Настоящий Дракула - Макнелли Рэймонд Т.

Саксонцы так и не дождались никакой помощи ни от венгерского короля Матьяша, ни от трансильванского губернатора Михая Силадьи, чьим войскам было велено соблюдать нейтралитет. Король Матьяш в то время еще не укрепил свою власть и имел дела поважнее, чем полыхавшая на задворках его королевства война, пускай даже с большими человеческими жертвами. А Дракула, совершая свою акцию устрашения, аккуратно обходил стороной крепости, где стояли гарнизоны королевских войск.

Тем не менее в интересах обеих сторон было все же уладить конфликт. И 1 октября 1460 г. посланцы Дракулы подписали в Брашове мирный договор с городским советом. Вот что предусматривали четыре главных положения договора: 1) Брашов обязался выдать всех румынских бояр, получивших убежище на принадлежащих городу землях, а Дракула в свою очередь обязался выдать врагов Брашова, нашедших прибежище в Валахии; 2) все торговые привилегии, дарованные в 1456 г. Дракулой саксонским городам, восстанавливались, а все ограничения, наложенные на саксонскую торговлю, отменялись; 3) города Брашов и Сибиу, городские поселения Цары Бырсей, а также вся область Семиградья [33] обязались выдать Дракуле средства на содержание четырехтысячной наемной армии для отражения любых нападений со стороны турок; 4) Дракула обязался компенсировать саксонским купцам Сибиу и Брашова ущерб, который нанес своим набегом их собственности. Это последнее положение, надо полагать, вызывало лютую ярость у Дракулы. Однако он ничего не мог поделать, поскольку сам король Матьяш соблаговолил выступить гарантом этого мирного договора. Такие же мирные соглашения были подписаны с Сигишоарой, Бистрицей и другими саксонскими городами.

Хотя мирный договор обязал Дракулу отменить политику экономического протекционизма, для него это было своего рода победой. Потому что с 1460 по 1462 г. он был уверен в безопасности своих западных пределов и мог повернуть оружие против соперника намного более опасного — против султана Мехмеда II.

Однако эти «рейды устрашения» Дракулы периода 1457–1460 гг. и сопровождавшие их беспримерно жестокие расправы с трансильванскими саксами имели долгоиграющие последствия, вышедшие далеко за пределы румынских государств. Католические монахи-саксонцы, которым посчастливилось спастись из своих монастырей, дотла сожженных Дракулой, принесли с собой на Запад молву о тех кошмарных событиях, чем, по сути, дали начало «историям-страшилкам» о Дракуле. Он еще при жизни сделался объектом литературы в жанре ужасов (хоррора). Монахи-беженцы из Трансильвании делились душераздирающими историями о виденных ими зверствах Дракулы с монашеской братией в швейцарском монастыре Святого Галла, в Ламбахском монастыре под Зальцбургом, в монастыре Мельк на Дунае в Нижней Австрии, — заметим, что все эти монастыри принадлежали бенедиктинскому ордену. Их истории записывались, чаще всего монастырскими писцами, и в нужный момент, когда требовалось развернуть пропаганду против валашского господаря, их пускала в ход королевская канцелярия Венгрии. Среди беженцев, спасшихся от ужасов Дракулы, был светский брат-бернардинец [34], звавшийся просто братом Якобом. Волею судьбы он стал главным источником сведений для швабского мейстерзингера Михаэля Бехайма. Один из более поздних германских текстов, куда вошло и сочинение Бехайма, был издан в 1500 г. в Страсбурге, и его предваряла ксилография, на которой Дракула восседает за трапезой, окруженный рядами кольев с насаженными на них трупами. Это изображение прозрачно намекает, откуда взялся образ кровожадного графа Дракулы из романов и художественных фильмов, — он порожден тем, кто в свое время развязал кровавый террор в Трансильвании.

Глава 6. Борьба против Мехмеда Завоевателя

Война между Дракулой по прозвищу Цепеш и Мехмедом II по прозвищу Завоеватель должна была разразиться неминуемо — вопрос состоял только в том, когда это случится. Выросший вместе с Мехмедом при султанском дворе, Дракула хорошо понимал, сколь ненасытны завоевательные аппетиты султана и как сильны его честолюбивые замыслы сделаться правителем всей Азии и в придачу Европы. Разве не сам Мехмед кичливо заявлял: «Я молод, я богат, я баловень фортуны, и я намерен далеко превзойти Цезаря, Александра и Ганнибала». Мехмед замышлял подломить самые столпы европейской цивилизации, низвергнуть ее и подмять под себя всю Европу. Дракула же, хотя и правил страной гораздо меньших размеров, решимостью и гордыней ничуть не уступал султану и не собирался без борьбы уступать притязаниям Мехмеда на его страну.

При этом Дракула прекрасно понимал, что должен любой ценой избегать войны на два фронта.

Как он мог выстоять, возьмись он воевать с турками, чья армия втрое превосходила численностью его собственную, и при этом все время опасаться, что с запада ему нанесут удар трансильванские немцы или кто-то из их союзников? Это соображение и подвигло Дракулу искать долговременного мира с Трансильванией. И безусловно, он надеялся заручиться помощью со стороны венгров и трансильванских саксов в своем Крестовом походе против неверных османов. Вероятно, Дракула недопонимал, что в европейском христианстве угасло глубинное осознание необходимости объединиться перед лицом турецкой угрозы, тогда как турок воспламеняла идея священной войны за веру. В самом деле, если ты христианин, у тебя больше не было уверенности, что, если падешь в сражении, окажешься на небесах, как в славные времена Крестовых походов. Но если ты мусульманин, у тебя не закрадывалось и тени сомнений, что, пади ты на войне за распространение ислама, сейчас же попадешь в подобие рая земного и несравненной красоты гурии будут ублажать тебя дивными нектарами.

Военную кампанию Дракулы в 1462 г. следует оценивать в ее европейском контексте. После поражения султанской армии под стенами Белграда в 1456 г. перед Мехмедом встала первостепенная задача укрепить и стабилизировать фронт, для чего как минимум обеспечить безопасность дунайских берегов. Это означало не только возобновить попытку захватить Белград, но и взять под контроль дунайские гирла, западное побережье Черного моря и ряд стратегических крепостей, таких как Килия и Аккерман, формально находившихся на территории Молдавии. Один из командиров янычарского войска султана, оставивший нам достопримечательные записки о турецко-валашской борьбе и скромно именовавший себя янычаром из Островицы, выразил сложную задачу султана грубым солдатским языком: «Знай, счастливый господин, что, пока Килия и Аккерман [тур. Белая крепость] в руках у румын, а венгерцы владеют Белградской крепостью, Балкан нам не покорить». Султан принял совет, и, что примечательно, в делах войны он мыслил на удивление современными стратегическими категориями: контроль над Дунаем и над Черным морем действительно был взаимосвязан. Захват Дуная стал первостепенной целью, поскольку эта могучая река, берущая исток в горах Шварцвальда в Германии, исстари служила главным маршрутом для восточных вторжений на Запад. Русло Дуная словно стрелой пронзало уязвимое подбрюшье западных противников султана, открывая возможность для вторжения в Европу. К тому же султан уже захватил власть над Болгарией, Сербией и большей частью Греции, и логика подсказывала ему, что Валахию также следует превратить в османскую провинцию. При этом его раздражала двойственная политика Влада Дракула, подхваченная его сыном Дракулой, на чью помощь Мехмеду не приходилось рассчитывать, несмотря на вассальное положение валашского господаря.

Помимо Дракулы, одним из немногих европейских политиков, осознававших природу оттоманской угрозы, был преемник никчемного папы Каликста III Энеа Сильвио Пикколомини, в 1458 г. вступивший на папский престол под именем Пия II. Как уже упоминалось, выходец из аристократического семейства Сиены, воспитанный в духе гуманистических идей Ренессанса, он растратил юность в погоне за мирскими радостями, ввязывался в сомнительные предприятия, наплодил некоторое количество незаконнорожденных отпрысков, отметился в публицистике и баловался сочинением фривольных стихов, но вступление на религиозную стезю совершило переворот в его воззрениях и сознании. Будучи посвящен в духовный сан, он ярко проявил свои таланты в период заседаний Базельского собора, сделав все возможное, чтобы отвести от папства угрозу «демократического» правления, предполагавшего подмену папской власти властью коллегии кардиналов. И он же вымостил дорогу к воссоединению православной и католической ветвей христианства на Флорентийском соборе 1439 г. Необычайные переговорные способности Пикколомини привлекли внимание императора Священной Римской империи Фридриха III, который пригласил даровитого сиенца стать советником дипломатической службы и фактически возложил на него всю имперскую дипломатию. Кроме того, как мы знаем, он стал наставником юного венгерского короля Ладисласа Постума и даже написал для исключительного пользования императорского подопечного педагогический трактат, который и поныне остается весьма полезным чтением. Избранный папой, Пикколомини проявлял замечательную терпимость к несходству взглядов, что побудило великого английского историка лорда Актона (1834–1902) назвать его «основоположником свободы слова». Вопреки, а скорее благодаря своей гуманистической закваске папа Пий II осознавал, какую угрозу для Европы представляет Османская империя после падения Константинополя, и видел необходимость в масштабном Крестовом походе, в котором должны принять участие не только силы Запада, но и сохранившие независимость государства Восточной Европы. Хорошо информированный о турецких делах благодаря сети дипломатических и шпионских источников, папа Пий изучил психологию и modi operandi (способы действий) султана Мехмеда. Среди государей Восточной Европы наибольший интерес папы вызывал валашский господарь Влад Дракула. Это имя часто упоминается в «Комментариях», а также в других трактатах папы, местами — во вполне благосклонном ключе.