Жозеф Бальзамо. Том 1 - Дюма Александр

— Да, отец. Я возвратился в Страсбург, доложил, сразу же оповестил губернатора господина де Стенвиля, и он тут же примчался.

Едва оповещенный вестовым губернатор прибыл на гласис, раздался барабанный бой, показался кортеж, и мы скорым шагом направились к Кельским воротам. Я был рядом с губернатором.

— Погоди-ка, — прервал его барон. — Ты говоришь, Стенвиль? Я знал одного Стенвиля…

— Родственник министра господина де Шуазеля…

— Это он. Продолжай, продолжай.

— Ее высочество молода, и ей, очевидно, нравятся молодые лица, потому что она довольно рассеянно слушала приветственную речь господина губернатора и все время посматривала на меня. Я же из уважения держался сзади.

«Не этот ли господин был послан мне навстречу?» — поинтересовалась она, указывая на меня. «Этот, ваше высочество», — ответил господин де Стенвиль. «Подойдите, сударь», — приказала она мне. Я приблизился. «Как ваше имя?» — спросила у меня дофина. «Шевалье де Таверне Мезон-Руж», — заикаясь, выдавил я. «Дорогая, запишите эту фамилию в свою памятную книжку», — обратилась дофина к пожилой даме, которая, как я впоследствии узнал, была ее воспитательницей графиней фон Лангерсхаузен, и та действительно занесла мое имя в записную книжечку. После чего, повернувшись ко мне, дофина промолвила: «Ах сударь, в каком вы состоянии из-за этой чудовищной погоды! Право, мне становится неловко, когда я подумаю, сколько пришлось вам из-за меня вынести».

— Как это мило со стороны дофины! Какие прекрасные слова! — хлопая в ладоши, воскликнула Андреа.

— Потому-то я и запомнил все — и каждое слово, и интонацию, и выражение лица, с каким она говорила, — короче все, все!

— Превосходно! Превосходно! — пробормотал барон с выразительной усмешкой, в которой отразилось и отцовское самодовольство, и то невысокое мнение, какое он имел о женщинах, в том числе о королевах. — Ладно, Филипп, продолжайте.

— И что же ты ответил? — спросила Андреа.

— Ничего. Я просто низко поклонился, и дофина ушла.

— Почему же ты ничего ей не ответил? — вскричал барон.

— У меня язык присох к гортани. Казалось, вся моя жизнь сосредоточилась в сердце, и я только чувствовал, как бешено оно колотится.

— Черт побери, когда я был в твоем возрасте и меня представили принцессе Лещинской [44], я нашелся что ей сказать.

— Вы, сударь, гораздо сообразительнее меня, — ответил Филипп с легким поклоном.

Андреа пожала брату руку.

— Воспользовавшись тем, что ее королевское высочество удалилась, — продолжал Филипп, — я прошел к себе на квартиру, чтобы переодеться: мой мундир насквозь промок, так что я имел совершенно жалкий вид.

— Бедняжка! — посочувствовала Андреа.

— Тем временем, — рассказывал дальше Филипп, — дофина прибыла в ратушу, где принимала приветствия горожан. Когда речи закончились, дофину пригласили отобедать, и она проследовала к столу.

Один из моих друзей, майор нашего полка, тот самый, что послал меня навстречу дофине, уверял, будто ее высочество неоднократно обводила взглядом ряды офицеров, присутствовавших при обеде, словно кого-то высматривая.

«Я не вижу того молодого офицера, которого выслали встречать меня, — заметила она, когда во второй или третий раз не нашла того, кого искала. — Нельзя ли ему передать, что я хотела бы поблагодарить его?» Майор выступил вперед и доложил: «Ваше королевское высочество, господин лейтенант де Таверне вынужден был уйти переодеться, дабы предстать перед вашим высочеством в пристойном виде». И почти сразу же после этого пришел я. Я вошел в зал, и буквально через пять минут дофина увидела меня. Она сделала мне знак подойти, и я приблизился. «Сударь, — спросила она, — вы ничего не имели бы против, если бы я предложила вам сопровождать меня в Париж?» «Напротив, ваше высочество! — воскликнул я. — Я почел бы это за величайшее счастье, но я служу в Страсбургском гарнизоне и…» «И?..» «Я могу только сказать, что страстно желал бы этого». «У кого вы в подчинении?» «У военного губернатора». «Хорошо. Я поговорю с ним и все устрою». После этого она сделала знак, что я могу удалиться. Вечером она подошла к губернатору. «Господин губернатор, — сказала она ему, — я хотела бы, чтобы вы исполнили один мой каприз». «Ваше высочество, вам стоит лишь сказать, и ваш каприз станет для меня приказом!» «Нет, я не совсем верно выразилась. Это не каприз, а обет, который я должна исполнить». «В таком случае, я почту своей святой обязанностью способствовать его исполнению. Слушаю вас, ваше высочество». «Я дала обет принять к себе на службу первого француза, которого встречу, ступив на землю Франции, кем бы он ни был, и осчастливить его самого и его семью, если только, конечно, монархи способны кого-нибудь осчастливить». «Монархи суть помазанники Божии на земле. И кто же тот счастливец, которого вы, ваше высочество, встретили первым?» «Господин де Таверне Мезон-Руж, молодой лейтенант, известивший вас о моем прибытии». «Мы все, ваше величество, будем завидовать господину де Таверне, — ответил губернатор, — но не станем препятствовать счастью, которое выпало ему. Его удерживает служба — мы отпустим его, он связан обязательствами — мы освободим его от них; он отбудет вместе с вашим королевским высочеством».

И действительно, в тот же день, когда экипаж ее высочества выехал из Страсбурга, я получил приказ сопровождать его. И с того момента я безотлучно скакал рядом с дверцей кареты дофины.

— Ну и ну! — хмыкнул барон с той же усмешкой. — Ну и ну! Это, конечно, было бы поразительно, но вполне возможно.

— О чем вы, отец? — простодушно поинтересовался молодой человек.

— Да, так, своим мыслям, — отвечал барон.

— И все-таки, дорогой брат, — вступила в разговор Андреа, — я так и не поняла, как при всем этом дофина может приехать в Таверне.

— Потерпи. Вчера вечером, часов около одиннадцати, мы прибыли в Нанси и при свете факелов ехали через город. Дофина подозвала меня. «Господин де Таверне, — сказала она, — прикажите ехать быстрей». Я показал знаком, что дофина велит увеличить скорость. «Завтра я хочу выехать пораньше», — сообщила она. «Ваше высочество желает проехать завтра побольше?» — осведомился я. «Нет, просто хочу сделать остановку в пути». При этих словах меня в сердце толкнуло какое-то предчувствие. «Остановку?» — переспросил я. «Да», — подтвердила ее высочество. Я не произнес ни слова. «Вы не догадываетесь, где я хочу сделать остановку?» — с улыбкой спросила она. «Нет, ваше высочество». «Я хочу сделать остановку в Таверне». «Господи! Зачем?» — воскликнул я. «Чтобы повидать вашего отца и вашу сестру». «Моего отца? Сестру?.. Но откуда вашему высочеству известно…» «Я поинтересовалась и узнала, что они живут в двухстах шагах от дороги, по которой мы едем, — объяснила дофина. — Отдайте приказ остановиться в Таверне».

На лбу у меня выступили капельки пота, и я с трепетом, надеюсь понятным вам, осмелился сказать дофине: «Ваше королевское высочество, дом моего отца недостоин принимать столь высокопоставленную особу». «Отчего же?» — удивилась она. «Мы бедны, ваше высочество». «Тем лучше, — сказала дофина. — Я уверена, что именно поэтому встречу там самый простой и сердечный прием. И как бы ни было бедно Таверне, надеюсь, там найдется чашка молока для друга, для той, кто хочет на миг забыть, что она является австрийской эрцгерцогиней и французской дофиной». «О, ваше высочество!» — с поклоном воскликнул я. И все. Почтение не дозволило мне продолжать спор.

Я надеялся, что ее высочество забудет про свое намерение, что утром свежий ветер дороги развеет эту фантазию, однако ошибся. Когда в Понт-а-Мусоне меняли лошадей, дофина спросила, далеко ли до Таверне, и мне пришлось сказать, что не больше трех лье.

— Экий недотепа! — воскликнул барон.

— А что было делать? Притом дофина, похоже, почувствовала, что я в замешательстве. «Не бойтесь, — сказала она, — я недолго задержусь. Но раз вы грозитесь, что прием будет для меня мучительным, мы будем квиты, так как в день своего прибытия в Страсбург я тоже заставила вас помучиться». Скажите, отец, как можно было противиться после столь любезных слов?