История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

< Комендант Натаниэль Финнз и все офицеры выходят из города в девять часов утра со всем своим оружием и личным имуществом, рядовые пехотинцы - без оружия, кавалеристы - с лошадьми и холодным оружием, после чего они направляются к Уормистеруа королевские войска не тревожат их на марше в продолжение трех дней; для эвакуации больных и раненых предоставляются повозки; войска короля занимают город лишь по оставлении его гарнизоном; пленные, находящиеся в городе, а также капитан Эйерс и капитан Кокейн, взятые под Дивайзом, подлежат освобождению; сэр Джон Хорнер, сэр Джон Сеймур, м-р Эдуард Стивенс и все прочие рыцари, джентльмены и граждане, пребывающие ныне в Бристоле, могут покинуть город с семьями и имуществом; личности и собственности жителей Бристоля гарантируется неприкосновенность; хартии и вольности Бристоля, а также городское управление остаются прежними; покидающие Бристоль войска оставляют всю артиллерию и амуницию. >

На следующее утро, если не раньше (ведь, по правде говоря, после открытия переговоров осажденные уже не выставляли караулов и напрочь забыли о всякой дисциплине — их солдаты перебегали к принцу, а многие из солдат Руперта свободно входили в город), его высочество занял Бристоль, а враг удалился из него. Тут победители вспомнили дурной пример Ридинга и, к несчастью, сами ему последовали, нарушив условия договора, ведь под Бристолем оказался тогда весь прежний ридингский гарнизон, так что ридигнцы под предлогом «законного возмездия», а прочие — по их примеру подвергли грубым насилиям неприятельских солдат, коим обещан был свободный выход из города. Бесчинства эти весьма скверно отразились на репутации принца, хотя сам он употребил всю свою власть, чтобы их остановить. < Часть вины за случившееся Руперт возложил на самого Финнза, ибо гарнизон вышел из города прежде установленного сторонами часа и через другие ворота. Пострадали и обыватели: солдаты Финнза, перешедшие на сторону короля, указали своим новым товарищам на самых злонамеренных горожан, отчего все дома на Предмостной улице были разграблены (как многие сочли, хотя и несправедливо, с молчаливого согласия офицеров принца). >

Взятие Бристоля явилось вершиной успехов короля. Оно отдало в его руки второй город в королевстве, обеспечило ему безраздельное господство в одном из богатейших графств Англии (ибо мятежники не имели теперь постоянных гарнизонов или сколько-нибудь заметного влияния в какой-либо части Сомерсетшира); вдобавок Уэльс (если не считать нескольких городов в Пемброкшире, и прежде верный королю), избавившись от страха перед Бристолем, а значит, и от расходов, с которыми всегда бывают сопряжены подобные страхи, и, возобновив торговлю с Бристолем, столь важную для тех краев, мог отныне принести гораздо больше пользы делу Его Величества. И, однако, король вправе был повторить слова, сказанные некогда царем Пирром: «Еще одна победа такой ценой — и мы погибли». Ведь Его Величество понес под этим городом воистину громадный урон, восполнить который было чрезвычайно трудно. Мне достоверно известно, что в ходе штурма погибло около пятисот солдат — а все это были прекрасные, закаленные в боях пехотинцы — и множество отличных офицеров, в том числе немало старших начальников и весьма знатных особ.

< У корнуолльцев погибли, кроме немалого числа младших офицеров, майор Кендалл, полковник Бак (командир скромный, опытный и отважный) и, наконец, два человека, бывшие душой Корнуолльского полка - сэр Николас Сленнинг и полковник Джон Тревеньон. Члены Палаты общин, они ясно распознали порочные замыслы вождей Парламента и, повинуясь голосу совести, первыми присоединились к сэру Ральфу Гоптону, поставив на службу делу Его Величества свое обширное состояние и блестящую репутацию в родном графстве. Сэр Николас Сленнинг, молодой человек, отличавшийся остротой ума, зрелостью суждения и любезностью обхождения, был близким другом Тревеньона; оба были ранены выстрелами из мушкета в один и тот же момент и в одном и том же месте; первый умер сразу же, второй - несколько дней спустя, и смерть их вызвала глубокую скорбь в душе государя.

С северной стороны, где атаковал принц,также пали многие отличные офицеры - упомяну прежде всего полковника Гарри Лансфорда, командира хладнокровного, решительного и мужественного, и подполковника Мойла. Ранения получили виконт Грандисон (племянник великого герцога Бекингема), полковник (впоследствии лорд) Белласис, полковник Бернард Астли, полковник Джон Оуэн; но умер от ран только Грандисон. Это был молодой человек изумительной добродетельности, честности и набожности; ни двор, ни лагерь не знали особы столь же безупречной, и жизнь его должна служить примером для юношества. Он обладал столь выдающимся личным мужеством, что иные даже ставили ему в упрек чрезмерную готовность рисковать собой, а его преданность королю вполне подобала отпрыску знаменитой фамилии. По словам самого Грандисона, даже если бы он не имел яснейшего представления о правоте дела короля, то из одного чувства благодарности отдал бы жизнь за государя, полагая эту жертву своим безусловным долгом. >

Как только к королю в Оксфорд пришло известие о взятии Бристоля, Его Величество, после благодарственного молебна Господу за победу, который велено было немедленно и торжественно отслужить, созвал свой Тайный совет: надлежало определить, как можно использовать этот замечательный военный успех для скорейшего заключения доброго мира, с тем чтобы Бристоль стал последним городом, за который пришлось платить кровавую цену. Было ясно, что недавняя победа откроет самые прекрасные и блестящие виды перед королем — в такой же мере, в какой послужит мрачным и зловещим предзнаменованием для Парламента. Там в это время усиливались прежние раздоры и страхи и лихорадочно предлагались новые спасительные средства — по мнению многих, худшие, чем сама болезнь.

Наконец, получив около этого же времени известие о поражении лорда Ферфакса на севере [Атертон Мур, 30 июня], Парламент постановил срочно отправить комитет обеих Палат в Шотландию, дабы настоятельно просить тамошних своих братьев немедленно выступить с армией ему на помощь. < Многие сочли это отчаянным шагом, и когда Верхняя палата назначила членами посольства графа Ретленда и лорда Грея из Уарка, то первый из них уклонился, сославшись на нездоровьем второй отказался столь решительно, что даже угодил за это в Тауэр. В конце концов, в Шотландию отрядили одних лишь коммонеров, в том числе сэра Уильяма Армина и сэра Генри Вена-младшего, а также двух влиятельных проповедников, м-ра Маршала и м-ра Ноя. Впрочем, сами Палаты чувствовали глубокую неудовлетворенность -ведь им пришлось звать на помощь чужеземные войска, иначе говоря, прибегнуть к тому самому средству, в использовании которого они так долго и несправедливо обвиняли короля; все, исключая самых отчаянных, желали мира, и сам граф Эссекс, в письме к спикеру Палаты общин о нуждах своей армии, настойчиво советовал Парламенту направить Его Величеству разумные мирные предложения. К тому же граф по-прежнему поддерживал тесные сношения с лордами - сторонниками примирения с королем, а в своих посланиях к Палатам требовал, и весьма сердито, очистить его от клеветнических обвинений в бездействии после взятия Ридинга, как бы намекая, что если этого не сделает Парламент, то он сам найдет способ восстановить свою честь.

Все это внушало Палатам самые мрачные предчувствия; король же и члены его Тайного совета размышляли о том, как использовать подобные настроения в интересах мира. Прямые переговоры стали невозможными после недавней парламентской прокламации, которая повелевала судить как лазутчика всякого, кто, не имея особого дозволения от Палат, явится к ним с посланием от короля (таким образом, Палаты, все еще именуя себя Великим советом короля, по существу прерывали всякое общение с Его Величеством). Некоторые из советников Его Величества полагали, что королю следует распустить Парламент, поскольку заседающие в Палатах особы совершили множество изменнических деяний и тем самым утратили право называться Парламентом. Но большинство сочло такую меру несправедливой, ведь измена тех, кто остался в Лондоне, сама по себе не могла лишить законных прав лордов и коммонеров, покинувших столицу; к тому же объявление Парламента распущенным вопреки утвержденному ранее королем парламентскому акту могло бы произвести неблагоприятное впечатление в стране и обернуться для Его Величества самыми дурными последствиями.