(не) Моя доярушка (СИ) - Боровик Анастасия

Марко, кажется, от моей грубости замолкает. А может, и правда не трогал? Стою, сгораю от стыда. Ну конфуз вышел! Ляпнула и не подумала. Мальчик-то, может, стеснительный. Пауза становится неловкой.

— Давай вместе, — я поднимаюсь и беру его за руки. — Сжимай основание соска, осторожнее, молодец, — хвалю я его, — а теперь вот так большим и указательным пальцем зажимай сосок. Видишь, у тебя сосок полностью лёг в ладонь? — показываю я ему. Марко понимающе кивает головой. И я начинаю вместе с его руками медленно сжимать соски в направлении вниз.

— Молоко пошло! — радуется Кудряшка, словно ребёнок, а я слышу, как в ведре раздаётся шум.

Убираю руки, и Марко продолжает сам доить корову, а мне только и остается смотреть на его красивые длинные пальцы.

— Будь нежным, но твёрдым, — произношу я, и почему-то в голову лезут совсем другие мысли.

Даже Марко немножко приостановился. Буренка на удивление так и не двигается, значит, нравится ей, как с ней мягко обращаются. Внутри промелькнула нехорошая мысль: тоже захотелось, чтобы меня погладили с такой же бережностью. Ну, Машка, извращенка ты, чур меня! Корова слегка двигается, и Марко застывает.

— Она меня не убьёт?

— Ну она же девочка, ты с ней поласковее поговори. Все женщины ушами любят, — смеюсь я, а сама умиляюсь, такой забавный он. Так и хочется потрепать его кудряшки.

— А ты, Маша, тоже ушами любишь? — спрашивает он, и почему-то не нахожусь, что ответить.

Перехожу взглядом на его руки — сильные. Я вот часто корову дою, но руки всё равно каждый раз неприятно ломит, периодически их разминаю. Итальяшка же темпа не сбавляет. Старательный такой, и мне почему-то жарко становится, представляю, как он меня своими руками трогает.

— Милая Бурёнушка, ну какая же умница и красавица. Молочко даёшь вкусное. Потерпи, девочка, сейчас легче станет, как тебя выдою. У тебя такие сисечки большие, молочка много скопилось. Хорошая моя… — радушно общается Марко с коровой.

Чувствую себя третьей лишней. От его голоса у меня мурашки по всему телу прыгают. Если он так с коровой разговаривает, как же он с девками общается? Я таких тёплых слов даже не слышала, а хочется вот, чтобы кто-то сказал: «Машенька, девонька моя, люблю, жить без тебя не могу». Меня накрывает непонятным теплом, слушаю его, а кажется, будто бы он мне это говорит.

— Маш, Маш, ты слышишь? — зовёт меня Марко.

— Мне кажется, всё.

Я проверяю и показываю палец кверху. Молодец, справился.

— Руки горят. Вот это я надрочил, — гогочет, пока я забираю ведро с молоком. Мои щёки горят.

— Маша, дай мне молока кружечку! — говорит итальяшка и хлопает по деревянной стенке. Смотрит строго так. Мужика что ль включил? А сейчас заливается смехом, ну точно дурной, но такой милый. У меня опять надрыв, что-то внутри ёкнуло и, кажется, даже грудь заныла. Эх, Марко, до чего девку довёл! Стою розовая вся, будто бы у меня тут не дойка была, а прелюдия перед большим секс-марафоном.

— Пей.

Наливаю в кружку и передаю ему. Смотрю, как двигается его кадык, пот по лицу стекает. Кружку мне отдаёт, а на губах капля молока, я беру и вытираю её пальцем. Смотрим друг на друга, он с блеском в глазах, а я с сочувствием. Мне бы парня себе найти, а не приключения на лето, думаю я. Тем более такой хороший мальчик-итальяшка, таких портить нельзя. Между нами какая-то неловкая пауза, которую разбивает мой дед:

— Вы что там вошкаетесь шибко долго? О, молоко. Это хорошо, пойдём обедать, я там картошку пожарил с огурцами солёными. Марко, а тебя в умывальнике банка ждёт, чтоб ты её помыл, — смеётся дед.

— Деда, — возмущаюсь я.

— Да я и не против, — соглашается парень.

Пообедали, сидим за столом, Кудряшка спрашивает:

— Ну что, на речку идём?

— Ещё надо пельмени сделать, там быстро. Тесто уже есть, фарш тоже.

— Ну давай, — говорит Марко.

— А я на боковую, узнаю, что приставал к Маше, за жопу подвешу, — говорит мой дедушка, уходя из кухни.

— Дед, мы лепим просто, — кричу ему вдогонку, а он разворачивается и заявляет:

— Мы с твоей бабкой тоже так лепили один раз, вот твоя мать и родилась.

И уходит.

— А где твои родители? — интересуется Марко.

— Батя не знаю, сделал дело и свалил, а мамка спилась, два года назад не стало.

— Извини. Это из-за этого ты не пьёшь алкоголь? — с сочувствием в голосе спрашивает Марко.

— Да, насмотрелась. А твои?

— Ну, а у меня папа итальянец, мама наполовину русская. Она летом к отцу в Италию погостить приехала и там с моим папой познакомилась, а потом уже перебрались сюда. Очень уж папе русская душа понравилась, свободная, говорит.

Я тесто раскатала в тонкий пласт, а Марко дала задачу: чашкой вырезать кружки на нем. Сама же стою фарш помешиваю.

— Подай мне вон ту соль, фарш посолить забыла, — говорю я и вижу, что у него руки все в муке. — Стой, сама возьму, — и подхожу к нему, начинаю протискиваться перед ним задницей на другой конец стола.

У нас на кухне узко все-таки. Парень вот сел, и уже просто так не пройдешь. Марко не двигается, а я мимо него продвигаюсь. Ну, Машка, сейчас свой зад на показ парню выставляешь. Совсем не подумала, прежде чем за солью лезть. Что это? Кудряшка резко встает, чтобы дать мне пройти, но я от неожиданности на него сажусь и чувствую что-то твердое.

— Ой, я тебе там телефон не сломала?

— Нет, — хрипло произносит Марко, и, кажется, я начинаю догонять, что это не телефон.

Подскакиваю вперед как резаная и только столик вперед толкаю. Облокачиваюсь на стол локтями, а Марко встает сзади меня, руки свои красивые на мою талию положил и держит. Молчим в двусмысленной позе, чувствую, ситуация нелепая. Стыд-то какой.

— Не помешал? — спрашивает мужской голос. Мы одновременно поворачиваем головы и видим Толика.

Глава 7

Марко

Обнимаю Машу за талию и слегка поглаживаю её большими пальцами. Не могу поверить, что всё происходит так быстро. Вчера моя голова лежала у неё на груди, а сегодня стою позади неё. Но если я снова оконфужусь, как вчера в клубе, придётся избегать её весь день, а мне этого совсем не хочется. Хотя сегодня уже смог посмотреть ей в глаза. Наверное, всё благодаря дедову самогону, который помог мне расслабиться.

Толик заходит на кухню с недовольным видом. Сейчас он может что угодно надумать. Я-то переживу, но не хотелось бы ставить Машу в неловкое положение.

— Не помешал? — спрашивает раздражённо он.

— Помешал. Мы тут пельмешками балуемся, — говорю я возбуждённо.

Ты посмотри на него, проснулся и права качает. Да ещё припёрся сюда с полевыми цветами. Причёску свою зализал, надушился, и воняет на всё помещение. Судя по запаху, ещё и моими духами. Вот воришка. Пытается скрыть свой вчерашний перепой.

Смотрит на меня обиженно, но я не чувствую себя виноватым.

Я встал рано утром, тщательно помыл банку из-под огурцов и собрался идти к Маше. Хотел пойти один, но всё же заглянул в комнату к Толику, чтобы попытаться его разбудить. Однако он лишь отмахнулся и сказал, что ему плохо и он не готов заниматься прополкой грядок. Поэтому я спокойненько пошёл к моей бомбите. И вообще, где моё спасибо, Толик? Вместо того чтобы оставить тебя молча умирать, я рассольчика на тумбочке оставил.

Слышу, доярушка подходит к худосочному и успокаивает его: «Толик, не слушай его, ты не помешал».

Друг улыбается доярушке и через её плечо смотрит на меня грозным взглядом, выпучивая глаза, и головой кивает. Мол, не стыдно тебе, Маркуша. Я тоже ему киваю и скалюсь, показывая всем видом, что это не твоё дело.

— Это тебе, они такие же красивые и прекрасные, как ты, — заявляет Толик.

Да уж, дружище, ты просто король комплиментов. Оригинальность и креатив на полную мощность.

— Спасибо большое! — радуется Маша.

Мой папа был неправ насчёт мытой посуды и вина. Женщинам нужно цветы дарить. Девушка берёт букетик полевых цветочков и нюхает их.