Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры - Шпет Густав Густавович
ресована во впечатлении, легко отходит от действительности, рассматривая ее только как одну из возможностей, но не диалектического, а морального и психологического типа. Риторическое произведение свободно оперирует с такого рода возможностями, и из них выбирает, руководясь не идеей, не законом, не разумом или правдою, а лишь вероятным эмоциональным воздействием на слушателя, предполагаемою силою самой экспрессии.
Поэтому также риторика не согласится подчинить это воздействие и эстетическому урегулированию158. Критерий морали остается для нее верховным, а это есть критерий здравого смысла и жизненного опыта, того рассудочного «познай себя», которое одинаково гибельно и для научно-философского познания, и для поэтического изображения. Поэтому в расширительном смысле можно говорить о морали всюду, где только есть риторика, а в более узком и первоначальном — где объект изложения в смысле «познай себя». Не имея своих особых внутренних форм, риторическое изложение есть изложение, в общем, в высшей степени свободное, и оно пользуется одинаково как научными формами силлогизма, демонстрации и прочего, так и формами простого описания по заданному плану последовательности (временной, композиционной и т.п.), или по готовой постоянной схеме (вроде хрии, например), или, наконец, в форме наводящих на размышление «примеров», парабол, притч и просто афоризмов. Изобилие «украшающих» словесных приемов делает риторическое изложение внешне похожим на речь поэтическую (предельно - роман), а принуждение к «размышлению» о житейском опыте, сердцеведение — с претензией даже на высшее познание, в упрек и посрамление научно-философской ограниченности, — на речь философскую, доводящую до сознания того, что также уже известно из опыта (предельно - мировоззрение). Однако существенным остается различие руководящих идей самого творчества: идея строгой научности отличает научное и философское изложение, идея высокой художественности — изложение поэтическое. Одно противопоставление запечатлевается в дилемме: «Христос или истина», а другое — в репликах: «Сердца собратьев ис
,м Я не касаюсь пока возможности того сложного отношения внутри экспрессивных форм, которое создает внутренние фигуральные формы и которое может быть источником, а следовательно, и регулятором наслаждения, вызываемого риторическим произведением. Нетрудно убедиться, (1), что наличность такого осложнения характерна лишь для особого вида риторического искусства, наиболее распространенно представленного в наше время романом и родственными ему формами, и (2), что под скорлупою этой осложненной экспрессивности, и этот вид риторики в основном движется моральными тенденциями, допуская эстетическое руководство лишь в сфере экспрессивной внешности, где само собою теряется логически-аргументатив-ное значение пафоса.
правляй» и «В разврате каменейте смело». Чувственный тон строго научного изложения - интеллектуальное наслаждение159, поэтического - эстетическое. Последнее фундируется внутренними поэтическими формами, отрешающими, и тем самым создающими чистоту соответствующего наслаждения: «Служение муз не терпит суеты: Прекрасное должно быть величаво». Риторика воздействует патетически, убеждает, но не отрешает свой предмет от действительности, а, напротив, вдвигает его в гущу житейского, суетного, злободневного. Научное, в своей идее, не в меньшей мере, чем поэтическое, чуждается всякой патетики и эротики, всякого экстаза, невзирая на то, что, как указано, в своих наиболее величавых формах оно приводит к высшим состояниям вдохновения. Но не может быть ни величавым, ни вдохновенным риторическое, не правдивое и не отрешенное, применение логических форм в целях патетики, вовлечение последней в состав логической аргументации, переплетение пафоса и аргументации, употребление одного вместо и в целях другого. Внутренние формы риторической речи остаются формами логическими, но это — логические формы, орошенные слезами, отравленные завистью и злобою, искаженные местью и ложью, или смягченные милосердием, овеянные трогательностью, проникнутые сердечным участием и благородством, и все-таки это - логические формы, а не новые специфические, рядом с логическими и поэтическими. Патетика может завлекать, очаровывать, обольщать, даже побуждать к подвигу или преступлению, и быть, таким образом, действеннее, чем философия, наука и поэзия, но, как форма речи, она все-таки несамостоятельна.
Имея в виду наличие внутренней поэтической формы, как существенного признака только поэтического языка, можно было бы воспользоваться этим критерием для разделения всей сферы «искусственной» речи на поэзию и прозу. Проза, следовательно, будь то научная или риторическая, довольствуется одною логическою внутреннею формою; в научной речи она заостряется до чистой терминированной, «технической», речи, в риторической она распускается до патологической экспрессивности; то и другое, конечно, в тенденции, -промежуточные и переходные жанры, как всегда, преобладают.
Различение поэзии и прозы обыкновенно, без нужды, усложняется внесением в него генетических домыслов (что первее - проза или поэзия?) и самых примитивных эквивокаций. Несложная софистика, связывающаяся с противопоставлением поэзии и прозы, делающая их четкое различение как будто недостижимым, всем известна. Когда вопрос о различии ставится, то обыкновенно имеется в виду внешне вос-
1Возможность его не исключена и в риторическом изложении, но не оно регулиру-с« основную для такого изложения патетику.
принимаемое различие речи мерной и свободной. Внешне воспринимаемое при этом понимается как форма, которой противостоит неопределенно широкое и нерасчлененное содержание, составляющее нечто «внутреннее» по отношению к этой всецело «внешней» форме. Для так поставленного вопроса ясен путь его решения: поскольку в самом смысле вопроса предполагается, что внешне данное различие недостаточно, и за ним должно лежать некоторое внутреннее основание, необходимо анализировать названное «содержание» и в нем открыть это искомое основание. Но вот туг и протискивается маленький софизм. Вместо того чтобы расчленить и анализировать «содержание», игнорируют неопределенность его состава и строения, приводят простенькие соображения, вроде того, что можно стихами написать и научный трактат, что стишками пользуются и для целей дидактических, мнемонических и т.п., а с другой стороны, что свободною, немерною речью выражаются подчас произведения, обладающие неотъемлемыми поэтическими достоинствами. Таким образом, вопрошавший представляется наивным человеком, будто бы не подозревавшим ничего об этих банальностях. А софизм - в том, что этим ответом вопрос о различении отбрасывается назад к внешней форме, от которой он вновь вернется к содержанию и т.д. - до полной безрезультатности. Новые попытки добиться все-таки результата через апелляцию к чувству, вызываемому поэтическим произведением, к эстетике и пр., не могут решить вопроса, потому что или они выходят за пределы самого противопоставления поэзии и прозы, и вносят посторонние для него критерии оценки, или, если предполагается, что соответствующие чувства вызываются факторами, заложенными в самом художественном произведении, мы возвращаемся к первоначальной позиции и к началу задачи: вскрыть предметные основы эмоциональной поэтической нагруженное™. Но стоит, действительно, приняться опять за задачу с этого конца, как мы встретимся с прежнею наивною аргументацией, наивно обращенной к наивности вопрошающего: чувства одного и того же порядка могут вызываться как прозою, так и поэзией. Наконец, когда не столько вследствие анализа, сколько в результате некритического непосредственного усмотрения, провозглашается, что признаком поэзии является «образ», то, снова, не зная даже, что такое «образ», уже торопятся: «образы» бывают и в прозе... Ничего нет безнадежнее наивного педантизма такого типа «возражений»; они могут быть отстранены не тупым же нагромождением примеров, а осуществлением вышеуказанного анализа. Последний показывает, что «неопределенное содержание», от которого исходят, есть сложная структура форм, из коих каждая имеет себе соотносительное «содержание», и что среди этих форм, действительно, есть особые специфические формы, указа
Похожие книги на "Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры", Шпет Густав Густавович
Шпет Густав Густавович читать все книги автора по порядку
Шпет Густав Густавович - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.