Королева ромкома - Арчер Стефани

Может, это было к лучшему. Спарринг с Джеммой, безусловно, меня забавлял, но после того случая в «Индиго», когда, увлекая меня за собой, она коснулась моей груди, в голову стали закрадываться нежелательные мысли. Про ее тело, губы, руки, волосы… Все это весьма некстати. Уже много лет я видел, как она отшивает одного парня за другим – сначала в университете, а затем в «Индиго», – и в глубине души понимал, что следует вести себя осторожнее. Может, раздражать ее и забавно, но люди не меняются. Мужчин, за исключением Оскара, она воспринимала как расходный материал, и я не был исключением.

Глава 6

Джемма

– Я работаю в офисе.

Сгорбившись за кухонным столом, я слушала на телефоне запись своего вчерашнего сета.

– Днем тружусь бухгалтером, чтобы покупать себе еду, носки, бальзам для губ и все такое.

Помахивая ручкой, я размышляла над тем, как улучшить шутку. Может, сделать ее компактнее, или удлинить паузу перед панчлайном, или переставить слова?

– Доходов от стендапа хватит разве что на кусок мыла в год, поэтому без работы никак не прожить. Изо дня в день я сижу в офисной кабинке, печатаю на компьютере и щелкаю на калькуляторе. И знаю, что по сравнению с людьми, жившими сто лет назад, мы везунчики. У нас есть вакцины, интернет и чистая вода. Мы просто везунчики. Но…– Пауза.– Если бы люди, жившие сто лет назад, увидели, как мы живем сегодня, они бы, типа… да ну, серьезно?

Я слушала, как публика смеется над моим выражением лица.

– И ради этого мы так надрывались?

Снова взрыв смеха.

– Думаю, они бы нас пожалели. Увидев своего праправнука, втиснувшегося в проперженный вагон по пути на работу в середине лета и прижимающегося к чьей-то потной спине, тип по имени Лорье, начавший жизненный путь на ферме в Квебеке, наверняка сказал бы: «Это вы что, все скопом перебираетесь на новое место ради лучшей жизни? Ой, нет, вы едете на ненавистную работу и делаете это изо дня в день!»

Смех.

– «Да ё-моё!»

Остановив запись, я сделала пометку: «Увидев своего праправнука Карсона… Лорье, начавший новую жизнь вместе со своей семьей в Квебеке в 1765 году…». Затем снова включила воспроизведение.

– А Мэри, которая с шести лет ежедневно просыпалась с рассветом и трудилась на родительской ферме, увидев свою праправнучку, занимающуюся кикбоксингом, воскликнула бы: «Это ты что, готовишься к войне?»

Смешки в зале. «Фразе про Мэри нужен панчлайн», – отметила я.

– «Ой, нет, ты занимаешься этим, потому что четыре часа в день пялишься в экранчик, который держишь в руке, и рискуешь обзавестись горбом! Ужас-то какой!»

Смешки. «Всю часть про Мэри усилить панчлайном».

– А Эдит Кларк, увидев, как ее прапраплемяннице делают бразильскую эпиляцию, спросила бы: «Это что, казнь такая? Ты, наверное, повинна в геноциде?»

Смех стал громче.

– «Это, наверное, такой новейший способ – вместо порки или обезглавливания? Потому что… – Пауза. – Страшнее не придумать».

Громкий хохот. Я улыбнулась. Вчерашний сет был удачным. Первое выступление шло с большим скрипом, в зале пустовала куча мест, но каждую неделю публики становилось все больше. На вчерашнее шоу пришло почти сто человек – в «Индиго» столько не бывало даже в самые загруженные дни. Напрасно я опасалась, что театр не подходит для стендапа… Но Хренобороду знать об этом не обязательно.

Он был в театре каждый вечер: насыпал попкорн, продавал напитки и подменял за барной стойкой Оскара и Дэни, когда у тех случался завал. У него был персонал, поэтому я терялась в догадках, зачем он тут околачивался. Мы сторонились друг друга, но периодически, ожидая открытия или слоняясь за кулисами перед сетом, я ловила на себе его взгляды. И гнала прочь воспоминания о том, как его руки прикасались ко мне тогда, несколько недель назад.

Кинотеатр у него был красивый (без этого знания Хренобород также обойдется) и разительно отличался от наводнивших город стеклянных мультиплексов с неоновым освещением и втоптанным в ковролин засохшим попкорном. Кресла, обитые красным бархатом, переливающиеся огнями и приковывающие взгляд антикварные люстры, стеновые панели в зале и фойе, украшенные замысловатой резьбой… Древний аппарат для попкорна, стоящий перед рукописным меню за стойкой, исправно функционировал. Попкорн продавался не в пакетах с изображением новоиспеченного героя боевика, а в ретрокоробках в красно-белую полоску. Именно благодаря таким мелочам, как коробки для попкорна, это место было таким особенным.

Я представляла, как в двадцатых годах прошлого века здесь проходили кинопремьеры. Женщины с блестящими волнистыми волосами, облаченные в длинные платья, появлялись в сопровождении мужчин в элегантных костюмах и с сигаретами в руках. Курение – ужасная привычка, способная преждевременно свести в могилу, однако нужно признать, что тогда это выглядело чертовски гламурно.

Каждый раз, когда я переступала порог кинотеатра, у меня замирало сердце и в голове роились вопросы. Когда он был построен? Как выглядел в момент покупки – так же или ему требовался ремонт? Откуда пошла традиция обивать театральные кресла красным бархатом? Как моют люстры, которые висят так высоко? Умирал ли кто-нибудь в этих стенах?

Но вопросы оставались без ответов, потому что для этого мне пришлось бы обратиться к Хренобороду, а по сравнению с такой перспективой даже восковая депиляция волосков в носу казалась предпочтительнее. Заговори я с ним, наверняка в конце концов обозвала бы его Убийцей мечтаний и амбиций, или Могильным Хладом, или капитаном Ахавом, или Нарциссом, а Оскар просил меня быть вежливой. Поэтому я не высовывалась, работала за двоих, рассказывала шутки и надеялась на то, что через месяц-другой все в нашей жизни устаканится.

Днем на телефон пришло сообщение от Оскара. В получателях помимо меня значились Дэни и неизвестный номер.

Оскар Эрнандес: сегодня после шоу общий сбор.

Дэни ответила после первого звонка.

– Что происходит? – спросила я.

– Не знаю… Оскар вчера был притихшим. И слегка сварливым.

– Странно.

– Он меня как пить дать уволит. Я точно знаю. Кто-то, наверное, пожаловался.

– Что? – Я поперхнулась от смеха. – Даже не думай. Ты его правая рука, без тебя он загнется. Скорее, он отменит стендап. Не бывает бара без барменов, а без развлечений – вполне себе.

Я представила, какую самодовольную мину скорчит Хренобород, когда Оскар объявит о закрытии шоу, и внутри все похолодело. От унижения придется мне сменить место жительства, а заодно и имя.

– Он этого не сделает.

– Тогда зачем общий сбор?

Дэни выдохнула, тихо и протяжно.

– Понятия не имею.

Когда шоу закончилось и публика разошлась, Хренобород запер входную дверь и все расположились в фойе. Мы с Дэни сели за один столик, Рид – за другой, а Оскар встал лицом к нам.

– Итак, – сказала я, чувствуя, как желудок сжимается от нехорошего предчувствия, – в чем дело? Собираешься нас уволить или как?

На лице Оскара отразилось беспокойство, он посмотрел на нас с Дэни.

– Что? Нет!

– Тогда в чем дело? – спросила Дэни.

Оскар вздохнул и потер лицо. Я покосилась на Хреноборода. Тот сидел скрестив руки на груди и наморщив лоб.

– Ремонт затягивается. Рид в курсе, – Оскар бросил взгляд в его сторону, – и не против, но я решил, что вы обе должны знать и задать вопросы, если они есть.

Мы с Дэни переглянулись.

– И надолго затягивается? – осторожно поинтересовалась я.

– Может, на полгода, – поморщился он.

– На шесть месяцев?! – ахнула я, на секунду встретившись глазами с Хренобородом.

Он принял нейтральный вид, но мне не удалось скрыть потрясения и ужаса. Еще полгода ходить в одной упряжке, сторониться друг друга и вести неловкие разговоры в коридоре?!

– Что происходит?

Голос у Дэни был тихим. Она посмотрела на Оскара, который с трудом сглотнул.