Дочь лучшего друга (СИ) - Евдокимова Антонина "Феникс31"

— Это глупо, Маргарита Максимовна.

— Пусть, — упрямо заявила я, устраиваясь на стуле возле дверей. — Я не уйду. Так ему и передайте.

Скворцов тяжело вздохнул, обменялся взглядами с Денисом и вошел в палату.

Я просидела у дверей до вечера. Игорь так и не сжалился надо мной. Вернувшийся после встречи с ним безопасник только сокрушенно покачал головой, но ничего не объяснил. Внутрь беспрепятственно проходили медсестры и врачи. Даже юристу позволили войти. А я продолжала ждать на пороге, как наказанная собачонка. Вот только проблема была в том, что я не понимала своей вины.

Я вышагивала по коридору, пытаясь придумать способ поговорить с Игорем. Несколько минут назад к нему зашла медсестра. Может, после ее ухода мне удастся попасть к нему? Ожидание и непонимание выматывали похлеще самой тяжелой работы. В моем желудке сегодня не было ничего, кроме кофе. Он бунтовал и закручивался спазмами. Но мне не было до него никакого дела.

— Игорь Владимирович просит Вас зайти, — я не сразу поняла, что она обращалась ко мне. — Идите. Он хочет Вас видеть.

Взгляд на Дениса. Он посторонился, приоткрывая для меня дверь. Перешагивая порог, мне так много хотелось сказать Игорю. Но все слова застряли у в горле, когда наши глаза встретились. И я снова полетела вниз. С той самой крыши.

Игорь

Итак, приговор вынесен. Врач только что вышел, оставив меня на руинах надежды. Операцию делать слишком рискованно. Велика вероятность того, что позвонки могут сдвинуться, окончательно сжав нерв. И тогда я не только ноги перестану чувствовать, но и все, что находится ниже травмы. Импотенция. Недержание. Причем не только мочи. Проблемы с внутренними органами. Врач в красках расписал мое «прекрасное» будущее. Захотелось немедленно выйти в окно. Но мне мешало одно маленькое неудобство — я не мог дойти до этого окна.

— Неужели, совсем ничего нельзя сделать? — разозлился я.

— Мы можем только немного облегчить Ваше состояние, Игорь Владимирович. Снять боль. Это лечебная физкультура, массаж, препараты.

— Но они не поднимут меня на ноги. Верно?

— К сожалению, нет, — отвел он взгляд.

— А если обратиться к врачам, не знаю, в Германии?

— Вы, конечно, можете попробовать, но, боюсь, их ответ будет мало чем отличаться от нашего.

— Иными словами, я до конца своих дней прикован к постели?

— Не обязательно. Вы можете передвигаться туда, куда захотите.

— В инвалидном кресле, — выплюнул я, чувствуя, что снова возвращается боль.

— Увы, — врач беспомощно развел руками.

И вот уже почти рассвет, а я так и не сомкнул глаз. Думал. Было о чем.

Охватившее меня отчаяние схлынуло быстро. Резать вены, глотать таблетки — все это не по мне. Миллионы людей живут в инвалидном кресле. И у большей части из них нет тех возможностей, что были у меня. Конечно, придется кардинально изменить жизнь. Переделать квартиру, возможно, переехать в другую. Сложнее всего сохранить прежнее уважение и уверенность во мне подчиненных. Они должны все также чувствовать мою твердую руку. Как и конкуренты. Представляю, как они уже готовы были рвать на куски мой бизнес. Но вам не достанется ничего. Я еще и ваше отберу. У меня не работают только ноги. Все остальное в полном порядке. И сейчас не время тонуть в соплях. Пусть этим занимаются слабаки. Я не такой!

Но была в моей жизни одна слабость. Девочка с изумрудными глазами. Нежная. Теплая. Сладкая. Готовая ради меня на все. Даже на плаху. Глупая! Нет, идиотка! И никак иначе! Если ты сама не можешь уйти, я помогу тебе сделать это. И да, тебе будет больно. Я сделаю все для того, чтобы вывернуть твою душу наизнанку, разбить твое сердце и превратить его в лохмотья. Только так ты сможешь забыть меня. Потому что будешь ненавидеть до конца своих дней.

— Юля, попросите, пожалуйста, Дениса зайти ко мне, — обратился я к медсестре, что делала утренний укол.

— Хорошо, Игорь Владимирович, — кивнула она.

— Доброе утро, Игорь Владимирович, — поздоровался охранник. — Вы что-то хотели?

— Да, у меня для тебя распоряжение, Денис.

— Слушаю, Игорь Владимирович.

— Не пускать ко мне Маргариту Воронцову. Ни при каких условиях!

На его лице отразилось недоумение.

— Хорошо, Игорь Владимирович. Запрет на посещения распространяется только на нее?

— Да. Только на нее.

— Что-то еще?

— Нет. Пока это все.

Денис кивнул и оставил меня одного. Я начинал ненавидеть эту тишину и пустоту. Хорошо, что это длилось недолго. Скоро я услышал ее голос. Сердце споткнулось и сжалось. Нет, никакой жалости! Никаких чувств! Никаких эмоций! Моя девочка должна стать свободной и найти свое счастье. Если для этого мне придется убить часть себя, что ж, я был готов.

Я лежал, смотрел в потолок и слушал ее возмущенный голос за дверью. Он разливался обжигающим ядом по моим венам. Пришлось стиснуть зубы и приказать себе не слышать.

— Игорь Владимирович, доброе утро, — Скворцов прикрыл дверь, отрезая меня от Риты.

— Доброе, — ответил жестче, чем хотел.

— Маргарита Максимовна чем-то попала в немилость?

— Да, — бросил я, не глядя на него. — Слишком навязчива. Ей стоит остудить пыл.

Я сам себя ненавидел за то, что говорил.

— Она там рвет и мечет. Не знаю, выдержит ли Денис эту оборону.

— Это его работа. Не выдержит, значит, будет уволен, — резко ответил я. — Что у тебя?

— Я пришел с не очень приятной новостью, Игорь Владимирович.

Я перевел на него взгляд, ожидая продолжения.

— Ну, говори!

— Таянов сегодня повесился в камере.

— Что? Каким образом? — если бы я мог, то обязательно вскочил бы сейчас на ноги.

— Проводится расследование. Пока непонятно.

— Он сам?

— Похоже на то.

— Зачем он это сделал?

— Полагаю, он понимал, что срок ему грозил немаленький. Шантаж — это не хищение провода. Здесь все серьезнее. А после выхода из тюрьмы его не ждало ничего хорошего. И я… не стал говорить об этом Маргарите Максимовне.

— Хорошо, — кивок вышел мелким. Знакомое имя шевельнулось внутри острым осколком. Интересно, сколько это будет продолжаться? Неделю? Месяц? Год? — Андрей.

— Да, Игорь Владимирович?

— Я хочу, чтобы ты в понедельник привез ко мне Оксану и Лерникова. Давай часам к десяти. Пусть он подготовит отчет о том, как сейчас идут дела в компании. Особенно, как исполняется контракт с немцами, — я поморщился от боли, прострелившей спину. Помолчал, пережидая приступ. — И позвони Аронову. Мне нужна его консультация.

— Хорошо, все сделаю, Игорь Владимирович.

— И еще.

— Да?

— Смени все машины, на которых я езжу.

Скворцов замешкался.

— На какие?

— Я собираюсь отказаться от внедорожников. В моем положении… невозможно ими пользоваться. Слишком высоко.

— Но со временем Вы же встанете на ноги? — осторожно спросил он.

— Это маловероятно, — признаться в этом оказалось гораздо легче, чем я думал. Скворцов молчал. — Поэтому седан той же модели вполне подойдет.

— Хорошо. А цвет? Черный?

— Да.

— Хорошо. Я займусь этим вопросом сегодня же. Внедорожники продать?

— Да.

— Еще будут распоряжения?

— Мне нужен телефон.

— Сегодня же он у Вас будет.

— Хорошо, — я заставил себя расслабиться. Боль никак не отступала. — Ты можешь идти.

Хлопнула дверь. Я снова остался один. Пора к этому привыкать. Теперь так будет всегда.

День тянулся долго. Иногда приходили медсестры, чтобы сделать укол, перевязку или принести поднос с едой. Она оставалась нетронутой. Я не мог заставить себя есть. Хотя понимал, что это только усугубит мое положение.

— Она все еще там? — спросил я Юлю. Она пришла после обеда поставить капельницу.

— Да. И уходить не собирается, — взгляд медсестры осуждал меня. — За что Вы так с ней, Игорь Владимирович? Она Вас чем-то обидела?

Я промолчал. Не хочу никому ничего объяснять.