Взрослые люди (СИ) - Шнайдер Анна

Вот мы и подобрали…

В общем, на сытый желудок, в окружении наших животин, мальчишки смирились с ситуацией. В конце концов, им не привыкать, да и у самих рыльце в пушку — Вафлю-то они домой притащили, а не я! Втроём с Ликой. Она тогда только начинала говорить, и это было её единственное слово, не считая «мама», потому что вафли Лика обожает. И когда она стала называть вафлей и кошку, мальчишки очень хохотали, а потом заявили, что раз так — пусть это будет настоящее имя.

— Ладно, мам, — в конце концов вздохнул Тёма, похлопав себя по сытому животу. — Привози Сеньку, когда её выпишут. Но мы с Лёшкой и Ликой попробуем найти ей хозяев!

— Зачем? — тут же надулась дочь. — Пусть живёт.

— Нет, так не пойдёт, — возразил Лёшка. — Уговор дороже ба… то есть дороже денег! Мы с мамой договаривались, что сколько нас, столько и их. Иначе будет перевес!

— Ну и что?

— Это нечестно. Должно быть поровну! Нас четверо, и их четверо.

Лика задумалась, поковыряла ложкой в баночке с йогуртом… а затем выдала такое, из-за чего я чуть с табуретки не свалилась:

— А давайте лучше мы ещё одного ребёнка из детского домика возьмём! И Сенька тоже останется. А?

Мальчишки оторопели, хлопая глазами. Вот уж кто точно будет против! Ещё чего — конкурирующая фирма!

— Посмотрим, Лик, — дипломатично ответила я и беспроигрышно сменила тему: — Кто хочет «Киндер»?

— Я!

— Я!

— И я!

Правильно — кто же его не хочет? Нет таких!

Финансовую проблему я стала решать только после ужина, когда мальчишки отправились в детскую заниматься собственными делами, а Лика притащила ко мне на кухню свои раскраски, чтобы быть рядом, пока я — а кто же ещё?! — мою посуду.

Острая фаза была снята почти сразу благодаря моей подруге, которая без лишних слов и в безвозвратном режиме перечислила мне на карточку пять тысяч, как только я ей всё рассказала. Но она у меня одна такая денежная — остальным хорошим знакомым, как правило, и самим помощь нужна, миллионеров среди них нет.

Поэтому я обратилась к другой своей подруге — Катя настоящий волонтёр, а ещё координатор благотворительного фонда помощи бездомным животным. Нет, денег я у неё не просила, естественно, — у неё их нет. Зато всегда в наличии полезные советы.

«Сбор объявляй, — тут же написала она мне. — Если не у кого взять в долг — надо сбор. Хоть что-нибудь, но соберёшь».

«А где?» — не поняла я. Я же не сотрудник благотворительного фонда!

«Да на своей личной странице, знакомые увидят — помогут. Ну и по группам помощи животным надо будет репостнуть, хотя сразу говорю — особого результата это не даст, народ оттуда выжат досуха».

Народ оттуда выжат досуха… А это идея!

У меня ведь есть авторская группа! Вот её и можно использовать.

«Да, и ещё… — напечатала мне Катя. — В той клинике, где ты оставила Сеньку, есть такой хирург — Воронин. Он один из лучших в городе, особенно по таким травмам, как у неё. Постарайся к нему попасть. Правда, у него запись обычно плотная, чуть ли не на месяц вперёд забита, но иногда кто-нибудь отказывается. Позвони, пусть внесут тебя в лист ожидания. Вдруг повезёт».

Везло мне крайне редко, но я всё же сделала, как сказала Катя. А потом написала длинный пост про Сеньку на личной странице в соцсети и сделала репост в авторскую группу.

Донаты посыпались быстро, и к утру у меня на карточке уже было почти двадцать тысяч.

10

Виктор

Маша-Жозефина осталась недовольна Наполеоном. Сказала, что я был какой-то злой и рассеянный, словно витал в облаках. И она была права. Во всём.

Идея с косичкой показалась мне глупой, как только я схватился за неё, пристроившись к Жозефине сзади. Почему-то в тот же миг я осознал, что эта трахтерапия не будет иметь успеха и про Асю я наутро не забуду.

Хорошо, что Жозефина хотя бы не стала спрашивать меня, по какой причине я попросил её заплести косу. Не хватало мне ещё объяснять ей всю ситуацию с волонтёршей.

Благо мы не в первый раз играем в разные образы, как-никак Маша — несостоявшаяся актриса. К тридцати двум годам её карьера никуда дальше массовок, официанток, секретарш и других эпизодических ролей не продвинулась, что было, конечно, грустно, но не без положительных сторон — актёрская нереализованность с лихвой проявлялась в сексе, во всяком случае со мной.

Она, кстати, немного научила меня основам лицедейского мастерства. Так, по мелочам. Я однажды даже отхватил от Маши похвалу:

— На роль трупа тебя точно взяли бы, — произнесла она, а потом добавила с тяжёлым вздохом: — Хотя с твоей харизмой даже с продюсерами спать необязательно, всё равно дали бы роль.

Но с Жозефиной в этот раз мне не помогли ни харизма, ни другие достоинства, отчего вместо похвалы и вида удовлетворённой партнёрши я получил расстроенный взгляд и пафосное заявление, что я её разочаровал и в таком настроении мне с ней видеться нельзя, потому что «больно и скучно».

Пришлось извиниться и пообещать, что такое больше не повторится.

Проснувшись в одиночестве на следующий день, я сразу понял: предчувствие сбылось. Ася из головы никуда не делась.

Решил занять себя рутинными делами: помониторил криптоактивы, сделал пару звонков, что-то почитал, что-то посмотрел, но так и остался недовольным и таким же рассеянным, как и вчера. Мысли о дурацкой волонтёрше не первой свежести оставались на месте.

Так и не понял, чем она меня настолько зацепила? Если бы это был первый отворот-поворот в моей жизни, тогда ладно. Но, конечно же, это было не так. Сто девяносто девять побед без поражений не одержать. Разница была лишь в том, что трахтерапия всегда срабатывала на ура, я исцелялся в два счёта, стоило лишь следовать рецепту: заниматься сексом с кем угодно до полного исчезновения постотшивательных симптомов. То, что доктор прописал.

А в этот раз… Я даже подумал: может, я не тот «препарат» подобрал, то есть не с Жозефиной надо было, а с кем-то ещё? Но нет, это глупо. В том же и прелесть Маши, что она, как никто другой, умеет быть разной и способна залечивать самые разные болячки. Она — антибиотик широкого спектра. А для меня это бесценный дар, потому что, в отличие от большинства представителей моего племени, то есть особей мужского пола, у меня есть вкус по части женщин.

Взять, например, самое очевидное — внешность.

Кто-то настолько зацикливается на общепринятых стандартах, навязанных массмедиа, что так и не может познать всю многогранность женской красоты, не понимает, что радость скрыта далеко не только в идеальных телах, присущих актрисам заглавных ролей.

Истинное блаженство там, где дилетанты и плебеи даже и не подумают его искать. Например, в сексе с миниатюрной субтильной женщиной, которой обладаешь настолько целиком и полностью, что боишься: вдруг она хрустнет в твоих огромных лапах. Чувствуешь себя всемогущим дьяволом прямиком из ада. Другая разновидность блаженства — утонуть в груди вселенского масштаба, уединившись с какой-нибудь пышнотелой развратницей. Обволакивающая мягкость и тепло. Как будто тонешь в райских облаках.

И между этими двумя крайностями существуют бесчисленные разновидности экстаза.

Как же я их всех люблю! И высоких, и низких, и тучных, и худышек, и хрупких, и жёстких, и мягких, и упругих, и светленьких, и тёмненьких, с таких разрезом глаз, и с таким, и с этаким, и кучерявых, и рыжих, и бритых, и не очень, и…

А какие разные у них бывают попы? А сиськи? М-м-м…

В тайском языке есть тринадцать слов для обозначения видов улыбок.

Я смог бы придумать девяносто девять слов только для обозначения разных типов груди. И каждое из этих слов будет означать разновидность восхищения в зависимости от объёма, упругости, размера и формы соска…

В общем, дело было не в Жозефине. Дело было в Асе и в чём-то особенном в ней. И чем бы это ни было, с ним стоило как можно скорее разобраться.