История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

После отдыха в Маршфилде, продолжавшегося всего один день — считалось, что сэр Уильям Уоллер все еще стоит в Бате, ожидая новых подкреплений из Бристоля (армия его была скорее ошеломлена и обескуражена невероятной храбростью корнуолльской пехоты, нежели всерьез ослаблена собственным уроном, ведь убитыми она потеряла не больше, чем противник) — было решено, что теперь следует идти к Оксфорду на соединение с армией короля, а не ждать на прежнем месте неприятеля, находившегося в такой близости от своих магазинов, и потому войско двинулось к Чиппенему. Но когда сэру Уильяму Уоллеру стало известно об описанном выше взрыве пороха (сильнейшую нехватку коего, как он отлично знал, неприятель испытывал и прежде) и о страшных его последствиях, он вдохнул новую решимость в своих людей, а сам твердо уверовал в то, что теперь у королевских отрядов вовсе не осталось боеприпасов и что потеря сэра Ральфа Гоптона непременно скажется на их боевом духе. Получив подкрепление из Бристоля и еще более значительное — благодаря доброму расположению Уилтшира, Глостершира и Сомерсетшира (ведь к Бату примыкали как раз самые неисправимо-крамольные части всех трех графств), он выступил из Бата и пошел наперехват маркизу к Чиппенему, от которого Уоллера отделяло такое же расстояние, как и его противника, начавшего движение из Маршфилда.

На следующий день, известясь о близости неприятеля, принц и маркиз повернули назад, вновь прошли через Чиппенем и построили свою армию в боевой порядок, чтобы встретить врага. Им очень хотелось дать сражение именно в этих местах, где исход дела зависел бы в первую очередь от их пехоты, вне всякого сомнения, великолепной, а не от кавалерии, в лучшем случае измотанной, хотя офицеры кавалерийских частей выказывали завидную решимость и рвались в бой. Однако сэру Уильяму Уоллеру, всегда умевшему точно оценить все преимущества и невыгоды своего положения, позиция эта не пришлась по вкусу, ведь он столько же рассчитывал на свою кавалерию, которая уже успела обрести веру в себя и заслужить недурную репутацию, сколь мало полагался на пехоту, неплохо вооруженную и довольно многочисленную, но не имевшую хороших офицеров и отнюдь не блиставшую мужеством. А потому, простояв всю ночь в боевом порядке, принц и маркиз, видя, что неприятель наступать не намерен, двинулись к Дивайзу. При этом сэр Николас Сленнинг, во главе сильного отряда мушкетеров, столь решительно и умело прикрывал тыл войск короля от настойчивых атак неприятеля, что сэр Уильям Уоллер, отчаявшись их настигнуть, отправил к ним трубача с письмом, в коем маркизу предлагалось самому выбрать поле для решительного сражения в стороне от большой дороги. В этом предложении без труда распознали военную хитрость, единственной целью которой было задержать марш королевской армии; и маркиз, проехав с трубачом три или четыре мили, отослал его обратно с подобающим ответом. Весь этот день арьергарду приходилось вести беспрестанные жаркие схватки, ибо неприятель наседал весьма энергично, но его всякий раз отражали с немалым уроном, пока армия благополучно не достигла Дивайза.

Тут стало ясно, что обстоятельства переменились и что, имея за спиной воспрянувшего духом и выросшего в числе неприятеля, продолжать отход к Оксфорду невозможно. Дело в том, что сэр Уильям Уоллер успел разослать повсюду свои приказы, в коих объявлял о полном разгроме войск маркиза и требовал, чтобы народ везде брался за оружие и ловил разбитых и рассеявшихся по округе вражеских солдат. Столь грозный и самоуверенный тон, рассуждали обыватели, можно было объяснить лишь совершенным триумфом сэра Уильяма, и потому они толпами стекались к мнимому победителю. Для королевской же пехоты дальнейшее отступление стало теперь немыслимым по условиям местности, ибо единственный путь к Оксфорду лежал через тянувшуюся на много миль равнину, где сторона, располагавшая более сильной кавалерией, непременно взяла бы верх.

И тогда на военном совете был предложен и единодушно одобрен такой план: маркиз и принц Мориц этой же ночью во главе всей кавалерии должны прорваться к Оксфорду, а сэр Ральф Гоптон (считалось, что его жизнь теперь вне опасности, и он уже мог слышать и говорить, хотя зрение и способность двигаться к нему еще не вернулись), граф Малборо, начальник артиллерии, лорд Мохен и другие опытные офицеры с пехотой и пушками остаются в Дивайзе, где, как надеялись, они сумеют продержаться несколько дней, пока оба командующих не вернутся с подкреплением из Оксфорда, до которого было не более пятидесяти миль. Замысел этот был осуществлен, и в ту же ночь вся кавалерия благополучно достигла расположения королевских войск, а принц с маркизом наутро прибыли в Оксфорд; сэр же Уильям Уоллер за это время сосредоточил все свои силы вокруг Дивайза. Город не имел иных фортификаций и укреплений, кроме живых изгородей и рвов; вдоль них разместили пехоту и поставили несколько пушек. Многочисленные дороги к Дивайзу быстро забаррикадировали, чтобы преградить путь кавалерии, которой главным образом и опасались. При известии об уходе неприятельской конницы сэр Уильям Уоллер отказался от дальнейшего ее преследования, тотчас стянул все свои войска к Дивайзу и обложил его со всех сторон. Установив на близлежащем холме батарею, он начал беспрестанно осыпать город ядрами; а его кавалерия и пехота, поддержанные артиллерийским огнем, попытались прорваться сразу в нескольких местах, но встретили решительный отпор и были отбиты на всех пунктах. Тогда же сэр Уильям Уоллер, чья разведка всегда доставляла точнейшие сведения, получил сообщение о том, что граф Кроуфорд (действовавший по приказу, отданному при первых известиях о Лэнсдаунском сражении) приближается с партией пороха, и выслал ему наперехват сильный отряд кавалерии и драгун. Еще не зная об изменившихся обстоятельствах и об уходе кавалерии к Оксфорду, граф позволил втянуть себя в бой, из которого едва вышел, потеряв всю амуницию и несколько эскадронов.

После такого успеха сэр Уильям Уоллер уже не сомневался в скорой своей победе. Он тут же отправил в город трубача, дабы объявить осажденным, что им больше неоткуда ждать помощи, что положение их безнадежно, и потребовать капитуляции. Уоллер советовал им покориться Парламенту и даже предлагал себя на роль посредника в переговорах между ними и Палатами. Шаг этот весьма обрадовал защитников Дивайза — не потому, что они рассчитывали добиться приемлемых для себя условий, но как возможность выиграть время и получить хоть какую-то передышку, ибо тяжелейшие обстоятельства, в которых находились теперь осажденные, под силу было выдержать только тем, кто твердо решил исполнить свой долг до конца, чего бы это ни стоило. Когда неприятель подступил к Дивайзу и войскам раздали необходимые боеприпасы, в городе осталось всего сто пятьдесят фунтов запальных фитилей, а потому самым энергичным офицерам поручено было тщательно обыскать каждый дом, изъяв все кроватные сетки, и немедленно отдать их на переплавку и перековку. Благодаря этим срочным мерам уже на следующее утро удалось получить полторы тысячи фунтов фитилей, вполне пригодных для использования в жарких боях. Далее, осажденные должны были удерживать столь значительную территорию, а неприятель на всех пунктах наседал с таким упорством, что вся их армия постоянно находилась в деле, и ни солдаты, ни офицеры не имели ни минуты отдыха. От старших начальников требовалась теперь величайшая энергия, чтобы укрепить дух рядовых солдат, отлично сознававших всю опасность своего положения. А потому они чрезвычайно обрадовались посланию Уоллера и ответили, что вышлют своего офицера для переговоров, если на срок последних стороны заключат перемирие. Неприятель согласился, потребовав лишь, чтобы перемирие вступило в силу немедленно.

Осажденные предложили такие условия, обсуждение которых способно было надолго затянуть переговоры, поддержав мужество и решимость их армии. Сэр Уильям Уоллер, со своей стороны, обещал единственно лишь пощаду всем сдавшимся, благородное обращение с офицерами и дозволение рядовым солдатам разойтись без оружия по домам, если они не пожелают добровольно поступить на службу Парламенту. А поскольку многие из офицеров не приняли бы подобных условий даже в последней крайности, то переговоры были прерваны, как только защитники города добились единственной своей цели — возможности восемь часов поспать и, соответственно, поберечь боеприпасы. Впрочем, сэр Уильям Уоллер был совершенно уверен, что теперь они в полной его власти, и даже написал Парламенту, что он свое дело сделал и уже следующей почтой даст знать, сколько он взял пленных и какого звания. Уоллер не допускал и мысли, что осажденным могут прислать хоть какие-то подкрепления из Оксфорда, ведь граф Эссекс, коему он сообщил о своих успехах и нынешнем положении, стоял со своей армией в десяти милях от названного города. Король, однако, отлично понимал, как важно теперь предпринять все возможное, дабы любой ценой выручить тех, кто совершил ради него такие чудесные подвиги. А потому, как только в Оксфорд прибыли маркиз и принц с печальным и неожиданным известием о бедственном положении своих соратников, Его Величество — хотя в Оксфорде ждали тогда королеву, и король, заботясь о ее безопасности, предполагал лично встретить супругу в двух дневных переходах от города — услышав их рассказ, решил теперь взять с собой лишь собственную конную гвардию и полк принца Руперта, а всю оставшуюся кавалерию отправил с лордом Уилмотом к Дивайзу. Принц с маркизом добрались до Оксфорда в понедельник утром, а уже ночью лорд Уилмот выступил в указанном направлении и в среду около полудня появился на равнине в двух милях от города (принц Мориц вернулся с ним в качестве волонтера, но командовал отрядом сам Уилмот).