И всякому рад Ты, кто мнит Тебя чашею
ныне и впрок.
Еще не остыл Ты, чудесный урок,
и я окунусь в Твою глубь глубочайшую,
где жизнь обнаружится тихо и в срок.
x x x
О, нерукотворный, но - год за годом
но - атом на атом - Тебя мы творим.
Ты, Вечный Собор, кто сомкнет Тебя сводом?
Ты ль - зрим?
Что, Господи, Рим?
Повержен кумир.
Что, Господи, мир?
Он рухнет под нами
прежде, чем Храм Твой блеснет куполами,
прежде, чем Лик Твой, лучистая пыль,
сверкнет на мозаике в тысячи миль.
Но, бывает, во сне я Твой Трон
созерцаю со всех сторон,
будто строю,
от начала, подножия,
до венчика золотого.
Вижу, Боже, я:
силы утрою
и ляжет камень замковый.
x x x
Ведь был же Один, кто возжаждал так, Боже:
значит, можем и мы, значит, мы плодоносим.
Пусть даже все копи Твои забросим:
коль в горах моют золото, что же,
не найдется охотника на лоток?
Даже если и так, то прорвется поток
и, взболтав сокровенную взвесь,
вынесет слиток.
Пусть бы мы не хотели, устав от попыток:
_Бог здесь_!
x x x
Кто миротворцем ублажил нелепость
своей судьбы, и благодарно плоть
постиг,
изгнав ее хохочущую хоть:
тот празднует _иначе_ - Ты, Господь,
Ты - гость его, покуда вечер тих.
Ты - собеседник, одиночеств друг,
в покоящейся точке монолога,
и всякий круг, - где циркуль ищет Бога,
вращаясь, время раздвигает вдруг.
x x x
С какой за кисти я хватаюсь блажи?
Когда _пишу_, не замечает Бог.
Тобой _дышу_. На грани чувств, далек,
Ты островками проступаешь. Я же
Твоим очам, и не мигнувшим даже
пространства ток.
Отныне нет Тебя в Твоем сиянье,
где даль мелодией в напоминанье,
как ангелы, еще Тобой звучит...
Живешь в последнем Ты своем дому:
во мне - ждать эха небу Твоему.
А сердце умное молчит.
x x x
Аз есмь, Господь, Ты слышишь? Вечный Страх,
не слышишь, как пылаю страха ради?
И окрыленны, чувства в горнем граде,
что белый свет в Твоих очах.
Моя душа в молчанье, как в лучах,
к Тебе припала - ах, Ты не глядишь.
Моей молитвы зреющую тишь
не видишь? - деревом, цветущим к маю.
Ты спишь? - я сон Твой, но не донимаю.
Вольно не спать? - Что ж, я - Твоя же Воля.
И крепок ей. И властвовать я рад,
молчаньем звезд покоясь и глаголя,
объемля времени чудесный град.
x x x
Нет, жизнь моя - не этот час отвесный,
где - видишь Ты - скорей к Тебе спешу.
Я - дерево в пейзаже духа, тесно
сомкнув уста, я - голос бессловесный,
тысячеуст я, и Тобой дышу.
Я - немота между двумя тонами,
они так плохо ладят меду нами:
неверный _тон_ - смертный стон кругом.
Но в темном интервале, временами
Дух говорит.
И вот: горит псалом.
x x x
Когда б ребенком рос я где-нибудь,
где час все тоньше, день все невесомей,
Тебя я праздновал бы в их проеме,
и пальцами Тебя касался чуть,
а не сжимал испуганно - поверь.
Там я бы мог Тебя терять всечасно,
Ты, безоглядное Здесь и Теперь.
Бросать, как мяч,
в волнующий, прекрасный
миг, чтоб другой, вдруг, покорясь минуте,
летел, горяч,
с Тобою падая в веселой жути,
ведь Ты - Суть Сути.
Клинком во тьме Ты б мог сверкнуть, и
золотой
каймой кольца, и будь я
там, замкнул бы Твой
печаткой четкою - огонь,
чтобы рука еще белей была.
Я б начертал Тебя - стена мала!
на небесах - цвети, моя хвала!
Твои, Господь, вершил бы я дела,
титан, колосс: тут пламя, там скала,
а там самум, сжигающий дотла
не так,
иначе все: Тебя нашла
моя печаль...
Друзья все дальше - смех
теряется в саду, везде - щеколды,
а Ты... Ты выпал из гнезда, щегол Ты,
птенец, и клюв свой раскрываешь желтый
мне хуже всех теперь, тоскливей всех
(рука моя огромна, как на грех).
Я палец к Тебе подношу с каплей воды из ключа,
и жду, не заставит ли жажда Тебя потянуться
за ним,
и чувствую: наши сердца наполняются вместе,
стуча,
страхом одним.
x x x
Я нахожу Тебя во всем, что стало,
как брату, близким мне, почти моим:
зерном лучишься Ты в пылинке малой,
величественно Ты в великом зрим.
Легчайшая игра, всегда на страже
сил, проступающих сквозь вещь и суть:
взойдя в корнях, в стволах исчезнуть даже,
чтобы, воскреснув, сквозь листву блеснуть.
x x x
_Голос юного брата_:
Истекаю, истекаю,
как сквозь пальцы - течет песок.
Столько чувств во мне, жажда во мне какая,
в каждой жажде, свой промысел: Твой урок.
Не одно я знаю чувство больное,
что ноет - о, пламенея.
Да, но в сердце - всего больнее.
Пусть я умру. Один. Пусти.
Смогу, я знаю,
так страх свой сжать в горсти,
что пульс сломаю.
x x x
Вот, Господи, кто вновь Твой строит замок:
вчера дитя, наученный от мамок,
как руки складывать пред входом в храм
фальшивым жестом из провальных драм.
Не знает правая, что делать с левой
дать Богу знак или бежать от гнева?
О, слишком много - две руки.
Еще вчера - валун на дне реки
был лоб омыт часов потоком,
все только рябь, все волны на широком
лице воды, но глянет небо оком,
нависнув ненароком, невпопад...
тот взгляд
сегодня погружен в пучины
истории всемирной, дух причины
под следствием до Страшного Суда...
Нам явят Лик пространств иных глубины:
Свет не от света, Тень - не от лучины,
начнешься Книгой Ты, как никогда.
x x x
Ты - благодать, и Ты ее закон,
созрели мы, борясь в Твоем же лоне,
святая родина, где мы - в полоне,
Ты - лес, в котором мы плутаем, сони,
Ты - песнь, молчальники мы в общем стоне,
Ты - сеть времен
с уловом беглых чувств в конце погони.
Так взялся Ты в бесчисленных бутонах,
в тот день, как, радуясь, посеял нас,
так зрели в солнцах мы Твоих бездонных,
так разрослись, пробившись в щель и в паз,
что мог бы в людях, в ангелах, в Мадоннах
Ты в этот тихий завершиться час.
Со склона неба простирая длань,
прости: во тьме мы строим, Божья Рань.
x x x
Мастеровые мы: мы строим вместе
Тебя, высокий неоглядный свод.
Но вдруг однажды, словно блик на жести,
блеснет приезжий мастерством предвестий
иначе, с трепетом, он плинф кладет.
И мы с лесов сходить не будем шатких,
и молот будет бить до ломоты
в плечах, пока, лучащийся в отгадках
Твой, Боже, час не поцелует хватких,
нас, в лоб, в лицо, о, ветер с моря - Ты.
И выше гор - гром_а_ и грохотанья,
согласный стук кидает стык на стык.
Лишь в сумерки оставим темный лик:
и, проступив, забрезжут очертанья.
Как Ты велик!
x x x
Ты так велик, что я в Твоей тени
не существую, вопреки завету.
Так темен Ты, что моему рассвету
нет смысла брезжить в те же дни.
Высоким валом - Воля эта:
рассвет в ней тонет искони!
Но до чела Господня доросла
моя тоска, мой бедный ангел света,
не узнан, не прощен и без ответа...
до Господа - концом крыла.
Нет, не летать - полет постыл ему,
где стаи лун безжизненны и дики
и берега скрываются во тьму.
Огромных крыльев огненные блики
раздвинут дуг Твоих надбровных тень,
чтобы открылось вдруг, как ясный день,
действительно ль он проклят, светлоликий!
