Шахматы. Чёрная королева (СИ) - Флёри Юлия

— Нельзя заставить человека быть счастливым. — Пробормотала Марта, соскальзывая со стула. На пороге кухни остановилась, но не обернулась. — И если мне для счастья чего-то не хватает, не в твоих силах заставить меня передумать.

— Все относительно, Марта. — Проговорил Вадим. Наверно, сам себе. Ведь она как всегда слушать не захотела.

Ушел, не попрощавшись, не извинившись, не увидев в ее глазах понимания. Наверно, стоило кулаком по столу стукнуть и показать свое мужское «я», но перед Мартой вести себя подобным образом отчего-то не хотелось. Нужно было объяснить, убедить, разложить все по полочкам и лично убедиться в том, что эти мысли заняли правильное место в ее голове. А он вспылил и ушел. Пожалуй, впервые за все время, пока вместе. В конце концов, у них еще будет время…

Вот только времени не оказалось. Уже вечером она позвонила и пыталась что-то рассказать, объяснить, поставить в известность, но вместо слов с любимых губ срывались лишь всхлипы, тяжелое дыхание и сдавленный вой.

— Марта, успокойся. Я ничего не понял. Что она сказала?

— Не знаю. Я не знаю! Сказала, что есть кровь, что выделения, что нужно лечь в больницу, а я боюсь! — Выкрикнула она тогда, разозлившись то ли на себя, то ли на него. — Что мне делать, Вадим? Направление на руках, а я с места сдвинуться не могу. Я… я… — Захлебнулась потоком воздуха и только под его командным тоном смогла выдохнуть спокойно.

— Я пришлю за тобой машину. Никуда не уходи.

— Ты приедешь?

— Я пришлю за тобой машину. Помнишь, может, Серега? На служебной волге ездит. Он как раз возле меня. Приедешь сюда, в управление. Я хочу тебя увидеть.

— Я не могу… — Судорожно прошептала. — Мне в больницу нужно…

— Я увидеть тебя хочу! — Едва не по слогам продиктовал Вадим, зная, что только приказом Марту сейчас можно в себя привести. — А сейчас врачу твоему позвоню и сам с ней обо всем поговорю. Ты слышишь меня? Я во всем разберусь!

— Я слышу…

— И не расстраивайся раньше времени, я прошу тебя.

— Я не расстраиваюсь, только очень страшно… — Губу закусила, чтобы не расплакаться, не расклеиться окончательно.

Трубку повесила и в знаке усталости закрыла глаза, приткнувшись спиной к стене. Ничего не получалось. Ни успокоиться, ни прийти в себя. А сердце стучит все громче и громче, все быстрее и быстрее, будто саму жизнь опередить пытается. Как из кабинета врача вышла, так, кажется, и не отдышалась толком. Ладони похолодели, пальцы мелко задрожали, виски пульсируют болью и тяжесть, непрекращающаяся тяжесть внизу живота. Врач предлагала вызвать скорую, но Марта попыталась выиграть время и маленькую передышку для того, чтобы переговорить с Вадимом. Знала, верила, что он найдет нужные слова, вот только его голос лишь взбудоражил, лишь подчеркнул шаткое положение, ведь он сейчас далеко. На другом конце города. И он бессилен… Тоже волновался, пусть себя и сдерживал. Но эта навязчивая просьба, откладывая любые дела, увидеться, говорила сама за себя. Он нуждался в этом, пожалуй, даже больше, чем сама Марта. В ее глазах, в ее тепле, в ее голосе. Виду не подавал, эмоции контролировал, но порой, они все же выходили из-под контроля и появлялся Вадим настоящий. Чувствующий, переживающий. Он боялся показать свою слабость. Он боялся быть с ней самим собой…

Сидеть в коридорах поликлиники и далее казалось невыносимым. На сознание давили узкие коридоры, темные стены, сжатый больничный воздух и бесчисленное количество белых халатов, которое теперь заставляло справляться с нарастающей дрожью. Свободы хотелось. Свежего воздуха, ветра, неба над головой и бесконечного простора! Потому и вышла, сжимая в руках тонкий лист серой бумаги. Сначала на крыльце топталась, потом спустилась на несколько ступенек ниже и принялась по сторонам смотреть. Видела людей, видела машины. Суету вокруг и тут же чью-то размеренность. Вялая улыбка проступила на губах, когда в соседний корпус детской поликлиники прошли мама с ребенком. Маленький мальчик что-то неустанно бормотал и заметно упирался. Он не хотел получить прививку — догадалась Марта и улыбка стала шире. Глядя им вслед, она сошла со ступеней и даже сделала попытку заглянуть в окна высокого здания, как вдруг почувствовала резкую боль. Потом шок, темнота перед глазами, незнакомые голоса, будто где-то вдали, и пустота. Бесконечная пустота, которая поглощает, окутывает, пугает неизвестностью.

— Ты… кого привез? — Услышала Марта отдаленно знакомый голос.

Глава 26

Она уже минут пять как в себя пришла. Шум за спиной, движения, чужое присутствие слышала, а вот обернуться не решалась. Голова гудела, тупая боль залегла где-то в боку, на губах отчетливо ощущался привкус крови, липкая корка сковала щеку и подбородок. Руки замлели от неудобной позы, затекли от давления — были туго связаны грубой веревкой. Как только в сознание пришла, в нос ударил отчетливый подвальный запах. Запах сырости, плесени, мочи. Сразу замутило, белая пелена прочно засела перед глазами, но как-то вдруг все ушло. Сейчас, именно в этот момент все это стало абсолютно неважно. Ведь прозвучал голос. Мужской. Этот человек пришел последним. Он долго стоял в дверях — с той стороны по ногам и телу тянуло холодом. Стоял и молчал, и вот теперь заговорил. В голове тут же пронеслось тысячу ассоциаций, но не было среди них ни одной верной. Как в тумане все… запутано. А потом дверь с ужасающим, тяжелым металлическим звуком хлопнула и он подошел. В ту секунду сердце замерло, а дыхание затаилось. Непроизвольно. От страха. Мужчина над Мартой склонился и вроде как протянул руку, чтобы прикоснуться… так показалось… но ничего не произошло.

— Медведь сказал: эта. — Огрызнулся второй, присутствующий в помещении, — показательно на пол сплюнул, а потом секунда, слабые звуки, будто кто-то обменивается знаками, и он ушел.

И тогда ее сердце забилось в истерическом припадке от паники и накатившего с новой силой страха, ужаса. Звуки обострились до предела, чужое дыхание стояло за спиной.

— Справедливости нет. — Растерянно проговорил мужчина. — Справедливости нет, Марта! — Прокричал он и, схватив за плечо, дернул на себя.

Саша. Его лицо, его голос. Глаза только… будто чужие… И растерянность в них, мгновенно перерастающая в ярость.

— Что?! Удивлена? — Лениво бросил он и скривил губы. Так, словно не знал, что делать дальше. — Знала бы, как я удивлен! — Заговорил вызывающе и неловко рассмеялся, глядя, как она что-то понять пытается. — Значит, муж… говоришь?.. — Прищурился он и прямо в глаза посмотрел. — М-м… — С чем-то соглашаясь, кивнул. — А в нашем мире все звучит проще. В нашем с ним мире. — Пояснил, явно имея в виду Вадима. — Подстилка ментовская. Так правильнее будет. — Выразительно выговорил, каждый звук губами очерчивая.

Саша взгляд отпустил и руку разжал, позволяя Марте забиться в самый дальний угол прогнившего от сырости дивана.

— Чего ты хочешь? — Проронила она осторожно, отдышавшись, приметив, что Саша будто только этого вопроса и ждет.

Он тогда голову вскинул, ядовито улыбнулся, насильно растягивая губы в стороны, и отрицательно головой качнул.

— От тебя? Ничего. — Сказал, как выплюнул. — Справедливости искал и в очередной раз убедился в том, что ее нет. Я ведь в тебя верил… Милая, добрая Марта…

— Ты сумасшедший? Ты псих, да? — С опаской на мужчину покосившись, Марта голову в плечи втянула.

— Наверно… — Одно плечо поджав, Саша посмотрел в потолок, задумавшись. — Иначе как объяснить тот факт, что мы сидим здесь и мило беседуем?

— Отпусти меня. — Попыталась она с его временным ступором справиться, но Саша не поддался. Рассмеялся только смелому приказу.

— Не-а. — Губы поджал. — Как думаешь, для чего ты здесь? — Переходя на доверительный тон, Саша присел с другого края того же дивана. — Ты ведь все понимаешь… Не можешь не понимать.

— Отпусти меня, пожалуйста.

— Ты здесь для того, чтобы сдохнуть! — Оскалился мужчина вместо того, чтобы на ее просьбу отозваться. — От боли, от стыда. — Нарочито медленно перечислял, заставляя сквозь себя эти слова пропустить и запомнить. — Я ведь говорил: не связывайся с ментом. — Продолжил поучительным тоном, а Марта, вконец запутавшись в интонациях, полутонах, посылах, просто глаза закрыла, пытаясь от всего отгородиться, и не поняла, отчего всем телом дернулась, когда первая горячая слеза скатилась по щеке.