Настоящий Дракула - Макнелли Рэймонд Т.

Султан Мехмед II, прекрасно знавший, как вяло отреагировали на призыв к походу европейские государи, понял, что настало удобное время нанести упреждающий удар и одним махом захватить те немногие балканские государства, которые еще сохраняли независимость. Первой целью он наметил крепость Смедерево, последний символ независимости сербов. В том же 1460 г. под стремительной атакой султана город словно сам упал ему в руки, и теперь султан угрожал Боснии, славянскому государству, население которого обратилось в ислам. И снова усилилось давление на Белград, крепость стратегического значения для венгерской короны, защищавшую ту часть течения Дуная, которая открывала путь к столичным Буде и Вене. Вслед за этими действиями султан направил посольство во главе с визирем Махмудом к деспоту Мореи, византийской твердыне, сохранившейся после падения Константинополя [38]. Махмуд убедил деспота Фому, происходившего из знаменитой императорской династии Палеологов, отказаться от трона и взамен пообещал ему безопасный отъезд в Италию. Это деспот и сделал 7 марта 1461 г. Облаченный в белые одеяния кающегося, Палеолог вступил под своды собора Святого Петра в Ватикане и преподнес папе Пию II знаменитую христианскую реликвию, забальзамированную голову апостола Андрея, прежде хранившуюся в городе Патры, но вывезенную оттуда из-за угрозы захвата Патр турками. Практически без всякой борьбы Мехмеду сдались одна из жемчужин Эгейского побережья Мистра, а также Коринф.

По понятным причинам события конца 1461 г. вызвали горечь и тревогу у Дракулы. Он видел, что сопротивление туркам на Балканах чем дальше, тем больше ослабевает, — те немногие государства, которые еще оставались независимыми, были либо покорены турками, либо подписали мир с султаном. Среди настоящих воинов, выбравших путь сопротивления турецкому завоеванию, оставался добрый союзник Дракулы Михай Силадьи, хоть поздновато, но примирившийся со своим племянником Матьяшем Корвином. Но по злой прихоти судьбы вскоре после падения Смедерева Михай Силадьи, во главе отряда, производившего разведку местности в Болгарии, был схвачен турецким офицером беем Михал-оглу Али. Спутников Силадьи турки убили на месте, а их тела изуродовали. Самого Силадьи доставили в Константинополь, где в присутствии Мехмеда подвергли допросу с пытками. Мехмед желал получить все сведения о расположениях венгерского войска в Белграде и Килии, а также узнать об обязательствах Дракулы перед венгерским королем. Мы предполагаем, что Силадьи так и не раскрыл султану никаких военных секретов, а его стойкость и мужество навлекли на него самую ужасную, бесчеловечную казнь — его заживо распилили пополам, что было у турок обычным методом лишения жизни. Можно только догадываться, какие чувства гибель Силадьи всколыхнула в душе Дракулы, неизменно приверженного этике «око за око, зуб за зуб», — он потерял человека, которого считал своим братом.

Первые указания на существенное охлаждение отношений между Дракулой и Мехмедом II просматриваются в послании, которое валашский господарь 10 сентября 1460 г. отправил городу Брашову: «К нам прибыло посольство из Турции. Вспомните, что ранее я говорил с вами о братстве и мире… ныне пришел день и час, когда турки желают нагромоздить на наш плечи… нестерпимые горести и… принудить нас больше не жить в мирном согласии с вами… Они ищут способов разграбить вашу страну, придя к вам через наши земли. Вдобавок они принуждают нас ополчиться на католическую веру. Нами же движет желание не чинить вам зла и не отрекаться от вас, в чем я вам поклялся. Я верю, что останусь вам братом и верным другом. Я для того и задержал здесь турецких послов, чтобы иметь время снестись с вами». Эти задержанные в Валахии турецкие послы, возможно, стали жертвами знаменитой выходки Дракулы с прибиванием тюрбанов гвоздями к их головам, как это описывается в немецких, русских и румынских преданиях. (Как упоминалось выше, Дракула таким же манером обошелся с итальянскими послами из Каффы, прибив им к головам их шапочки.) Во втором случае действия Дракулы явно были чистой воды провокацией против Мехмеда II, которую султан с его мстительностью никак не мог оставить без ответа.

Вышеописанные обстоятельства стали причиной напряженности в отношениях между турками и Валахией. Причину их окончательного разрыва, как и открытой вражды между Дракулой и Мехмедом, следует искать в старании турок ужесточить довольно либеральные условия существовавшего договора, что виделось предварительным шагом к включению Валахии провинцией в состав Османской империи. Например, дань в 10 000 дукатов Дракула платил только до 1459 г. Таким образом, Валахия уже три года как не платила султану дани и, соответственно, задолжала 30 000 дукатов — очень тяжелое бремя, которое в итоге ложилось на плечи крестьян в 222 деревнях Валахии. (Каждая деревня в среднем могла собрать всего лишь 45 дукатов.) В теории эту ежегодную дань, как и разнообразные подношения турецким чиновникам начиная с великого визиря и вниз по всей чиновной иерархии, господарь должен был лично доставлять ко двору султана. Дракула же, поглощенный кампаниями устрашения трансильванских саксов, пренебрегал этим обязательством перед своими турецкими хозяевами, что тоже воспринималось как оскорбление. Кроме того, турки ежегодно требовали передачи им не менее 500 валашских мальчиков для будущего пополнения янычарского корпуса; однако данное требование в целом распространялось не на все вассальные государства, а только на территории, входившие в состав Османской империи. В нарушение этого условия турецкие вербовщики частенько переправлялись через Дунай в Олтению и ряд других областей Валахии, где, по их мнению, обретался качественный «мужской материал». Дракула силой оружия пресекал подобные вторжения, и командиры вербовочных команд, будучи пойманы с поличным, имели все шансы угодить на деревянный кол. На самом деле обе стороны позволяли себе нарушать территориальные границы соседа. Такие случаи воспринимались как очередные провокации, что добавляло еще больше озлобления в турецко-валашские отношения. Набеги с грабежами и опустошениями считались обычным делом на всем протяжении от Джурджу до Черноморского побережья, тем более что Дунай часто замерзал зимой, что позволяло легко и быстро переходить по льду на другой берег. Кроме того, турки установили контроль над крепостями и городками с румынской стороны Дуная, включая неприступную твердыню Джурджу, построенную еще Владом Дракулом, чем превратили их в передовые позиции для своего оперативного наступления. Но, несмотря на провокации, султан, чьи основные силы были заняты на анатолийском театре военных действий против его злейшего недруга паши Узун Хасана, тянул время и для видимости обозначил стремление к мирному разрешению их с Дракулой противоречий. В качестве шага навстречу Мехмед пригласил валашского господаря встретиться в Константинополе или в другом удобном для обоих городе Османской империи.

Искусный в деле переговоров Дракула, сам не чуждый коварства и хитрости, умел извлекать уроки из пережитого и сейчас же заподозрил ловушку наподобие той, что в 1442 г. султан Мурад расставил его отцу, пригласив того к себе на Галлиполи. Как и султан, Дракула тоже в первую очередь стремился выиграть время и, если получится, усыплять бдительность Мехмеда, пока не подготовит собственные войска для первого удара. В послании, отправленном Мехмеду в конце ноября 1461 г., Дракула уверял, что государство его обескровлено, а княжеская казна опустошена тремя годами борьбы с саксонскими политическими противниками в Трансильвании, равно как и смутой среди валашских бояр. По этой причине он, Дракула, никак не может выплатить задолженную султану дань, как не может и покинуть своей столицы, «ибо стоит мне ступить за порог, как мои политические противники немедля призовут венгерского короля править моими владениями». Вот если бы султан, не откладывая, отправил одного из своих пашей «приглядеть за [его] страной», тогда он, Дракула, решился бы совершить поездку в Константинополь.