История православия - Кукушкин Леонид

В области церковной жизни годы правления Василия III небогаты событиями. В 1525 г. был созван собор, осудивший преп. Максима Грека за мнимую ересь – искажение книг Священного Писания при их переписке. В действительности причина осуждения носила политический, а не богословский характер: приехав с Афона по приглашению государя, Максим также стал откровенно критиковать «нестроения» московского быта, противоречащие христианским принципам общежития. Кроме того, он горячо поддерживал нелюбимых князем нестяжателей, в частности своего единомышленника и ученика инока-князя Вассиана Патрикеева. Максим также открыто высказывал сомнения, касающиеся автокефалии Русской Церкви. Его заточили в монастырскую темницу «обращения ради и покаяния и исправления» и запретили заниматься литературным трудом. Все попытки освободить Максима успеха не принесли.

Из внешних церковных событий можно упомянуть о православном соборе в Литве в 1509 г., в работе которого русское духовенство не принимало участия. На соборе были приняты строгие законы, касающиеся праведности священников, а также постановление о недопустимости вмешательства светских властей в дела церковные. Наконец, нельзя не упомянуть, что во время княжения Василия III произошло важнейшее событие в истории всей христианской церкви – 31 октября 1517 г. монах Мартин Лютер прибил к дверям Замковой церкви в немецком городе Виттенберге свои знаменитые «95 тезисов», с чего в Европе началось могучее движение церковной Реформации.

Через три года после рождения наследника Ивана государь Василий III тяжело заболел и вскоре умер, приняв перед смертью, как уже говорилось, монашество с именем Варлаам и благословив младенца-сына на царство тем самым крестом, которым митрополит Петр благословил Ивана Калиту. Люди рыдали, оплакивая скоропостижно ушедшего царя: они не любили мать нового государя Елену Глинскую и не зря страшились правления малолетнего Ивана, плода законопреступного брака, как будто предчувствовали реки невинной крови, пролитой им.

О результатах правления Ивана III и послушного продолжателя его дела Василия III можно сказать словами Костомарова: они «в области умственных потребностей ничем не были выше своей среды. Они создали государство, завели дипломатические отношения, но это государство, без задатков самоулучшения, без способов и твердого стремления к прочному народному благосостоянию, не могло двигаться вперед на поприще культуры, простояло два века, верное созданному образу, хотя и дополняемое новыми формами в том же духе, но застылое и закаменелое в своих главных основаниях, представлявших смесь азиатского деспотизма с византийскими, пережившими свое время преданиями. И ничего не могло произвести оно, пока могучий ум истинно великого человека – Петра, не начал переделывать его в новое государство уже на иных культурных началах». Автор не может полностью согласиться с почтенным историком – преобразование государства на новых началах следует связать с отцом Петра I, Алексеем Михайловичем, который делал это неторопливо и спокойно, не «поднимая Россию на дыбы».

Рассказ о деятельности царя Ивана IV Грозного историки, как правило, начинают с пространных рассуждений о его несчастном детстве сироты, о том, что посторонние люди, не любившие его, озлобили мальчика и тем самым стали причиной кровавых зверств, совершенных им в зрелые годы. Автор не согласен с таким объяснением; он считает, что великие злодеи, а Иван Грозный, несомненно, был таковым, наряду, например, с римским императором Нероном и нашим Сталиным, появляются не в результате воспитания или природных качеств. Они, как и истинные гении, вызваны к жизни иными силами: гении – Богом, а злодеи – дьяволом, поэтому, по-видимому, прав Пушкин, дважды повторивший в драме «Моцарт и Сальери» известную фразу: «Гений и злодейство – две вещи несовместные», хотя гений может иметь очень дурной характер, а злодей обладать творческими способностями и даже талантами. Грозный, как и Сталин, несомненно обладал литературным талантом, а также способностями политика и актера. Не зря Сталин поручил крупнейшему советскому кинорежиссеру Эйзенштейну создать фильм о Грозном, сказав ему о своих симпатиях к Ивану IV как к правителю. Первая серия фильма вышла в 1945 г., а вторая уже после смерти Сталина. В ней режиссер в силу присущей ему честности творца не смог показать царя таким, как пожелал увидеть его на экране диктатор. Иван IV позволил себе бесконтрольно следовать своим злодейским наклонностям, поскольку без достаточных на то оснований увидел, как пишет Ключевский, «в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия. Это было для него политическим откровением, и с той поры его царственное «я» сделалось для него предметом набожного поклонения.

Церковь Спаса Преображения на Ильине улице. 1374 г. Новгород.

Он сам для себя стал святыней и в помыслах своих создал целое богословие политического самообожения в виде ученой теории своей царской власти. Тоном вдохновенного свыше и с обычной иронией писал он врагу своему Стефану Баторию, коля ему глаза его избирательной властью: «Мы, смиренный Иоанн, царь и великий князь всея Руси по Божию изъявлению, а не по многомятежному человеческому хотению». Однако из всех этих усилий ума и воображения царь вынес только простую, голую идею царской власти без практических выводов, каких требует всякая идея… Без этой прагматической разработки его возвышенная теория верховной власти превратилась в каприз личного самовластия, исказилась в орудие личной злобы, безотчетного произвола». Продолжая параллели с советскими временами, можно сказать, что теоретическая идея божественной власти, воспринятая Грозным, у Сталина была заменена коммунистической утопией – в обоих случаях эти иллюзорные идеи развязывали руки порочным правителям, позволяя им следовать своим дьявольским побуждениям.

Иван рано решил избавиться от ненавистной ему опеки: не достигнув семнадцатилетия, он после долгого совещания наедине с митрополитом Макарием созвал бояр и других сановников и объявил им, что желает венчаться на царство и вступить в брак. В январе 1547 г. в Успенском соборе митрополит совершил над Иваном торжественный обряд царского венчания, возложив на него венец, бармы и животворящий крест, а уже в феврале того же года боговенчанный царь сочетался браком с Анастасией, взятой им из дома Романовых-Захаровых. В июле 1547 г. в Москве вспыхнул страшный пожар, который был воспринят молодым царем как наказание за его грехи. Для покаяния он собрал на лобном месте представителей разных областей государства и, обратившись прежде всего к митрополиту Макарию, сказал: «Молю тебя, святой владыка, будь мне помощником и наставителем в любви; я знаю, что ты поборник добрых дел и любви». С тех пор ближайшим советником царя, кроме митрополита, становится протопоп Сильвестр, переведенный Макарием из Новгорода в Москву, и окольничий Адашев. Особенное влияние на царя многие годы оказывал именно Сильвестр, пока государь, к несчастью России, не пожелал вовсе избавиться от советников.

В 1550 г. царь созвал первый на Руси общеземский собор из представителей всех русских городов, чтобы изложить программу своих реформ. В том же году при непосредственном участии Ивана IV был переработан судебник Ивана III, который государь дополнил своими любимыми идеями о богоизбранности царской власти. Если общеземский собор был призван решить дела государственные, то созванный уже в следующем году так называемый Стоглавый собор занимался делами Церкви. Как записано в соборной книге: «Державный самодержец, прекроткий царь Иван, осененный благодатью Св. Духа, подвигся теплым желанием не только о устроении земском, но и об исправлении многоразличных дел церковных. Он возвестил о том отцу своему, митрополиту Макарию, и повелел составить Собор. Когда повеление царское услышали архиереи земли Русской, они объяты были невыразимой радостью и поспешили в Москву, и чудно было видеть царствующий град, красовавшийся пришествием отцов». Согласно идее христианского государства, реализация которой была начата еще при Константине Великом, царская власть существует прежде всего для служения делу охраны и укрепления Церкви. Эта идея с подачи митрополита пронизывает многие решения Стоглавого собора, и для ее утверждения Макарий предпринял два важных шага: он начал собирать в Москве все известные на Руси произведения церковной литературы и подготовил канонизацию еще официально не прославленных русских святых. В результате этих предприятий через несколько лет появились знаменитые Великие Макариевские Четьи Минеи. Стоглавый собор открылся чтением послания царя, сам Иван был тут же, восседая на престоле в соборной церкви Успения Пресвятой Богородицы. В послании, как пересказывает его в «Истории» митрополит Макарий: «Иван именем Триипостасного Бога, Пресвятой Девы Богородицы и всех святых, особенно отечественных, призвал собравшихся пастырей потрудиться для утверждения веры Христовой, для исправления церковных недостатков и царских законов, а также для улучшения земских дел. Он призывал не только людей духовных, но и князей, бояр, воинов и всех православных христиан покаяться вместе с ним и обратиться на путь добродетели, указывая на примеры страшных казней Божих за грехи. Со слезами вспоминал он о смерти своего отца, своей матери, об умерщвлении своих детей, о своеволии и злоупотреблениях бояр, правивших царством, о своем сиротстве и отрочестве, проведенном в небрежении, без всякого научения и в пороках, о казнях Божиих, постигших Россию за беззакония, и в особенности о великих московских пожарах. «Тогда, – продолжал государь, – страх вошел в мою душу и трепет в мои кости, и смирился дух мой, и я умилился и познал мои согрешения, и прибег к своей Церкви, и испросил у вас, святителей, благословения и прощения моих злых дел, а по вашему благословению простил бояр, злоумышлявших против меня, и начал по вашему благому совету устроять врученное мне Богом царство и управлять им». Вот такое трогательное и не лишенное театральности послание собору молодого царя-изверга. Затем царь перешел к собственно церковным делам – он предложил собору сперва 37 вопросов, а затем еще 32.