Объявится Арахлин-град,
 Украшенный ясписом и сардисом,
 Станет подорожник кипарисом,
 И кукуший лен обернется в сад.
    Братья, это наша крестьянская красная культура,
 Где звукоангелы сопостники людских пабедок
 и просонок!
 Карнаухий кот мудрей, чем Лемура,
 И мозг Эдиссона унавозил в веках поросенок.
    Бодожёк Каргопольского Бегуна — коромысло
 весов вселенной,
 И бабкино веретено сучит бороду самого Бога.
 Кто беременен соломой, — родит сено,
 Чтоб не пустовали ясли Мира — Великого Единорога.
    Чтобы мерна была жвачка Гималайнозубых полушарий,
 (Она живет в очапе и в ткацком донце.)
 Много на Руси уездных Татарии
 От тоски, что нельзя опохмелиться солнцем.
    Что луну не запечь, как палтосу, в тесто,
 И Тихий океан не влить в самовар.
 Не величайте революцию невестой,
 Она только сваха, принесшая дар —
    В кумачном платочке яичко и свечка,
 (Газеты пищат, что грядет Пролеткульт.)
 Изба — Карфаген, арсеналы же — печка,
 По зорким печуркам не счесть катапульт.
    Спешите, враги — легионы чернильниц,
 Горбатых вопросов, поджарых тире,
 Развеяться прахом у пахотных крылец,
 Где Радужный Всадник и конь в серебре!
    Где тропка лапотная — план мирозданья,
 Зарубки ступеней — укрепы земли,
 Там в бухтах сосновых от бурь и скитанья
 Укрылись родной красоты корабли.
    Вон песни баркас — пламенеющий парус,
 Ладья поговорок, расшива былин…
 Увы! Оборвался Дивеевский гарус,
 Увял Серафима Саровского крин.
    На дух мироварниц не выйдет Топтыгин,
 Не выловит чайка леща на уху…
 Я верю вам, братья Есенин, Чапыгин, —
 Трущобным рассказам и ветру-стиху:
    Инония-град, Белый скит — не Почаев,
 Они — наши уды, Почаев же — трость.
 Вписать в житие Аввакумов, Мамаев,
 Чтоб Бог не забыл черносошную кость.
    И вспомнил Вселюбящий, снял семь печатей
 С громовых страниц, с ураганных миней,
 И Спас Ярославский на солнечном плате
 Развеял браду смертоноснее змей: —
    Скуратовы очи, татарские скулы,
 Путина к Царьграду — лукавый пробор…
 О горе! В потире ныряют акулы,
 Тела пожирая и жертвенный сор.
    Всепетая Матерь сбежала с иконы,
 Чтоб вьюгой на Марсовом поле рыдать
 И с Псковскою Ольгой, за желтые боны,
 Усатым мадьярам себя продавать.
    О горе, Микола и светлый Егорий
 С поличным попались: отмычка и нож…
 Смердят облака, прокаженные зори —
 На Божьей косице стоногая вошь.
    И вошь — наша гибель. Завшивело солнце,
 И яростно чешет затылок луна.
 Рубите ж Судьбину на баню с оконцем,
 За ним присносущных небес глубина!
    Глядите в глубинность, там рощи-смарагды,
 Из ясписа даль, избяные коньки, —
 То новая Русь — совладелица ада,
 Где скованы дьявол и Ангел Тоски.
    Вперяйтесь в глубинность, там нищие в бармах
 И с девушкой пляшет Кумачневый Спас.
 Не в книгах дозреет, а в Красных Казармах
 Адамотворящий, космический час.
    Погибла Россия — с опарой макитра,
 Черница-Калуга, перинный Устюг!
 И новый Рублев, океаны — палитра,
 Над Ликом возводит стоярусный круг —
    То символы тверди плененной и сотой
 (Девятое небо пошло на плакат),
 По горним проселкам, крылатою ротой
 Спешат серафимы в Святой Петроград.
    На Марсовом Поле сегодня обедня
 На тысяче красных, живых просфорах,
 Матросская песня канонов победней,
 И брезжат лампадки в рабочих штыках.
    Матросы, матросы, матросы, матросы —
 Соленое слово, в нем глубь и коралл;
 Мы родим моря, золотые утесы,
 Где гаги — слова для ловцов — Калевал.
    Прости, Кострома в душегрейке шептухи!
 За бурей «прости» словно саван шуршит.
 Нас вывезет к солнцу во Славе и Духе
 Наядообразный, пылающий кит.
      В 1954 году, в издательстве имени Чехова, в Нью Йорке, вышло под ред. Бориса Филиппова «Полное собрание сочинений» Николая Клюева в двух томах. Названо «полным» оно было издательством, хотя сам редактор указывал на неполноту этого собрания — в предисловии к первому тому. Но, конечно, это было наиболее полное собрание произведений Клюева из всех, к тому времени вышедших: оно включало в себя и впервые в нем опубликованную поэму «Погорельщина», и много стихотворений, не входивших ни в один из сборников Клюева. Был и еще один изъян в чеховском собрании произведений Клюева: редакторы издательства исключили несколько строк Клюева — по соображениям моральным.
Никак нельзя утверждать, что это наше издание представляет полное собрание произведений поэта: нами не разыскано несколько его стихотворений, опубликованных в редких и недоступных нам сборниках и газетах, едва ли можно считать, что исчерпаны все возможности для нахождения и еще никогда неопубликованных стихов и прозаических вещей Клюева. Найдено, главным образом г. Гордоном Мак-Вэем, много, может быть, все, что находится в литературных архивах Москвы и Ленинграда. Но многое может еще быть найдено в частных литературных собраниях, многое еще может быть обнаружено в провинциальных архивах.