Основой публикуемого им текста Жуковский выбрал — и совершенно правильно — писарскую копию (ПК) со вписанными в нее Пушкиным поправками смыслового и стилистического характера, а также с его автоцензурной правкой, рассмотренной нами выше. Но последняя не удовлетворила редактора — Жуковский тотчас увидел, что она скорее всего не закончена поэтом, во всяком случае не проведена в самом важном случае: угроза Евгения «Добро, строитель чудотворный! Ужо тебе!» оставлена в неприкосновенности. Пушкин не мог отказаться от этих слов, в которых сосредоточена мысль поэмы, а Жуковский, уяснив себе направление цензорских помет Николая, считал, что сохранение их может вызвать новое запрещение всей поэмы. Вместе с тем редактор внес несколько переделок стилистического порядка, не вызванных цензурными требованиями и в которых не было нужды. В этих случаях, по справедливому замечанию П. Е. Щеголева, «даже дружеская приязнь Жуковского к Пушкину не может ни в какой мере оправдать его притязаний на исправление текста». [491]
Поправки и цензурные переделки Жуковского легко отличимы в тексте ПК, так как они внесены карандашом. Мы приводим их в порядке стихов поэмы, вслед за соответствующими текстами Пушкина (по ПК со всеми поправками самого Пушкина, стилистическими и цензурными):
Стих 111 Пушк. Мое перо [к тому же] дружно
Жук. Мое перо уж как-то дружно
121 Пушк. Ни о почиющей родне
Жук. Ни о покойнице родне
193 Пушк. Лодки [492] под мокрой пеленой
Жук. Садки под мокрой пеленой
258 Пушк. Стоит с простертою рукою
Жук. Сидит с простертою рукою
259 Пушк. Седок на бронзовом коне
Жук. Гигант на бронзовом коне
383 Пушк. И бьясь об гладкие ступени
Жук. И бьясь о гладкие ступени
402 Пушк. Седок с простертою рукою
Жук. Гигант с простертою рукою
410-413 Пушк. Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой,
Того, чьей волей роковой
Под морем город основался…
Жук. Кто неподвижно возвышался
Во мраке с медной головой
И с распростертою рукой
Как будто градом любовался
Стихи 413-423 Пушкина:
Под морем город основался…
Ужасен Он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О, мощный баловень судьбы!
Не так ли ты скакал над бездной
И осадив рукой железной
Россию поднял на дыбы?
у Жуковского перечеркнуты карандашом и в «Современнике» и в посмертном издании отсутствуют.
Стихи 424-426 Пушк. Кругом скалы, с тоскою дикой
Безумец бедный обошел
Жук. Безумец бедный обошел
Кругом скалы с тоскою дикой
430-438 Пушк. Глаза подернулись туманом
[По сердцу пламень пробежал]
И дрогнул он — и мрачен стал
П<е>ред недвижным Великаном
И перст с угрозою подняв
Шепнул, волнуем мыслью черной
«Добро, строитель чудотворный!»
«Уже тебе!.. Но вдруг стремглав…
Жук. Глаза подернулись туманом…
По членам холод пробежал
И дрогнул оп — и мрачен стал
Пред дивным русским Великаном
И перст свой на него подняв
Задумался. Но вдруг стремглав
468 Пушк. В его лице изображалось
Жук. В лице его изображалось
Переделки цензурного характера, внесенные в ПК самим Пушкиным (в августе-сентябре 1836 г.) и потом Жуковским (в марте 1837 г.), показывают, какой тяжелой, по существу неприемлемой для Пушкина операции подверглась его последняя поэма, высшее достижение его творческого гения.
Сам Пушкин в ряде мест испортил ее и исказил. Так, замена слова «Кумир» словом «Седок» (стихи 259 и 402; в третьем случае — стих 424 — изменен был весь контекст этого слова) лишила образ памятника Петра его глубокого смысла и вместе с тем повредила ему в художественном отношении.
В оставленных Пушкиным без изменения стихах 410-411:
Кто неподвижно возвышался
Во мраке медною главой —
Жуковский внес во второй стих поправку, совершенно несовместимую, казалось бы, с его тонким художественным вкусом, хотя она заключалась всего в одной букве:
Во мраке с медной головой.
Это придало стиху просторечно-иронический оттенок, или даже, как писал Щеголев, «неожиданно пошлый оттенок, который — легко представить — не мог бы не привести в неистовство Пушкина». [493]
Далее, в стихе 420 и следующих, Пушкин заменил «властелина судьбы» на «баловня», что, разумеется, исказило смысл этого обращения в Петру, так же как и поправка в следующем стихе, где слова «скакал над бездной» стали непонятны и бессмысленны. Но эти переделки не удовлетворили осторожного Жуковского, и он вычеркнул весь отрывок (стихи 413-423).
Коренной переделке Пушкин подверг пять стихов (424-428), предшествующих центральному моменту — угрозе Евгения, которую он во что бы то ни стало хотел сохранить. «Подножие кумира» сменилось «тоскою дикой», а дальше явились незначащий стих «И надпись яркую прочел» и «великая скорбь», которой «стеснилось» сердце Евгения, хотя, рисуя состояние своего героя один на один перед памятником, поэт вовсе не думал ни о его «тоске», ни о «скорби». Характерно, что эту редакцию Жуковский сохранил, не подвергая дальнейшей правке.
Наконец, кульминационный момент поэмы — угрозу Евгения «строителю» (стихи 430-438) — Пушкин решил сохранить в целости, несмотря на ясное указание царственного цензора на ее неприемлемость. Он попытался несколько ослабить предшествующие угрозе стихи: слова «По сердцу пламень пробежал» он вычеркнул, вероятно не найдя им сразу замены; «Вскипела кровь» заменил нейтральным «И дрогнул он»; «горделивого истукана», безусловно неприемлемого для цензуры, сменил на нейтрального «недвижного великана», а выразительное изображение напряженно-яростного состояния героя — «зубы стиснув, пальцы сжав» — переделал на менее выразительный, но зато прямо говорящий об угрозе стих — «И перст с угрозою подняв». Вычеркивать краткую, но полную внутреннего напряжения и указывающую на будущее угрозу Евгения «Добро, строитель чудотворный! Уже тебе!..» он не стал, не найдя в себе силы на такой почти самоубийственный акт.
