Даже когда я уйду - Фиорина Николь

– Сюда. – Линч буквально спас меня от прошлого.

Кабинет директора ничуть не изменился.

Линч поднял вверх палец – мол, минуточку – и взялся за телефон. Я опустился в кресло напротив, по другую сторону его стола. Рукавом я утер со лба холодный пот.

– Доктор Бутала, да… Приехал Оливер Мастерс… – Линч дослушал, кивнул и повесил трубку, даже не попрощавшись. – Твой психиатр скоро придет, так что подождем.

Карие глаза Линча поймали мой взгляд, а потом он отвернулся. Цвет его глаз сочетался с цветом бутылки «Джека Дэниелса» – и с цветом ее глаз. Сердце снова пропустило удар.

Мы с доктором Буталой мало в чем сходились, но намерения его, по крайней мере, были честными.

Он верил в химический дисбаланс мозга, а она… о нет, я не буду называть ее по имени даже в мыслях… она считала мое расстройство благословением. Еще бы, так чувствовать! Ей нравилось, какой я, но она видела лишь одну мою сторону. Я никогда не позволял ей увидеть другую – куда более уродливую. Злую.

Бутала постучался, прежде чем войти.

– Мастерс! Рад, что ты вернулся. – Доктор положил руку мне на плечо.

Бутала был невысоким джентльменом индийского происхождения и говорил с легким акцентом. Я кивнул головой в знак согласия.

– Рад вернуться.

Доктор присел рядом со мной и положил себе на колени мою медицинскую карту.

– Во-первых, и это главное, хочу снова извиниться за то, что мы поставили тебя в такую неприятную позицию в деле с Оскаром, – осторожно и искренне произнес Линч. – Если бы я знал, то не позволил бы им так поступить. Сможем ли мы оставить это в прошлом и начать все заново?

– Да, сэр.

В глазах его промелькнуло облегчение, пусть и всего на мгновение.

– Что ж, очень хорошо. Раз уж с этим мы разобрались… Сегодня начинается новый учебный год, а за последнюю неделю произошло уже немало неприятностей. Ты не сообщил мне о своем брате, но могу ли я надеяться, что в будущем ты расскажешь мне обо всем, что покажется тебе странным? – спросил Линч, приподняв одну бровь. – Я прошу тебя лишь об открытости.

Я понимал каждое произнесенное им слово по отдельности. Но все вместе я слышал будто бы сквозь толщу воды. Я покачал головой – вдруг это поможет рассеять туман, забивший череп?

– Что случилось?

Линч перевел взгляд с Буталы на меня. Он вздохнул, подкатил поближе свое кресло и уперся локтями в столешницу.

– Ты все равно об этом узнаешь, так что почему бы мне самому тебе не рассказать… – Он сложил руки на столе. – Все началось на прошлой неделе, так что сложно сказать, кто за этим стоит, но в Долоре кто-то шутит ужасные шутки. Понимаю, что о многом прошу, но ты единственный, кто точно не имеет к этому никакого отношения, так что присмотрись к происходящему.

– Ужасные шутки? Что случилось?

– На прошлой неделе кто-то оставил в комнате студента изуродованный труп кошки. А вчера на двери появилась надпись кровью, – пояснил Линч с неохотой. – И я не требую от тебя расследования, Оливер. Я просто хочу быть в курсе, если ты что-то услышишь или увидишь.

Желудок мой подпрыгнул, и я попытался как можно незаметнее сглотнуть.

– Конечно.

Мне сложно было сосредоточиться, тело медленно предавало меня. Я провел связанными руками по лбу и волосам.

– Хорошо. А теперь поговорим о твоих таблетках, – он кивнул доктору Бутале.

Бутала открыл мою карточку. Я пытался как-то уложить в своей голове услышанное. Шутки? И почему здесь вдруг стало так жарко?

– Когда ты принимал их в последний раз? – спросил Бутала.

– Больше трех дней назад.

– И как ты себя чувствуешь, Оливер?

– Паршиво…

– Повернись-ка, дай мне на тебя посмотреть.

Бутала развернул мой стул и взялся за висевший на шее стетоскоп. Он вдел его в уши, другой конец приложив к моей рубашке – прямо напротив сердца. На ощупь дико холодный. Казалось, все в комнате замерло, пока мужчина смотрел на часы и считал.

– Необычайно высокий пульс. – Он поднял взгляд, и наши глаза встретились. – Зрачки расширены.

Бутала повернулся к Линчу и продолжил:

– На лицо все симптомы синдрома отмены.

Ха. Синдром отмены. Такое простое словосочетание! А внутри такой беспорядок, словно что-то съедает все мертвые части меня, оставляя лишь сожаление и вину. По лбу прокатился пот, словно лед по моей разгоряченной плоти.

– Постарайся держать себя в руках, не хочу повторения прошлого раза, – заметил Линч.

Бутала посмотрел на меня.

– Оливер, а кроме недомогания, что ты еще чувствуешь? Как ты себя чувствуешь? Злобным, грустным, счастливым?

Колено мое снова взлетело вверх, и я вытянул ногу.

– Никак. Я ничего не чувствую. Только недомогание.

– Можем начать прием таблеток с завтрашнего дня, но раз он пропустил аж три, мгновенного эффекта не будет. Можете подержать его в одиночке, пока медикаменты не сработают, но мне бы этого не хотелось. Если его запереть, то он будет дольше приходить в себя.

– Тогда что вы рекомендуете? – спросил Линч.

Бутала опустился на стул и внимательно осмотрел меня: так, словно я был его научным проектом.

– Отправьте в новую комнату, пусть начнет занятия примерно через неделю.

– Что ж, хорошо, – Линч вздохнул и откинулся на спинку кресла. – Оливер, прошу, не заставляй меня сожалеть об этом. Давай начнем год с чего-то хорошего.

По пути в кабинет медсестры я не поднимал головы. Меня сопровождал охранник, конечно. Пару раз, поднимаясь по лестнице, я терял равновесие. Со связанными руками удержать его было сложно.

Утро перевалило за полдень. Раз учеба начиналась сегодня, то студенты должны были подняться на третий этаж. Медсестра Ронда не стала сдерживаться и заключила меня в крепкие объятья.

– Сними с него эти путы, Джерри, не нужны они ему! – закричала она на охранника, держа меня на расстоянии вытянутой руки.

– Ронда, он тебе просто всегда нравился, – усмехнулся Джерри и разрезал стяжки ножом.

Я свободен! Осталось потереть внутреннюю сторону запястий.

– Ох, Олли. Тебе не помешает стрижка, – медсестра Ронда покачала головой. – Я сама тебя постригу, а потом можешь принять душ. Джерри принесет твои вещи из хранилища, пока ты моешься, идет?

– Да, звучит здорово, – я выдавил из себя улыбку, хотя голова все еще шла кругом.

Она выдвинула стул, схватила с тележки ножницы и расческу и жестом приказала мне сесть.

– Выглядишь не очень. Такой бледный… – Ронда приложила руку к моему лбу, а потом исчезла за моей спиной.

– Синдром отмены, – объяснил я, стараясь держать голову. – Слишком коротко не стригите.

Ронда легонько хлопнула меня по затылку.

– Я больше года тебя стригла, мальчишка! Знаю, что делаю.

Я слегка усмехнулся, но этого хватило, чтобы я вспомнил: раньше я только и делал, что смеялся.

Кажется, что полгода – не такой уж и большой срок. Но и этого оказалось достаточно. Я знал, что любил девчонку, которая завладела моей душой в ту же секунду, как я ее почувствовал. И я полгода убеждал ее в том, что нам суждено быть вместе. Что я люблю ее всем сердцем.

Следующие семь месяцев я провел, ничего не чувствуя. Без нее. Три дня без таблеток – как тепловой удар посреди снежной бури.

Последние шестьдесят секунд я считал дни с тех пор, как повстречал ее, чтобы унять свое сердце, которое билось посреди зимнего урагана, под обжигающим солнцем.

Да, тело мое совсем не понимало, что происходит… мягко говоря.

Я провел пальцами по грубому синему материалу, из которого были сшиты мои тюремные штаны. Доказательство моей слабости. Даже в борьбе она властвовала над каждым рассыпающимся фрагментом. Одна мысль о ней заставляла кровь кипеть и бежать по венам, пока вся остальная часть меня таяла.

Я должен был узнать.

– Мисс Ронда?

– Да?

– Как она?

– Кто?

Я сделал глубокий вдох.

– Мия, – выдохнул я. – Как дела у Мии?

Я впервые произнес ее имя вслух. И как только оно слетело с моих губ, боль усилилась, и жажда ощутить ее вкус схлестнулась с нуждой оставаться в приятном онемении. Ее имя было одновременно удушающим проклятьем и животворящей молитвой. Ее имя распороло мне грудь и призвало воспоминания.