(не) Моя доярушка (СИ) - Боровик Анастасия

На кухню заходит дед и спрашивает:

— Что у вас тут? Одеколон пролился?

Рассматривает Толика и Машу с цветами и выдаёт: — Так вот женишок пришёл, с цветами, поди, какой. Ну что, давай знакомиться, Николай.

Пожимает руку другу и идёт к буфету, достаёт оттуда самогон и две рюмки.

— Похмеляться будешь, Толик?

У друга расширились глаза, а я всей своей гнилой душонкой торжествую и мысленно потираю руки. Готовься, Толян! Чтобы пройти в обитель Машиных даров, нужно пройти через самогонного стража. И, судя по тому, сколько дед пьет, обратно ты, мой друг, будешь ползти.

Дед открыл шкафчик и достал железную кружку. Подошел ко мне и поставил её передо мной. Это что?

— Марио, тебе повезло, ты будешь пить из железной. Рюмок больше нет.

— Я Марко, — произнес я, но дед только махнул рукой.

Смотрю на маленькие рюмочки и сравниваю их со здоровой железной банкой, которую дед именует кружкой, и понял, сегодня мне не выжить. Толик мерзко скалится, а я с мольбой смотрю на доярушку. Бросит она меня сейчас или спасет?

Маша тихо вздыхает и куда-то уходит. Марко, тебя кинули-и! Ужас в моих глазах легко читался. Дед сел рядом со мной и жалостливо посмотрел на меня, решил поддержать, сказав:

— Сейчас огурец соленый достану, легче пойдет.

Я побледнел. Тут забежала моя пышечка и поставила передо мной маленькую рюмочку, а кружку убрала. Я вздохнул с облегчением, а Маша проговорила:

— Давайте быстрее пейте, а то пельмени доделывать надо.

Мы взяли рюмки и залпом выпили их.

— Хорошо пошла! Брр... Сам делал, — восторгаясь, закружил головой дед, засовывая огурец в рот. Сок потек по его усам, спускаясь к подбородку.

Так как я уже пил с ним с утра, то знал, что делать, чтобы не сдохнуть. Я быстро повторил за дедом Колей. Запихнул огурец в рот и глубоко задышал. А вот Толик, не зная, что это за ядрена смесь, просто адово закашлялся. Маша изо всех сил стучала ему по спине. Это было заметно по лицу Толика: оно из белого стало красным. В то же время дед пытался запихнуть ему в рот солёный огурец.

— На, ешь закусь. Дохлик, — проговорил дедуля, облизывая палец в огуречном рассоле.

— Твою мать! — прорычал Толик.

— Первак хороший. Согласен, Марио? — заржал Николай Петрович, и его усы бегло зашевелились.

— Я Марко, — повторил снова в надежде, что мое имя запомнят. Внутри понимая, что это бесполезно.

— Ну что, еще по одной? — предложил дед.

— А при чем тут первак? Его же не пьют, — вдруг спросил я, оценивая свои шансы выжить.

— Кто тебе такую глупость сказал? Ты же вот пил. Зачем добру пропадать? Ты не бойся, на варенье прошлогоднем сделано, с ароматом приятным, — ответил Николай Петрович.

Я обернулся и увидел, как Толик смотрит на меня с мольбой в глазах. Он, видимо, решил, что только я могу спасти его от безумного деда. А я… Я посмотрел на свою бомбиту. Она уже однажды спасла меня, может, и в этот раз не откажет.

— Так всё, хватит, дедуль. Мы пельмени лепим, а то не успеем на речку пойти, — спасала ситуацию девушка.

— Ну лепите. Вечерком заходите, баню топить буду. Веника только надо будет насечь, — задумчиво произнес дед и пошел, видимо, на боковую.

Меня разморило. Первые три стопки, которые утром налил дед, добавили стресса, а последняя, наоборот, расслабила. Напряжение ушло, настроение поднялось. Я удобно устроился на стуле и стал рассматривать свою пышечку.

На ней было то самое голубое платье с цветочным узором, которое идеально подчёркивало её фигуру. Платка на ней не было, волосы были заплетены в длинную косу, напоминающую пшеничные колосья. Она разговаривала с Толиком, который взял пакет с мукой и начал сыпать её на стол. Машенька посмотрела на меня, её синие глаза, глубокие, как море в Италии, излучали тепло и беспокойство. Переживает за меня?

Носик свой морщит, и я вижу ямочку в уголке губ, улыбается шире, и вижу, что их две. Или одна? Не уверен, может, всё-таки самогонка может добавлять деталей. Подходит ко мне и кладет руку на лоб, холодненькая такая ладошка, становится прям легче. Снимаю её руку со своего лба и разглядываю её пухлые пальчики. Моя кожа намного темнее, и ее белоснежные пальчики на ней — это какое-то особое извращенное удовольствие. Глажу её руку и понимаю, что был прав, она действительно как маслице мягкая. Представляю, как наши тела соединяются, как моя загорелая ладонь проходится по светлому животу, бедрам.

— Марко? Очнись! Тебе плохо? — слышу беспокойный голос пышечки и лыблюсь.

Мне хорошо, моя девочка. Мне сейчас так хорошо. Получаю отрезвляющую легкую пощечину от Толика. Друг пытается привести меня в чувство.

— Маркуша, очнись! Ты нас пугаешь, у тебя взгляд такой стеклянный. Что с тобой?

— Не трогаете его, ему сейчас хорошо, кайфует пацан. Марио, давай еще стопочку налью, — заходит на кухню пошатывающийся дед и лезет в буфет за самогоном.

Маша разворачивает его обратно и отправляет спать. Затем возвращается ко мне, обтирает мое разгоряченное лицо прохладной водой и наливает в ту самую железную кружку воды. Я начинаю пить, но вода в кружке не убывает. С тревогой представляю, что было бы, если бы дед все-таки налил в эту кружку мне самогона. Доярушка открывает окно, и свежий воздух постепенно возвращает мне силы. Я смотрю на всех с открытыми глазами и заявляю:

— Че сидим? Давайте пельмени делать.

Толик качает головой, Машуня вздыхает. Мы начинаем лепить пельмени. У меня руки дрожат, и получается какое-то не тесто с мясом, а мясо с кусочками теста. Зато Толик будто бы всю жизнь только и делал, что лепил пельмешки. Они у него ровные и вылетают из-под его рук за секунды. Похоже, он сейчас не только пельмени ровно склеит, но и мою пышечку.

— Толик, вот это да. Даже у меня так не получается, хорошо делаешь, — хвалит его Маша, и, кажется, друг смущается.

Да ладно? Он умеет смущаться? Или его никто никогда не хвалил?

— Да это легко, — хорохорится Толик.

— Это произведение искусства, я такое первый раз вижу, — восхищается дальше Машка.

— Я просто готовить люблю, мясо, рыбу, салаты, даже выпечку иногда делаю по настроению, — верещит сладко Толик, подходя всё ближе к девушке.

Странно, что мы об этом в компании не знаем. Вот ленивый повар, готовит только когда что-то надо, а в данном случае моя девочка. Расстраиваюсь. Один огурцы закатывает, другой пельмени заворачивать, а я что? Вспоминаю, чем бы поразить, а в мыслях только пошлятина какая-то, которую я позволяю себе за просмотром интересных видео. Пытаюсь подумать о другом, но снова возвращаюсь к мыслям, как я буду доярушку свою пальцами гладить. Вспомнил!

— А я на пианино умею играть, — ликующе говорю я, — несколько песен, — добавляю, чтобы Толик не взболтнул, что я не профессионал.

— Здорово. Вы молодцы, деятельные парни. Такое редко встретишь: и красивые, и умные, и хозяйственные, — говорит Маша, и мы с Толиком, как два полоумных, улыбаемся, будто нас по головке погладили.

Лепка пельменей окончена, Маша нам предлагает взять с собой. Забираю свои неудавшиеся беляши. Че уж, пусть хорошие налепленные останутся у нее.

Девушка уходит переодеваться, а мы с Толиком выходим из дома. Солнце светит ярко, жара невыносимая. Голова после самогонки еще не прояснилась, хочется прилечь и отдохнуть. Толик тоже выглядит не лучшим образом — ему явно не хочется никуда идти, но он понимает, что у него есть конкурент, который активно подкатывает к понравившейся ему девушке. Приходится терпеть, как и мне.

— Марко, я тут подумал и понял, что мне правда Маша нравится, — говорит он как-то грустно, напоминая сцену из кино. Сейчас признается, что у него любовь, чувства. Что он жизнь переоценил, решил жениться, детей завести, собаку и дом. Открыть с моей доярушкой пельменную. А мне что с этим делать? Я тоже отступать не собираюсь. Вдыхаю, слышу, как стрекочут кузнечики и жужжат насекомые. Хлопок.

— Опять суки кусают, — бросает Толик, прибивая слепня.

Глава 8

Маша