Сержант пополз в сторону батареи. Но едва он появился на открытом месте, как мёртвый дом ожил и пулемётная очередь прижала его к земле.
— Вправо, вправо, к канаве! — крикнул комбат. — Там не достанет…
— Есть вправо! — отозвался сержант.
Он быстро вскочил и пулей понёсся в указанную сторону. Вскоре он скрылся за углом. Там стояли гвардейские миномёты гвардии старшего лейтенанта Быковского.
Гвардейцы-миномётчики не заставили себя ждать. После того как начальник разведки гвардии старший лейтенант Попов вместе с танкистами осмотрелся на местности и танки заняли исходное положение для атаки, командир батареи приказал гнать машину.
Шофёру боевой установки гвардии ефрейтору Бережному на этот раз пришлось выполнять обязанности и командира орудия, и наводчика. Получив приказ, он завёл машину, преодолел разминированный сапёрами завал и с хода занял позицию в пятидесяти метрах от цели. То ли потому, что появление боевой машины застало гитлеровцев врасплох, то ли потому, что им не давали прицельно бить наши танки и автоматчики, но расчёт боевой установки сумел изготовиться к открытию огня. Бережной сам подложил под задние колёса бревно, сам навёл установку на цель. Автоматная очередь пробила стекло кабины, но он стал на крыло, хладнокровно закрыл щитком смотровое стекло и полез в кабину.
Бережной взялся за пульт управления в тот момент, когда у машины уже стали рваться снаряды. Страшные взрывы сотрясли воздух. Дом-крепость заволокло дымом. Танкисты, ждавшие этого момента, уже преодолевали завалы. Бронированные машины, с хода ведя огонь, устремились к дому…
Из дома навстречу танкам раздались редкие, разрозненные выстрелы, полетели фаустпатроны. Ожила одна из вражеских пушек. «Катюша» дала залп. Дом вторично заволокся дымом и пламенем.
Командир танкового батальона подъехал к вышедшему из кабины шофёру и обнял его.
— Спасибо, друг! — сказал он. — От всех танкистов спасибо… — Он снова обнял его и добавил: — Никогда не забудем тебя.
Растроганный Бережной улыбнулся и вместо ответа лишь махнул рукой.
Он тогда промолчал. Но когда отгремели последние бои, когда мы прочитали приказ Верховного Главнокомандующего о присвоении нашей части наименования Берлинской, гвардии сержант Бережной, выступая на митинге, сказал:
— Дорогой военных побед, сквозь бурю огня и ливень смертоносного металла пришлось нам придти в Берлин. Мы шли вперёд с именем Сталина в сердце, не помышляя о славе, не жалея жизни. Мы завоевали себе и славу, и жизнь!
Гвардии лейтенант
ИЛЮХИН
На Ландвер-канале
Подходим с запада к центральным районам Берлина. Танки остановились на Шпандауэрштрассе. Впереди — Ландвер-канал, за ним Тиргартен.
Дожидаясь сигнала к новой атаке, я вышел из машины, чтоб немного поразмяться на свежем воздухе. Моим глазам представилась грандиозная картина боя в германской столице. На Берлинерштрассе горят дома. В бушующем море огня рушатся стены зданий. Грохот сотен орудий сливается в общий несмолкаемый гул. Сквозь дым и пыль едва проглядывает тёмный диск солнца.
Подбегает старший сержант Плутов:
— Вас вызывает командир…
Что это командир вызывает не по рации, а через связного? Видно, он где-то поблизости. И всегда-то лезет в самое пекло!
Так и есть. Командир батальона Герой Советского Союза гвардии майор Бийма стоит у переднего танка чуть ли не под самым огнём немецких автоматчиков.
— Отойдём немного в сторону, — сказал он тихо и дружески взял меня за рукав комбинезона.
Мы хорошо знали своего командира. Если этот всегда очень сдержанный офицер так обращается к своим подчинённым, значит разговор предстоит необычный.
— Слушай, Илюхин, — начал он. — Я сейчас с тобой говорю как коммунист с коммунистом. — И секунду помолчав, продолжил: — Нужно прорваться к переправе Франклинштрассе и удержать её, не дав немцам взорвать мосты. Трудно, но нужно.
Выйти к переправе… Это означало сбить заслон противника, состоящий из доброй сотни фаустников, нескольких орудий и группы автоматчиков. Затем следовало пройти десяток кварталов, в каждом из которых предоставляется возможность попасть под прямую наводку вражеской артиллерии. Действительно, трудно…
Но раздумывать некогда. Надо без промедления выполнять боевое задание.
Бегу к своим танкам. По пути соображаю: от фаустников прикроемся пулемётами, а что делать с артиллерией — сообразим по обстановке.
Итак, моя рота отправляется первой. Я решил создать штурмовую группу из взвода танков, батареи самоходных орудий и взвода автоматчиков. Через несколько минут наш отряд был уже в дыму и пламени горящих улиц.
На Уферштрассе завязался ожесточённый бой. Стволы орудий накалились, мокрая от пота одежда прилипла к телу, лица почернели от порохового дыма.
Продвижение соседней справа части задержалось, и этот фланг в районе Берлинерштрассе оказался у нас открытым. Немцы бросили сюда до роты автоматчиков и фаустников. Они заняли верхние этажи на одном из перекрёстков Кауэрштрассе.
На помощь моей штурмовой группе пришла основная часть роты, которая прикрыла нас огнём.
Я выхожу из танка. Со взводом автоматчиков мы врываемся в верхние этажи зданий и вступаем в рукопашную схватку. Танкисты, увидев своего командира, действующего с пехотой, бросились с гранатами и автоматами нам на подмогу. Механик-водитель Гахушвян схватил одного фаустника за шиворот и выбросил его в окно с третьего этажа. Другого фаустника, подвернувшегося мне под ноги, я изо всей силы стукнул сапогом в живот. Немец заорал благим матом и, лёжа, поднял руки кверху.
Вскоре взвод автоматчиков выбил немцев со второго этажа. Танкисты младших лейтенантов Павленко и Лебедева, прикрывая автоматчиков, уничтожали огнём гитлеровцев, засевших в соседнем здании. Поднялось облако дыма и пыли. Воспользовавшись этим, танкисты ворвались на Шарлоттенбургштрассе, идущую по берегу Ландвер-канала.
Ещё двести метров, и цель будет достигнута!
В последнем квартале нас встретил огонь оборонявших переправу пушек и миномётов. Запрашиваю командира взвода гвардии лейтенанта Павлова:
— Сумеете смять эти пушки?
— Сомну, — ответил коммунист Павлов.
Даю команду:
— Мы вас прикроем огнём, а вы на полном — вперёд!
Открываем шквальный огонь по вражеским батареям. «Тридцатьчетвёрки» лейтенантов Павлова, Сурова и Делянова устремились к переправе, оборонявшие её гитлеровцы стали разбегаться. Мгновение — и мощные гусеницы советских танков превратили немецкие орудия и миномёты в груду лома.
Через несколько минут подоспели остальные танки нашей роты, а затем главные силы гвардии майора Бийма.
Переправа была взята.
Лейтенант
МИЧУРИН
Через завал
Наступая с севера, районом Веддинг, наши танки прорывались к центру Берлина, к Тиргартену, навстречу наступавшим с юга танкам генерала Катукова. 29 апреля, когда мы вышли на Шульцштрассе, нам приказано было проскочить Трифтштрассе, ворваться в Тегелерштрассе и к исходу дня перерезать железную дорогу, идущую через канал реки Шпрее.
Я немедленно вызвал к себе командиров взводов, чтобы вместе с ними разведать местность. Низко пригибаясь к земле, мы побежали позади домов садом, заваленным срубленными в цвету вишнёвыми и яблоневыми деревьями, и убедились, что танки надо вести в обход, минуя Трифтштрассе, которую немцы усиленно обстреливали и где нам предстояло делать лишние развороты. Из-за дощатого забора хорошо видна была Тегелерштрассе. Путь к ней преграждали устроенный немцами завал и поставленная впереди него поперёк мостовой трамвайная платформа.
Справа и слева от нас разгорался бой.
На Шульцштрассе к танкам мы возвращались тем же путём через сад, который немцы вырубили для увеличения сектора обстрела.
