Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
Тем не менее, мы вынуждены согласиться с уже высказывавшимся мнением о том, что «уже с середины 70-х годов в 5-м управлении отмечали откровенные симптомы игнорирования людских забот и переживаний», что некоторые органы КПСС не только самоустранялись от конкретной организационно-социальной работы, но и от пропагандистского противодействия «социальной пропаганде» зарубежных идеологических центров, что КПСС «спала, усыпленная своей непогрешимостью»[13].
Привлечь внимание к этой опасности своих коллег по Политбюро ЦК КПСС стремился Ю.В. Андропов, но эти его шаги явно не находили понимания и поддержки у кремлевского ареопага.
А партийные руководители полагали, что именно органы КГБ должны за них решать возникающие в обществе проблемы, противоречия и конфликты.
Но далеко не всегда это оказывалось возможным.
Из истории борьбы с терроризмом в СССР
Парадоксальным образом терроризм, как антиобщественный феномен, с добиблейских времен сопровождавший историю человечества, именно в конце XX — начале XXI века получил всепланетарный размах.
Некоторые склонны видите в этом одно из негативных побочных последствий процесса глобализации межцивилизационных связей.
Как бы то ни было, но эта вселенская трагедия не обошла и нашу страну.
На Западе подчас принято подчеркивать, что якобы именно Россия стала прародиной этого вселенского безумия. Что верно лишь отчасти, поскольку политический терроризм действительно получил известное распространение в России во второй половине XIX — начале XX веков.
Следует однако подчеркнуть, что появление политического терроризма в России не было чем-то уникальным в тогдашней Европе: террористические идеи и концепции развивались в работах германских, итальянских, французских и других европейских радикалов, и оказывали заметное влияние на умы и настроения наших соотечественников[1].
Влияние радикальных идей из-за рубежа было установлено следствием и по делу Д.В. Каракозова, совершившего первое террористическое покушение на Александра II 4 апреля 1866 г., и его московских единомышленников («ишутинцев»), и на сподвижников С.Г. Нечаева.
Другое дело, что вследствие действия целого комплекса причин, приверженность террористическим «методам борьбы» пустила здесь глубокие корни[2].
Рожденные в то время в нашей стране идеи С.Г. Нечаева, Н.Н. Морозова и других народовольцев, а затем и политическая практика «Боевой организации» партии социалистов-революционеров в 1902–1907 годы стали исходной идеологической базой, теоретической основой «левого», точнее — «левацкого» терроризма, получившего широкое распространение за рубежом в середине прошлого века.
Следует отметить, что феномен политического терроризма привлек внимание отечественных исследователей еще во время своего зарождения в середине XIX века.
Первыми его исследователями стали прикомандированные к Ш Отделению Собственной Его Императорского Величества канцелярии С.С. Татищев и А.П. Мальшинский.
И если первым «фундаментальным» отечественным криминологическим исследованием политического терроризма можно считать работу Н.Н. Голицына «Хроника социалистического движения в России. 1878–1887. Официальный отчет.», подготовленную в 1888 г., то следующим стала книга генерала Отдельного корпуса жандармов А.И. Спиридовича «Партия социалистов-революционеров и ее предшественники», выдержавшая два издания в 1916 и 1918 гг.[3].
Следует также подчеркнуть, что для названных и других первых отечественных исследований феномена терроризма было характерно понимание его социальной обусловленности, в связи с чем «рецепты» лечения этой «дурной болезни общества» отнюдь не ограничивались лишь только репрессивными мерами.
Мы специально обращаем внимание на данные обстоятельства, поскольку, по нашему мнению, деструктивно-разрушительный, социально-криминальный феномен «левого» терроризма отнюдь еще не стал достоянием прошлого и не исчерпал своего разрушительного потенциала.
Не следует только ошибочно олицетворять российских социал-демократов (большевиков) с адептами и апологетами «революционного терроризма»[4].
По нашему убеждению, обращению к терроризму во всем многообразии его деятельностно-криминальных проявлений, предшествуют глубокие духовно-нравственные и психологические трансформации личности, что необходимо учитывать для организации эффективной системы противодействия и криминологической профилактики терроризма.
И, хотя мне могут и не поверить некоторые читатели, мои коллеги-чекисты, и сегодняшние сотрудники ФСБ России, немало делали и делают для того, чтобы приемами профилактического воздействия, не допустить становления отдельных наших сограждан на безусловно преступный путь деятельности. Предупреждая не только бессмысленное кровопролитие, но и спасая жизни и судьбы тех, кто мог решиться на поистине самоубийственные безрассудные и бессмысленные преступные деяния.
Новая вспышка политически мотивированного насилия, нередко принимавшая формы терроризма, произошла в России после Октябрьской революции 1917 г., а затем в 30-е годы[5]. На борьбу с террористическими проявлениями были направлены советские органы государственной безопасности.
После окончания Великой Отечественной войны для борьбы с терроризмом в структуре нового Министерства государственной безопасности (МГБ) в 1946 г. был образован специальный отдел «Т» («борьба с террором»).
Все подразделения МГБ, получавшие соответствующую информацию о наличии террористических замыслов или намерений, должны были передавать ее в этот отдел, который определял дальнейший ход расследования — принимался за него самостоятельно, или давал по нему указания подразделению, первым получившим исходные данные.
Немалое количество дел и сигналов, а также террористических акций в конце 40-х — начале 50-х годов приходилось на западные районы Украины и Белоруссии, а также республики Прибалтики, где сохранились и продолжали действовать националистические подполья и связанные с ним «повстанческие» группы «сопротивления» («лесных братьев»).
Нередко «акции» «групп сопротивления» принимали характер бое- столкновений с милицией и гарнизонами РККА, в ходе которых гибли мирные жители, включая детей, женщин и стариков. Поскольку некоторые из указанных «повстанческих групп» имели связи со спецслужбами иностранных государств — в первую очередь Великобритании, работа на этом направлении контрразведывательной деятельности направлялась отделом 2-Н Второго главного управления МГБ СССР.
После образования в марте 1954 г. Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР этот отдел стал 2-м отделом 4 управления.
Позже, при реорганизации структуры КГБ в феврале 1960 г. штат и функции этого отдела, как и иных подразделений управления, были переданы во 2 Главное управление.
Задача борьбы с возможными террористическими проявлениями была поставлена перед всеми подразделениями органов КГБ, но единого учетно-координационного органа по организации противодействия терроризму в центральном аппарате Комитета не стало.
Эти реорганизации свидетельствуют о том, что количество и масштаб террористических проявлений был незначителен. Бывали, правда, отдельные факты попыток покушений на выборных партийных работников, председателей колхозов и сельсоветов, других местных «номенклатурных» государственных или общественных деятелей, представителей власти, что первоначально могло квалифицироваться как «террористический акт». Однако впоследствии при исследовании субъективной стороны этих деяний они, как правило, получали иную уголовно-правовую квалификацию.
Так, 8 августа 1980 г. в поселке Чолпон-Ата невдалеке от Фрунзе (ныне г. Бишкек, Киргизия), был убит председатель Совета министров этой республики С.Ш. Ибраимов, что первоначально было квалифицировано как «террористический акт». В действительности же, как установило следствие, он стал жертвой психически больного человека.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
