— За мной, вперёд! — подал я команду и опять побежал через сад, пересёк Трифтштрассе и залёг у углового дома, чтобы лучше осмотреть завал, из-за которого немцы вели огонь.
Когда подошёл передний танк младшего лейтенанта Ширшова, я приказал открыть пулемётный огонь по угловым домам, стоящим по бокам завала, и пушечный огонь по самому завалу.
Раздались первые выстрелы. Кирпичная пыль затянула улицу сплошной пеленой. Пользуясь этой своеобразной завесой, я подвёл танк Ширшова к завалу и приказал автоматчикам снять трос, прицепить его к правой стороне трамвайной платформы и оттянуть её в сторону. Это было сделано быстро. Скрежеща о мостовую, платформа подалась. В образовавшемся проходе я увидел врытые в землю три металлические балки. Пройти через них танки не могли. Тогда я отыскал минёров — они были среди автоматчиков — и велел подорвать балки.
Три раза под огнём противника принимались минёры за это трудное дело. Наконец, две балки им удалось подорвать; третья же, обращённая свободным концом в сторону немцев, по-прежнему стояла на нашем пути.
Но танкистов уже нельзя было сдержать. Они были полны решимости одолеть этот проклятый завал.
Танк Ширшова двинулся на первой скорости. Вот он подошёл к балке и, поднимаясь на неё, встал на дыбы. Трудно передать моё волнение в эти секунды. Ведь немцы могли легко расправиться с машиной. Но в следующее мгновение я увидел, что передняя часть танка стала опускаться, а задняя поднялась и не касалась уже асфальта. Под тяжестью машины балка согнулась, и танк рванулся вперёд. За танком Ширшова завал преодолели и танк младшего лейтенанта Баркова и все остальные.
Жаркий бой завязался на улице. Огонь немцев был столь сильным, что продвижение автоматчиков по Тегелерштрассе к каналу приостановилось. Особенно сильный обстрел немцы вели из правого углового дома, стоявшего у железной дороги, из-за железнодорожной насыпи и из-за завала, возведённого под железнодорожным мостом.
Через связного я отдал приказание подтянуть тяжёлые самоходные орудия и открыть огонь по пунктам, откуда стреляли немцы. Танки же продолжали борьбу с фаустниками, укрывавшимися на чердаках и в подвалах домов.
Немцы не могли противостоять нашему натиску. Спустя короткое время автоматчики получили возможность двигаться вперёд. Я приказал им тщательно прочёсывать дома, дворы и подвалы. Мы продвигались вперёд при поддержке самоходок. Вслед за нами шли артиллеристы.
К концу дня улица Тегелерштрассе была занята и железная дорога перерезана.
Гвардии старший лейтенант
ОСЕТРОВ
Переправа у Шарлоттенбургского парка
Наша танковая часть наносила удар с северо-запада. Мы пересекли канал Берлин-Шпандауэр и обогнули Сименсштадт.
Немцы упорно цеплялись за каждый дом, за каждый угол. Казалось, что нет окна, откуда не стреляли бы автоматчики, откуда немцы не бросали бы фаустпатронов. Мотострелковый батальон с боями занимал улицу за улицей.
Ночью мы вышли на северный берег Шпрее. Перед нами лежала в граните чёрная река.
Ещё недавно здесь высилась дуга огромного моста, противоположный конец которого уходил в Шарлоттенбургский парк. Теперь мост был взорван. Обломки пролётов лежали в воде. Ширина реки в этом месте — метров шестьдесят.
Командир батальона гвардии капитан Косов, присев у развалин кирпичной стены, углубился в развёрнутый перед ним план Берлина.
Из раздумья капитана вывел голос старшего сержанта Швачко.
— В чём дело?
— Разрешите переплыть на тот берег, и я приведу лодку. Я уже всё высмотрел.
— Ну что же, — согласился Косов, — хорошее дело.
Капитан вызвал к себе пулемётчика Зайнутдинова.
— Сейчас Швачко поплывёт на тот берег. Устройтесь с ручным пулемётом поудобней и ждите. Как только немцы начнут стрелять, бейте по их огневым точкам. Только глядите, получше замаскируйтесь, а то и вас собьют, и Швачко погубите.
Швачко пробрался к берегу, разделся, бросился в реку и быстро поплыл. На поверхности видна была только голова, временами пловец вовсе скрывался под воду. Смельчак уже был на середине реки, когда метрах в трёх от него стали вздыматься фонтанчики. Зайнутдинов взял на прицел огневую точку противника и заставил её замолчать. Немцы стали обстреливать старшего сержанта из другой точки, но Зайнутдинов и её обнаружил и залил огнём.
Швачко уже был на берегу и торопливо отвязывал лодку, когда немцы нащупали Зайнутдинова. Вокруг пулемётчика стали ложиться пули, и надо было немедленно менять позицию. Он стал было уже отползать, по вдруг почувствовал сильный толчок в левое плечо. Из раны струилась кровь, рубаха намокла и липла к телу. Мучила резкая боль, но уходить было нельзя: Швачко уже плыл обратно, таща за собой лодку, и нужно было его прикрывать. Забыв о ране, Зайнутдинов плотно припал грудью к земле и открыл огонь по окнам дома, откуда били вражеские автоматчики.
Плыть Швачко было очень тяжело. Вокруг него то и дело свистели пули, но он видел, что пулемёт, у которого лежал истекающий кровью Зайнутдинов, беспрерывно ведёт огонь, и это придавало ему силы. В конце концов вражеские автоматчики замолкли.
Вот уже и берег. Швачко закрепил цепь лодки и юркнул в развалины каменного дома. Товарищи быстро укутали его в шинель, напоили спиртом. Капитан крепко расцеловал героя.
Через час-полтора две роты автоматчиков, переправившиеся на пригнанной Швачко лодке, были уже на противоположном берегу Шпрее, в Шарлоттенбургском парке.
Капитан
А. ФОМЕНКО
На Бреслауэрштрассе
Торопливо схожу, почти сбегаю в полутёмный подвал, еле освещённый свечой.
— Товарищ майор! Прибыл командир батареи дивизионной артиллерии, назначенный поддерживать ваш батальон.
Майор Яковлев, не теряя времени, знакомит с обстановкой и ставит по карте задачу.
— Батальон наступает вдоль Шпрее по Бреслауэрштрассе… К исходу 29 апреля должен выйти в район Александерплац… Вот здесь! — Он обводит карандашом несколько прямоугольников на карте и продолжает: — Ваша задача неотступно следовать и поддерживать огнём 9-ю роту… Связь по телефону!..
Повторив задачу, прощаюсь и торопливо иду к выходу. На улице стрельба. Немцы засели в нескольких больших домах и поливают Бреслауэрштрассе пулемётным огнём.
«Хватит работёнки!» — думал я и привычно фиксировал ближайшие огневые точки немцев.
Было немного страшновато выходить на обстреливаемую улицу, но раздумывать было некогда, и я побежал. Тотчас же пронзительно визгнули рядом немецкие пули. Я пригнулся, но продолжал бежать. Я был уже совсем близко от тёмной арки, когда в пяти метрах тяжко грохнул взрыв фаустпатрона. Меня швырнуло взрывной волной об стену, и я ненадолго потерял сознание. Очнувшись, ощупал себя. Лицо и руки в крови, но, кажется, ничего серьёзного. Я поднял голову, пулемётная очередь снова прижала меня к асфальту.
«Надо бежать, — подумал я, — не то не успею поставить задачу батарее».
Я вскочил и снова побежал. Теперь я бежал короткими перебежками, то прячась на минутку за выступами стен, то забегая отдышаться в подъезды разрушенных домов. Батарея стояла у железнодорожного моста. Ознакомив людей с обстановкой, я приказал выкатить два орудия за угол прямо на улицу и хорошенько прочесать дома, откуда отстреливались немцы.
Первым открыло огонь орудие Героя Советского Союза сержанта Тяпушкина. Надо было видеть, как работали артиллеристы. Пули свистели около них, но это словно подхлёстывало номера. Я указал им замеченные мною огневые точки, и через минуту их не стало. Ещё и ещё выстрелы, и одна за другой стали смолкать и скоро совсем смолкли ещё четыре огневые точки немцев. Над домами, куда били орудия, поднялись клубы дыма, дождём валились кирпичи, сыпалась штукатурка… Ещё несколько минут, и можно было разглядеть, как в разных местах улицы стали подыматься бойцы девятой роты. Они шли почти открыто, на ходу поливая из автоматов окна домов. Ответный огонь врага смолкал. Лишь где-то правее, там, где стояли наши танки, были слышны взрывы фаустпатронов…
