Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя - Нимье Роже

–  Итак, никакой надежды?

–  Мой дорогой д'Артаньян, вы меня огорчаете. Вы обратили внимание, с каким блеском я выиграл эту битву?

–  С величайшим. Всю честь победы вы приписали герцогу Энгиенскому.

–  Покойный король просил меня об этом. Неужели вы, видя меня лицом к лицу с врагом, подумали, что я отступлю, получив известие, что Ла Фон нашел себе где?то убежище?

–  Да, но что ж нам все?таки делать?

–  Прежде всего нужно дождаться совершеннолетия короля. Затем я поддержу его в мысли, что королевство нужно увеличить. Нрав у него горячий, так что трудностей в этом деле не предвидится. Мы завоюем Нидерланды, Фландрию, Германию. Если Ла Фон спрячется, мы дойдем до Италии или до Испании.

–  Ну, а если он укроется в Англии?

–  Дорогой друг, существует семнадцать способов завоевать Англию, как зимой, так и летом, в любое время?года. Я изложил все это на бумаге, и документы надежно спрятаны в одной из моих крепостей, я не желаю, чтоб эти тайны стали добычей невежд.

–  Значит, Ла Фон будет схвачен?

–  Со временем, несомненно. Мы будем воевать ровно столько, сколько понадобится, но добьемся мира.

–  Вы меня успокоили.

–  Насчет мира?

–  Нет, насчет войны. А ваши научные труды, которые были в вашем багаже…

–  Я слушаю вас.

–  Вы не боитесь, что ими воспользуется посторонний?

–  Не думаю, чтоб это было возможно. Видите ли, д'Артаньян, Господь дал мне замыслы, по?существу, неисчерпаемые. Я, разумеется, могу их развить и разработать в деталях. Но тогда пострадают другие мои изобретения, которые будут необходимы человечеству в будущем. Я ограничился лишь набросками в самом общем виде.

–  Шестнадцать тысяч страниц?

–  Что?то в этом роде.

–  Записывали вы сами?

–  Сначала я диктовал на древнегреческом, потом перешел на древнееврейский. Вы знаете, временами приятно думать на этом языке.

–  Все оттого, что вы беседуете на нем с пророками.

–  Очень может статься.

–  Разрешите еще последний вопрос, очень нескромный?

–  Разумеется.

–  Когда вы беседуете с Господом Богом, к какому языку вы прибегаете?

–  Д'Артаньян, вы привели меня в замешательство.

–  В таком случае я беру свой вопрос обратно.

–  Нет. Я все?таки вам отвечу. Мы объясняемся мимикой и жестами.

–  Как же это возможно?

–  Я хмурю бровь, вздуваю ноздрю, а Он перемещает облако, зажигает звезду. Это беседа без грамматики и словаря, но ясная до предела.

XLIX. ПОСЛЕДНИЙ УДАР

– Друзья мои,– возгласил д'Артаньян,– вот победитель сегодняшнего дня, – это муж, который более летает, чем ходит и общается с Богом, едва выдается свободная минута. Маршал, я представляю вам графа де Ла Фера, человека с сердцем греческого героя, господина дю Валлона, человека с силой Геракла и шевалье д'Эрбле с разумом эллина.

– Ого! – воскликнул Пелиссон, – сердце, сила, разум – да это же темы для тех трех картин, которые я предложил одному из своих друзей?художников. Фамилия этого малого Рембрандт, он расписывает панно в моем замке.

– Кажется, вы сказали Рембрандт?

– Да, да. Делает он это великолепно. Правда, чуть мрачновато.

– Где находится ваш замок, дорогой маршал?

– Главным образом в О?Суаль, вблизи Кастра.

– Почему главным образом?

– Потому что по странному капризу архитектора все службы расположены в окресностях Тулузы.

– Но от Тулузы до Кастра не одно лье пути…

– В тем то и дело,– вздохнул в ответ знаменитый воин, – из?за этого пища успевает порой остыть.

– У меня есть на этот случай отличнейший рецепт, – вмешался Портос.

– Не желаете ли поделиться со мной?

– Я приказываю зажарить с утра на вертеле шесть отборных цыплят. Затем мой пекарь разрезает два добрых хлеба, только что вынутых из печи, и вынимает из них мякоть. Затем повар засовывает туда цыплят. Хлебы закрывают, и я ем все целиком в десять утра, если я в отъезде.

– А у меня, – заметил Арамис, – есть специальные конфеты, которые мне привозят из Испании, они служат мне пищей в случае необходимости. Их изготовляют из смеси шоколада с сахаром, кофеи плодов хинного дерева.

– А у меня,– отозвался Атос,– есть мой кубок. И он наполнил его розовым бузи.

– А у вас д'Артаньян?

– У меня? Я прошу Планше принести мне фрукты в сахаре. Ну вот такие, какие он сейчас готовит.

–  Ну а если Планше не при вас?

–  Если нет Планше, я пропал.

Планше покраснел до корней волос. Великий маршал помог добраться до самой сути, испытать большего счастья возможности не было.

– Следует заметить, – продолжал Пелиссон, – аппетит – великолепная вешь. Ничто не огорчало меня так последнее время, как вид покойного короля: бледное лицо с лихорадочным румянцем на щеках и полное отсутствие аппетита.

– Вы были свидетелем его последних минут? – осведомился Портос.

– Я не мог оказать ему эту услугу, поскольку он просил меня выиграть сегодняшнюю битву. Но я слышал едва ли не последние произнесенные им слова, великие слова, господа, слова христианина и короля.

– Что ж это были за слова?

– Заметив, что я в спальне, он сделал мне знак отойти от окна, чего я, признаться, сперва не понял. Он хотел посмотреть на солнце. И тогда он мне сказал: «Пелиссон, зачем ты отнимаешь у меня то, чего не в состоянии мне дать?»

– Прекрасные слова,– заметил Арамис.

– Покойный король обращался к вам на «ты»? – поинтересовался Портос.

– Он изволил видеть во мне родственника с того самого дня, как в Па?де?Сюз я спас ему жизнь.

– Вы никогда мне этого не рассказывали, – заметил д'Артаньян.

– Пустяковое дело. Я скакал бок о бок с государем, когда он вдруг заметил, что я дышу со свистом. «Возьмите Пелиссон»,– сказал он,– и протянул мне свой обшитый кружевами платок. Для этого ему пришлось наклониться в мою сторону. В эту самую секунду пуля от мушкета просвистела мимо его уха. «Пелиссон, – сказал он мне, – твой насморк спасает жизнь королей, сохрани мой платок на память и сообщи, не желаешь ли ты вышить на нем корону графа или маркиза».

– Но на герцога он все?таки не покусился,– заметил с Серьезностью д'Артаньян.

– Нет. Однако мне известно через его камердинера, что он намеревался женить меня на одной из своих племянниц, чтоб я находился у него под рукой и чтоб вел более размеренный образ жизни в том самом смысле, в каком вы это понимаете, д'Артаньян. Это был великий монарх!

– Да, это был монарх,– отозвался Атос.– Боюсь, что после него будут либо призраки, либо тираны.

– Его упрекали в том, что он всего лишь тень Ришелье.

– Быть тенью Ришелье – не так уж мало, – заметил Атос.

– Да, но он был неблагодарен, – вставил Арамис. – Мой бедный Сен?Мар…

– Вы знали Сен?Мара, Арамис? Арамис покраснел.

–  Боже мой, да кто же его не знал? Красивейший мужчина, одно из лучших сердец во всей Франции.

–  Кажется, его смерть сильно вас опечалила?

–  До такой степени, что я отправился путешествовать, чтоб попытаться забыть об этом.

–  Вот почему вы очутились сперва в Испании, потом во Фландрии, где вас и отыскал Планше, – заключил Атос.

–  А я?то считал, что вы сбежали в связи с арестом Сен?Мара, – ляпнул Портос.

Арамис вновь покраснел, и Атос пришел ему на помощь:

– Если ничего не можешь сделать для друга, то самое разумное – не множить его горестей, отдаваясь в руки недоброжелателей. Особенно, если у власти стоит зверь, который сеет смерть.

Арамис поблагодарил Атоса улыбкой.

–  Людовик XIII не был таким уж неблагодарным человеком. Мой брат Витри в одно мгновение стал и маршалом Франции, и герцогом.

–  У него были заслуги перед королевским домом, – заметил Арамис.

–  Покойный герцог доводился вам братом? – осведомился Атос.

–  Нечто вроде сводного молочного брата: наши кормилицы были в близком родстве.

–  Я упрекаю, однако, короля в том, – заявил Арамис,– что он слишком тиранил королеву.

–  Слишком – это вряд ли возможно,– откликнулся мудрый маршал. – Достоинства моего короля делаются мне все яснее по мере того, как я все лучше познаю жизнь, теряя возможность пользоваться ее благами. Кокетством было его не пронять.