовину всхлипывать. Очередной раскат грома, такой громкий, что земля вибрирует подо мной, превращает его в полноценный всхлип.

Но это не страшные рыдания, это почти катарсис.

Не успеваю я оглянуться, как мы оба промокли насквозь, а дождь все не стихает.

Вот так умерли мои родители, думаю я, мысленно произнося это вслух. Это нормально - скучать по ним, но я больше не должна бояться бури.

Лиам притягивает меня к своему крепкому телу, крепко обхватывая руками.

— Они бы чертовски гордились тобой, — говорит он мне в лоб.

Я зажмуриваю глаза, когда его слова доносятся до меня. Он всегда так хорошо умел расшифровывать мои эмоции - всегда точно знал, что мне нужно. Мои руки хватаются за ткань его рубашки, когда над нами раздается очередной раскат грома, и я позволяю себе почувствовать это. Я позволяю себе плакать, волноваться, злиться на то, что мои родители уехали, и позволяю себе чувствовать чертовски радостное предвкушение будущего. Я позволяю всем эмоциям захлестнуть меня, и, к моему удивлению, горе болезненно, но не калечит меня, как раньше.

Зияющая рана превратилась в терпимую, пустую боль.

— Я люблю тебя, — хрипит Лиам, и я отстраняюсь, чтобы увидеть, что он тоже плачет. — Всегда и навсегда, малышка.

Одарив его водянистой улыбкой, я подношу руку к его мокрому лицу. — Я тоже тебя люблю. Всегда и навсегда.

Он прижимает меня к себе, и мы пережидаем остаток грозы, не заботясь о том, что мы насквозь промокли. Не заботясь о том, что гром громкий и страшный. Не позволяя этому беспокоить нас.

Потому что когда я вот так в его объятиях? Все остальное не имеет значения, и я знаю, что я в безопасности.

Я знаю, что я дома.

ЭПИЛОГ

БИЛБОРД

Лиам

Три года спустя

Я потягиваю пиво, наблюдая за ней со стороны коктейль-бара, и мой член уже становится твердым от наряда, который она выбрала, чтобы подразнить меня сегодня вечером. Это простое, облегающее черное платье с большим разрезом и тонкими бретельками. Оно обтягивает все ее изгибы так, что мне хочется выколоть глазные яблоки любому мужчине, который соизволит взглянуть на мою жену. Даже с такого расстояния я могу сказать, что на ней нет бюстгальтера, а зная, как она любит быть непослушной, я могу сказать, что на ней, скорее всего, нет и нижнего белья.

Мой чертёнок.

Она смеется над тем, что говорит бармен, и тогда я понимаю, что она знает, что я за ней наблюдаю. Заправив короткие волосы за уши, она опирается на локти, одна бровь выгнута дугой, когда бармен смеется над ее ответом. Мои ноздри раздуваются, но я не реагирую.

Ревновать к жене, флиртующей с другим мужчиной, - не та роль, на которую мы согласились сегодня вечером, поэтому я делаю еще один большой глоток пива, чтобы отвлечься. Однако мои глаза не отрываются от нее - ни когда она помешивает свой грязный мартини, ни, конечно, когда она открывает рот и деликатно кладет оливку между красными губами.

Я улыбаюсь, глядя на свое пустое пиво.

Такая чертова дразнилка.

Сверившись с часами, я вижу, что уже десять минут восьмого. Я обещал дать ей пятнадцать минут, чтобы прийти в себя, но мысль о том, что придется ждать еще пять минут, прежде чем я смогу оказаться рядом с ней, становится мучительной. Оттолкнувшись от другого края барной стойки, я медленно иду к тому месту, где она сидит, скрестив ноги, один каблук ее лакированных кожаных Louboutin стучит о стальной стержень барной стойки.

Она ловит мой взгляд и притворно удивляется, когда ее лицо озаряется.

— Профессор Рейвэдж? Рада видеть вас здесь сегодня вечером, — говорит она, ее голос - чувственное мурлыканье.

Я качаю головой и прислоняюсь к барной стойке, опираясь на один локоть. — Конечно, вы слишком молоды, чтобы пить.

Она смеется, и я не могу не улыбнуться. Даже когда мы притворяемся, ее смех заразителен.

— Хочу сказать, что мне уже двадцать три.

Я хмыкаю, не стесняясь смотреть на нее. — Да, похоже, вы повзрослели, мисс Арма.

Ее щеки раскраснелись при упоминании девичьей фамилии, а когда ее потемневшие глаза встретились с моими, она застенчиво улыбнулась.

— Вы живете в Нью-Йорке? — спрашивает она, быстро обводя глазами бар.

Я киваю. — Да. Я получил постоянную должность в Нью-Йоркском университете, преподаю творческое письмо в Tisch. А вы?

— Вообще-то я автор шести опубликованных книг.

Я ухмыляюсь, привлекая внимание бармена. — Это невероятно. Мы должны это отметить. Позвольте угостить вас выпивкой.

Зои ухмыляется. — С удовольствием.

Бармен подходит к нам, и я наклоняюсь над стойкой, чтобы сделать заказ.

— Газированную воду для нас обоих и дополнительный грязный мартини для моей бывшей ученицы, — говорю я ему.

Бармен смотрит между нами с минуту, а потом кивает. Когда я опускаю взгляд на Зои, она наблюдает за мной.

— Для вас нет алкоголя? — невинно спрашивает она.

Я качаю головой. — У меня есть правило одной рюмки, когда я привожу кого-то в свою комнату.

Рот Зои дергается, но, к ее чести, она не смеется. — Это очень самонадеянно с вашей стороны, профессор Рейвэдж.

Когда я смотрю в ее глаза, мне нравится видеть, как вздымается ее грудь, как она делает быстрые, неглубокие вдохи. Если бы ее зрачки не были такими темными, я бы понял, что она возбуждена, по оттенку ее оливковой кожи.

Я наклоняюсь, чтобы прошептать ей на ухо.

— Трудно не быть самонадеянным, когда на тебе такое платье. К тому же я люблю все контролировать, а это требует определенной... ясности ума, — добавляю я, позволяя своему голосу стать низким и мужественным, как раз таким, какой, я знаю, ей нравится.

— Зачем вода? — спрашивает она, задыхаясь.

— Чтобы держать тебя в тонусе.

— Звучит очень контролирующе, — возражает она. — Я не помню, чтобы вы были таким контролирующим профессором.

Я хихикаю. — Да, но я не склонен трахать бывших студентов.

Она ухмыляется. — Значит, ты так уверен, что сможешь меня заполучить?

Я подхожу ближе, так что у нее не остается выбора, кроме как выгнуть шею, чтобы посмотреть на меня.

— О, у меня нет никаких сомнений. — Бармен ставит нам воду. — Пейте, мисс Арма.

Зои быстро выпивает весь стакан и ставит его на место.

— Не знаю, нужен ли мне второй бокал. Что-то подсказывает мне, что мне понадобится немного этой... ясности ума, — добавляет она, бросая на меня взгляд, от которого мой член дергается в штанах.

Я кладу деньги на барную стойку, улыбаюсь и протягиваю руку. — Пойдем?

Зои кладет свою руку в мою, и как только я переплетаю пальцы, я забираю ее от барной стойки и прохожу через бар.

— У тебя есть пальто? — спрашиваю я, когда мы доходим до двери.

Она застенчиво качает головой - все это часть игры.

Я снимаю пиджак и накидываю его ей на плечи. В городе еще не зима, но, если судить по прошлому году, сейчас слишком холодно, чтобы ходить с голыми плечами.

— Пойдем. Я остановился в нескольких кварталах отсюда.

Я не отпускаю ее руку, пока мы идем по парковой части 5-й авеню. Какофония гудков такси, велосипедистов и туристов, выстраивающихся в очередь, чтобы сфотографироваться, уже стала привычной, но я продолжаю нашу маленькую игру, пока мы идем.

— Ты теперь живешь в городе? — спрашиваю я.

Зои кивает. — Да. Я здесь уже около восемнадцати месяцев.

Я хмыкаю в ответ. — Интересно, что мы оба оказались на противоположной стороне страны. Тебе здесь нравится?

— Мне нравится, — говорит она, и я понимаю, что она не шутит. — Такое ощущение, что я всегда должна была жить здесь, и это первое место, где я чувствую, что оно полностью мое. К тому же быть писателем в городе - это так необычно.