Запрещенные слова. Том первый (СИ) - Субботина Айя

— Наташ, — мягко ее перебиваю. — Спасибо, Натка. Но нет. Я справлюсь. Мне просто нужно было выговориться. Это точно дороже любых денег.

— Я всегда рядом, ты же знаешь, — она заглядывает мне в глаза, и я вижу в них искреннее беспокойство. — И если эта твоя курица-сестра еще хоть раз что-то такое учудит — учти, я ей собственными руками шею сверну!

— Все нормально, — пытаюсь улыбнуться и хмыкнуть одновременно — Лиля сейчас тише воды, ниже травы. Кажется, до нее наконец-то дошло, во что она вляпалась.

— Надолго ли, — ворчит Натка.

Мы еще немного говорим о Лиле, о детях, о том, как несправедливо устроен этот мир.

А потом Наташа, видимо, желая сменить тему, спрашивает:

— А что там у тебя на работе за грандиозное событие намечается с министрами и олигархами?

Удивленно вскидываю брови. Ничего такого я ей точно не говорила.

— Я, между прочим, иногда новости читаю, — беззлобно фыркает подруга. — Имей ввиду. Когда ты там будешь сверкать, как главная елка страны, я точно наделаю кучу скринов из всех новостей, какие только найду, и буду всех хвастаться, что когда-то ты мы с тобой писали в городском парке.

— Господи, не напоминай, — прикладываю ладонь к лицу и сдавленно смеюсь.

— Колись — ты там точно будешь звездой? — подначивает подруга.

— Ну, до звезды мне далеко. Моя задача — скромно постоять в сторонке и не отсвечивать. А если серьезно — да, мероприятие важное. Будут подписывать миллионные «портянки». Приедут всякие важные люди.

— Ну и кто там будет, из этих… небожителей? — в глазах Наташи загорается неподдельное любопытство.

— Просто важные шишки, — я пожимаю плечами, делаю вид, что пытаюсь вспомнить весь список, хотя выучила его наизусть. — Замминистра транспорта, пара депутатов из профильного комитета, представители каких-то фондов… Белозеров, Руденко, Ирина Филиппова. И еще этот… как его… — я морщу лоб, пытаясь вспомнить фамилию, которая вертится на языке. Единственную из всего списка, которую правда предательски забываю— Странная такая фамилия, Как в футболе… А, вспомнила! Форвард!

«Павел Дмитриевич Форвард», — повторяю про себя еще раз, упрашивая мозг, наконец, запомнить.

Глава государственного агентства по вопросам инфраструктурных проектов. Серый кардинал всех дорог страны. Фактически, ключевая фигура. Главный «решатель» на уровне государства.

Я произношу эту фамилию и делаю еще один глоток кофе, не замечая, как замирает Наташа. Она смотрит на меня слегка нахмурившись.

Прикусывает губы.

— Форвард… Форвард… — повторяет, тянет пальцы к лежащему рядом телефону, но не трогает.

— Что? — спрашиваю я, заметив ее странную реакцию. — Ты чего?

Она молчит.

Медленно моргает. Повторяет фамилию еще раз, но теперь одними губами.

— Натка, что с тобой? — я начинаю не на шутку беспокоиться. — Ты его знаешь?

Подруга мотает головой, а потом вдруг резко, так, что мне хочется поморщится от неприятного ощущения в барабанных перепонках, выкрикивает

— Вспомнила! — Всплескивает руками. Все-таки хватает телефон, что-то быстро набирает, одновременно бросая отрывистое: — А я блин, думала, ну откуда же мне его лицо знакомо, Майка!

Я пытаюсь понять, кого «его» она имеет ввиду.

И у нас получается синхронно — я вспоминаю тот предновогодний вечер в ТЦ и ее реакцию на Дубровского, а она разворачивает ко мне экран телефона.

На экране — Слава?

Точнее, его версия из какой-то другой, параллельной вселенной, в которой я его никогда не знала. Мужчина на фото, безусловно, он — те же пронзительные серебряные глаза, та же линия губ с едва уловимой, врожденной усмешкой, та же форма челюсти. Но все остальное…

Все остальное — чужое. Волосы коротко, стильно уложены, ни намека на бритые виски или длинный хвост. На лице — ни единого следа пирсинга, только едва заметная ухоженная щетина. Он в безупречно сидящем дорогом костюме, который, мне почему-то так кажется, стоит как половина моей «Медузы». И самое главное — его руки. На них нет ни одной татуировки. Чистые, сильные, с длинными пальцами, одна из которых властно, но в то же время нежно, обнимает за талию невероятной красоты девушку.

Она стоит рядом с ним, прижавшись так близко, что их тела кажутся единым целым. Длинные, белые, гладкие как шелк волосы, огромные голубые глаза смотрят прямо в камеру, а от улыбки на губах проступают очаровательные ямочки.

Она не просто красива — она ослепительна. Я правда не могу подобрать другое слово, которое бы лучше всего описывало спутницу Дубровского. Потому что она красива той самой аристократичной, породистой красотой, которая не кричит, а шепчет о своем превосходстве. И я, женщина, которая никогда не комплексовала из-за внешности, которая всегда знала себе цену и привыкла ловить на себе восхищенные мужские взгляды, впервые в жизни чувствую… что-то странное. Что-то похожее на укол зависти. Ревности? Или это просто трезвое осознание того, что вдвоем они смотрятся просто идеально? Она высокая — ему точно не нужно сутулиться до скрипа в спине, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Это… это какая-то старая фотография? — голос у меня сиплый, я с трудом его узнаю. Понятия не имею сколько времени проходит, прежде чем я нахожу силы отлепить язык от пересохшего рта.

— Старая? Майка, ты чего! — Наташа отбирает у меня телефон, увеличивает изображение. — Эта история тогда гремела из каждого утюга! Года три назад. Ну? Ты что, не помнишь?

Я качаю головой, пытаясь уложить в голове этот диссонанс.

Тот парень на фото, в дорогом костюме, с аристокракратичной красавицей под руку — и Дубровский.

Тот модник — и язвительный жалящий Шершень. Байкер в рваных джинсах, с татуировками и пирсингом. Нет. Это два разных человека. Так просто не бывает.

— Я же тогда как раз получила повышение, — бормочу я, скорее для себя, чем для Наташи. — Жила на работе, спала по четыре часа, не видела ничего, кроме отчетов и собеседований. Какие там новости, а тем более — светская хроника.

Я в принципе не подписана ни на один канал со сплетнями, не отслеживаю Инстаграм-звезд и понятия не имею, как живут и чем дышат всякие селебрити.

— Это, подруга, был не просто скандал. Это была настоящая драма шекспировского масштаба. Потому что это, — Натка снова тычет пальцем в экран, — ни хрена не просто «красивый механик». Это — Вячеслав Павлович Форвард.

Фамилия, которую я никак не могу запомнить.

К Славе она не липнет — хоть тресни.

— Он его сын? — Понятия не имею, почему спрашиваю б этом Наташу. Видимо, она точно в теме.

— Угу, единственный наследник Павла Дмитриевича Форварда. Золотой мальчик, вундеркинд. Окончил какой-то престижный швейцарский универ по специальности, которую я даже выговорить не смогу. Он, типа, должен был пойти по стопам отца, вылететь из семейного гнезда прямиком в блестящее политическое будущее.

Я смотрю на фотографию. На этого лощеного, уверенного в себе парня, и пытаюсь вспомнить его в том форменном комбинезоне. Не получается. Пытаюсь представить, как он, вот такой, пишет мне язвительные комментарии под ником «Шершень». Тоже не получается.

— А девушка… — Я запинаюсь. — Она…?

— Алина Вольская. — Наташа закатывает глаза. Она редко когда отзывается плохо о женщинах, даже совершенно незнакомых, называя это «духом сестринства» и всегда вызывает этим мое восхищение. Но сейчас ее нос морщится с однозначной брезгливостью. — Доченька Игоря Николаевича Вольского.

Натка смотрит на меня с выражением, как будто я прямо сейчас должна всплеснуть руками, как будто озвученная фамилия все расставит по своим местам. Даже немного стыдно, что я понятия не имею, что за фамилия, что за Вольский и даже не представляю, в какую сторону думать. Это какая-то богатая семейка? Или он папа-продюсер, как сейчас модно? Алина на этих фото похожа как минимум на конкурентку Джиджи Хадид и Кендал Дженнер.

Я проглатываю очередной укол ревности.

Это же просто старые фото — какая разница, что несколько лет назад Слава вот так непринужденно обнимал женщину, которая похожа на Мисс Вселенная?